Ultima Ratio (СИ) - Львов Вадим "Клещ"

— Не надо юродствовать, Евгений Вадимович. Не то место и не то время, да и компания прямо скажем — не та. Итак, по делу! Кратко и четко.

Небогатов подобрался.

— Петр Георгиевич! Четких данных пока нет. Но есть некий офицер полиции, пристав Степан Дерюгин, первым прибыл на вызов, пропавшей без вести госпожи Ухтомской. Он же, достоверно известно неоднократно общался с убитым консьержем Евсеевым.

— И что? Это же пристав, в конце концов!!!

— Все верно. Но у него есть брат, Федор, который имеет молокозавод в Можайском уезде, под Рузой. А управляющим у этого Федора, трудится некий Белинский. Вот тот уже наш клиент.

Небогатов протянул Алексееву тонкую папочку.

— Здесь, копии его досье. Я официально запросил в архиве.

Алексеев быстро пробежал глазами текст, и начал одну за другой перелистовать страницы.

— Надо же. Какой интересный управляющий. Настоящее имя Шмулий Яковлевич Вайнруб, дважды судим, первый раз за разбой, по малолетству, второй раз уже чистая политика. Арестован за изготовление взрывчатки и содержание подпольной химической лаборатории. Задержан охранкой киевской полиции в восемьдесят третьем. Осужден на десять лет, признан «особо опасным»…так — так…

— На каторге, активно сотрудничал с агентурным отделением администрации. Срок отбыл полностью но последние четыре года, помощником фельдшера в санчасти каторги, что является серьезным послаблением к его режиму. Вернулся на родину родителей в Полтавскую губернию, где официально работал приказчиком в лавке своего дяди. Четыре года назад перебрался в Новороссийск, Кубанской губернии, где его следы теряются.

— И выплывает он у нас. Три года назад, на молокозаводе, бывшего киевлянина Федора Дерюгина.

Алексеев захлопнул папку.

— Ну что же, интересная информация. Ничего определенного, но, ваше чутьё полевого агента — здесь может здорово помочь.

— Да мне вот подумалось, Петр Георгиевич. Ведь морозильники молокозавода — идеальное место для того, что бы спрятать украденную заразу…

Алексеев откинулся в кресле.

— Смелое утверждение. И все это на основе того, что рекомендации Евсееву при поступлении на службу консьержем — дал именно майор Степан Дерюгин?

— Именно так. Потому что других ниточек, пока не просматривается. Ни одной.

Алексеев кивнул.

— Здесь мне крыть, нечем. Поэтому принимаем эту версию, как рабочую. Я поговорю с вашим начальством. Да, почему вы земской больнице? А не в госпитале Корпуса?? И почему у вас в палате — секретная документация?

— Потому что мне требуется, работать. Вашу просьбу — отменить забыли! Огрызнулся Небогатов.

Палата — под круглосуточной охраной жандармерии, я- офицер с высоким уровнем доступа…продолжил нагнетать Женя, но Алексеев уже примирительно поднял ладонь.

— Хорошо- хорошо. Убедили. Тем более знаю, что семья вас постоянно навещает. Это полезно, для быстрого выздоровления.

Алексеев встал и протянул руку.

— Доведу до своего руководства, ваши смелые теории. Угощайтесь, Евгений Вадимович. Там в пакетах, всякие вкусности, в том числе и ананасы, бананы, лимоны с апельсинами из Елисеевских оранжерей на Истре.

— Спасибо, Петр Георгиевич. Со всей возможной теплотой, отозвался Небогатов, откидываясь на подушках.

Теперь его судьба, была в серенькой, невзрачной папке, находящейся в руках у порученца военного министра. Тут либо грудь в крестах либо голова, в. кхм…ну вы понимаете.

*****

— А этот Небогатов, молодец! Просто умница. Ну надо же за какую мелочь зацепился. За околоточного!

Бородин, не скрывал своего отличного настроения. Наконец то, в руках появилась нить, ведущая к исчезнувшей биологической отраве. Что это именно та нить, которая приведет к цели — Бородин не сомневался ни на минуту.

Алексеев, посмотрел на министра с легким недоумением.

— Что делаем с «Химерой», Денис Владимирович? Наконец спросил он.

Бородин, тут же нахмурился, и резво встал на ноги. Заложив руки за спину, он неторопливо стал мерить кабинет шагами, как бывало в моменты раздумья или особо сильного волнения.

— Придется свернуть операцию. Концы- зачистить.

Сделав еще пару шагов, Бородин с горечью произнес.

— Возле самой финишной прямой…Такое глупое фиаско…Из-за одного человека…

Операция «Химера», задуманная и запущенная Бородиным в обход всех писаных и не писаных законов, правил и параграфов в случае её успеха, однозначно приводила военного министра к роли единоличного диктатора огромной страны. Эпидемия страшной заразы поражала несколько городов на юге Урала и Сибири, что приводило в действие «Закон о национальной безопасности» от 1973 года. Эпидемия есть событие чрезвычайное и в губерниях пораженных модифицированной чумой, вводилось военное положение. Армия- брала на себя обеспечение карантинных мер, Правительство, жандармерия, МВД — все работали у военных на подхвате. Идеальная схема, для постепенного перехвата рычагов власти. Были уже разработаны планы возбуждения ряда уголовных дел, против коррумпированных губернаторов и даже нескольких влиятельных сенаторов. Ведь из-за коррупции и разгильдяйства и связанного с этим развала санитарно-эпидемиологического контроля и губернского здравоохранения- стала возможна вспышка такой заразы. У губернаторов-казнокрадов, тут же найдутся покровители в верхах, в Сенате и Совете министров…Несомненно это «партнерство кровопийц» вызвало бы грандиозный скандал, парализовавший, хотя бы частично работу бюрократического аппарата. И тут появляется ОН. Спаситель, военный министр в окружении верных полков, щедро раздающий вакцину и хлеб с армейских складов и сурово наказывающий(военное положение, как никак) жирных казнокрадов.

Короче перспективы «Химеры», открывались просто захватывающие и вот когда было все готово, такая конфузия. Этот академик, святило биологии, коммерсант от фармакологии, господин Каменев — завалил все дело, поставив во главе научной части проекта неврастеника Куролесова. Видимо Каменев, слишком хорошо знал жизнь микробов и амеб, но совершенно не разбирался в людях…Мальчишка Куролесов — чертовски талантлив, но наивен и глуп в житейских вопросах. Как он снюхался с подпольем (а в этом Бородин не на секунду не сомневался) — узнать вряд ли удастся, но провал жандармерии здесь на лицо. «Зубатовцы» хреновы, совсем работать не умеют! Если бы не любопытный ротмистр Небогатов и пожилой жуир Пален, ситуация вышла бы из под контроля полностью.

Теперь зараза исчезла, но по крайней мере появился нечеткий, но след. Но о «Химере», придется забыть. Слишком высок риск утечки информации о секретных разработках биооружия… Это будет не скандал, это вообще катастрофа.

Вычистить документы, поправить отчетность, убрать некоторых исполнителей.

Словно прочитав мысли шефа, Алексеев тихо спросил.

— Что делать с Каменевым и Небогатовым?

Бородин, покачал головой.

— Каменев, будет молчать. При любых обстоятельствах. Даже под пытками. Провал «Химеры», целиком его заслуга. Его человек оказался с гнильцой и все сорвалось в двух шагах от победы. Думаю, он прекрасно понимает, что в нашем деле — такая ошибка, равносильна приговору. А мы-сохраним ему все- жизнь и положение в обществе. В обмен на молчание…

— Что до Небогатова. Он опасен, но он — мастер своего дела. Настоящий полевой агент с большой буквы. Если его версия верна- организуйте мне личную встречу с этим жандармом. По ее итогам, решу, что с ним делать.

Глава 24

Перспектива. Житомир. Волынская губерния. 10 июня 2001 года.

— Господин лейтенант. Повернитесь на бок. У вас укол по расписанию.

Кряхтя как столетний дед Сергей Дельвиг повернулся на левый бок подставляя свою задницу под безжалостную руку сестры милосердия Капитолины Осинской. Медсестра Капа была крепкая, дебелая тетка лет под сорок, сохранившая остатки былой девичьей красоты несмотря на троих детей и двух мужей. Последний супруг Капитолины, зауряд — прапорщик Николай Осинский, был заведующим склада медикаментов при Житомирском гарнизонном госпитале, дружил с начальником госпиталя и его замом по интендантской части, поэтому в семье Осинских был хоть и умеренный, но — достаток. С началом Галицийской войны, в госпиталя хлынул поток раненных, которых как всегда на Руси, никто не ждал. Контуженный собственной бомбой с штурмовика и наевшийся песка Сергей, был чудом выкопан прибывшей на высоту ротой пластунов дивизионной разведки и немедля отправлен в ближайший тыл вместе с двадцатью семью уцелевшими «охотниками» сводной роты, передового батальона. Несмотря на дорожный хаос, эвакуация раненых, о чудо — чудо, была поставлена начмедом дивизии, подполковником медслужбы Дымовым, на высшем уровне. Грузная «Татра» прыгая по разбитому проселку доставила Дельвига на сортировочный перевязочный пункт дивизии — а оттуда, не теряя времени уже в эвакуационный передовой госпиталь в приграничном Дубно. Провалявшись там два дня и получивший необходимую помощь, Сергея погрузили в переполненный раненными санитарный поезд и отправили на восток. Но Житомирский госпиталь на пятьсот коек — был уже забит до отказа, и Дельвига собирались отправить дальше, но измученный приступами головной боли и тошноты Серега представил себе еще сутки пути в душном и переполненном санитарном вагоне пропахшем гноем, кровью и дерьмом начал орать, что напишет самому командующему округу если его не высадят в Житомире. Таких как он, набралось немало и в дело вступила общественность. Житомирский городской глава, купец первой гильдии Ефим Шуфрич, своим волевым решением, приказал выделить для увечных воинов две сотни коек в земских больницах. Как говорится из чувства глубокого патриотизма и попытки скрыть перед губернской ревизией хищения в отделе здравоохранения. Так Сергей очутился на свежих простынях в неврологическом отделении городской больницы номер два. Все его документы уместились в тонкую «медкарту» заведенную на него еще в Дубно. К раненным и контуженым была приставлена сводная военно-гражданская врачебная бригада и такая же бригада медсестер. Во главе с мощной Капитолиной, взявшей на себя обслуживание офицерских палат. Гражданских сестер милосердия, Капа строго называла «глазастыми мокрощелками» мечтающим урвать себе мужа — офицера любой ценой и поэтому, гражданские сестрички были отправлены присматривать за нижними чинами. В чистой палате, помимо Сергея, было еще трое офицеров- старший по званию, майор Варфоломей Каладзе, адъютант отдельного танкового эскадрона, здорово обгоревший при попытке вытащить из подбитого танка, своего раненного мехвода, капитан — летчик, Антон Клюгенау, сбитый во время разведывательного вылета и трое суток пробиравшийся к своим и наконец, еще один лейтенант — вольноопределяющийся, командир огневого взвода полковых минометов, выпускник Александровского металлургического института, Дмитрий Ольховский. Говоривший на русском со смешным, малороссийским акцентом, которого стеснялся. Самым тяжелым, был Каладзе — у него практически до кости обгорели ноги, когда детонировал топливный бак «восьмидесятого» и его окатило горящим керосином. Грузин по ночам глухо выл от болей и периодически получал укол морфина, после чего затихал. Отрадой майора было то, что его главное мужское достоинство от огня не пострадало. Вторым по тяжести ранения был Ольховский- но здесь явно был фактор невезения. Минометная батарея, где служил Ольховский даже еще не вступила в бой когда сорвавшиеся с крепежа опорная плита, раздробила лейтенанту ступню. Не сделав ни одного выстрела по врагу, Ольховский поехал в тыл и теперь тяжело вздыхая, лежал с жестко закрепленной ногой на «растяжке Елизарова».