Ultima Ratio (СИ) - Львов Вадим "Клещ"

Капитан ВВС, барон Антон фон Клюгенау, самый родовитый из всех лежащих в офицерской палате тоже попал в анекдотичную ситуацию. Его самолет — разведчик И-300Р, был принят слепошарыми зенитчиками за германский фоторазведчик «Хейнкель -220» (хотя как их можно спутать!! Негодовал Клюгенау) и обстрелян по возвращению на родной аэродром. Самолет был подбит и летчику пришлось катапультироваться. Все бы ничего, но приземлившись. Антон был обстрелян какими то о непонятными личностями в полувоенной форме. Пуля продырявила плечо и потерявший сознание барон, был подобран прибывшими уральцами из разведывательного эскадрона десятой Уральской казачьей танковой бригады.

— Эти олухи мать их эти, меня и сбили….а потом они же и спасли…Вот однако, каламбур. Хихикал капитан, потирая простреленную руку.

К прибывшему Дельвигу видя явные признак контузии особо не цеплялись, просто спросили из какой части и чем в армии занимался и потеряли к нему интерес. Чего с контуженным общаться то? Мучение одно и для него и для себя….

Серега особо к общению и не стремился, страдая от приступов мигрени и головокружения. При хождении его мотало, как после хорошей пьянки и даже до сортира приходилось идти держась за стену. Но это лучше чем с Каладзе. Тому перед тем как судно дать — укол обезболивающий в афедронделают.

И все бы ничего, Серега начал было поправляться, но тут пришла беда откуда не ждали. Оказывается, провальный по сути бой под Клекотовым, где погиб в полном составе батальон «охотников» исполняя пьяный приказ генерал-майора Дарницкого — благодаря умелой пропаганде военно-просветительского отдела[34] штаба корпуса превратился чуть не в аналог битвы под Полтавой или Лейпцигом. Начальник отдела, полковник Сыромятин, выпускник кстати кафедры психологии Киевского университета, не зря ел свой хлеб с маслом и мигом превратил поражение в победу умело проведя брифинг с острыми на язык и перо московскими журналистами. Более того, Сыромятин взял на себя смелость провести журналистов, несмотря на близость передовой по позициям сводного батальона в Клекотово. Этот неординарный шаг, спас от немедленного трибунала с закатом карьеры, как не просыхающего Дарницкого, так и его патрона и собутыльника — генерал-лейтенанта Рюмина. На вопрос одного из настырных бумагомарак, кто мол командовал остатками батальона и удержал столь важную позицию, Сыромятин, не моргнув глазом назвал единственного выжившего офицера — лейтенанта Филиппова. По законам пропагандистского жанра хоть один герой-командир — но должен быть живым. И на эту роль идеально подошел Сергей. Вольноопределяющийся, из народа, но с высшим техническим образованием, предпочитающий военную карьеру — работе инженером. Исключительно из высоких патриотических убеждений. Уже утром все газеты вышли славя нового героя и через сутки в ним присоединился сонм радиостанций и телевизионных каналов. Губернская газета «Херсонский вестник», выяснив в каком полку служил герой даже распечатала его фотопортрет на всю передовую страницу присовокупив к нему хлесткий заголовок «Новый русский витязь». Все бы хорошо, если бы не факт, что ты находишься во всероссийском розыске по подозрению минимум в пяти убийствах, попал в армию по подложному паспорту через своих могущественных друзей и тебя ищет изгнанный из-за тебя со службы бывший одесский обер-полицмейстер Сиверс. Точно не для того, что бы выпить с ним чашечку кофе. Сергей в этот момент спокойно катил на восток в переполненном санитарном вагоне.

Где то ближе к полудню, в больничном коридоре раздался топот и какие то возбужденные крики. Дверь в офицерскую палату распахнулась и в помещение ввалилась пестрая и представительная компания. Судя по натянутому на мощные телеса красно-синему вицмундиру[35] и красное лицо в палату вошел никто иной как господин Калязин, статский советник второго класса и губернатор Волыни, рядом с ним стаяла крупная, роскошная дама в умопомрачительном платье более подходящем для парижского подиума чем для земской больницы — надо понимать, супруга губернатора Любовь Калязина- Соколовская и плотный человек с черной бородкой и маслянистыми, бегающими глазами и массивной магистратской цепью — житомирский городской глава, Ефим Шуфрич. В довесок шел старик со слезящимися глазами облаченный в парадный военный мундир с аксельбантами и погонами генерал-майора.

Осмотрев раненых офицеров своим слезящимися глазами генерал — майор отдал честь и представился.

— Господа офицеры! Генерал-майор Подобный, начальник Волынского губернского военно-учетного отдела, а это….

Сзади кровати Сереги, тихо хрюкнул барон Клюгенау

— На кого подобный Подобный….

Генерал, видя такую непочтительность начал стремительно багроветь, как бакинский помидор но тут его опередила дама, сделавшая стремительный рывок вперед в стиле бронекавалерии.

— Ах бросьте вы субординацию, дорогой Иван Саввич! Это же наши израненные герои, истинно-русские богатыри. Входите господа, входите. Дама замахала руками и вскоре и в без того тесную палату, немилосердно оттолкнув генерала и городского главу втиснулось трое репортеров с магнитофонами на плече и фотокамерами с вспышкой.

С обезоруживающей скоростью заблестели фотовспышки и Серега сам и не понял как оказался между тушей губернатора и роскошной грудью его супруги а в кармане уныло-синей больничной пижамы появилась цветочная бутоньерка обернутая в национальный флаг. От губернатора, несмотря на запах парфюма, страшно перло какой то гнилью а от супруги исходил тонкий аромат французских духов.

Тут губернаторша чмокнула Серегу куда то в область виска и проворковала в ухо.

— Еще одно фото с героем Клекотово, Дмитрий, сиди смирно и не дергайся! Прикрикнула мадам на потного супруга. После этого, торопливых рукопожатий и ещё более торопливых пожеланий скорейшего выздоровления, губернатор с супругой и генералом Подобным покинули палату предоставив место для Шуфрича.

Житомирский городничий оказался, как ни странно, нормальным мужиком. Громких слов не говорил, обниматься и фотографироваться — не лез. Подмигнув офицерам он пригласил четырех красивых одетых в местные костюмы с лентами в волосах девиц, каждая из них принесла огромную плетеную корзину со снедью и объёмной бутылкой горилки.

— На здоровье, господа, поправляйтесь Бога ради! Прощебетал Шуфрич и отчалил.

Ошарашенные натиском влиятельных персон, все прибывающие в палате офицеры молчали. Первым, как обычно пришел в себя Клюгенау.

— Горилку то, спрятать надо. Немедленно. Да и вкусности в холодильник перетащить. А то испортятся. Жара вон какая стоит.

— А ти получается у нас герой? Язвительный голос Каладзе отвлек Серегу от стучащей в голове боли.

— Что?

— Ти говорю один герой, да? А ми тогда кто? Скрипел Варфоломей пожирая лицо Дельвига черными и яростными глазами.

— Не начинай Варфоломей! Влез в разговор Клюгенау, стараясь погасить скандал в зародыше.

Тошнота усилилось и лицо танкиста-майора плыло перед глазами.

— Не знаю! Огрызнулся Дельвиг. Я просто лямку тянул, как и все.

Ответ, несмотря на резкость, видимо удовлетворил майора и он откинувшись на подушку выругался на грузинском.

— Вай, горилка-морилка….Лучше бы вина бутылку положили. От вина — кровь чище и раны быстрее заживают.

— Да где здесь вино, Варфоломей? Здесь только горилка или водочка. Это же не Кавказ.

— А еще из вишни компот варят. Мечтательно протянул Ольховский.

— Ай компот еще….Мальчышка! Грозно просипел Каладзе. Антон Федорович, позовите Капитолину…

— Жжет, Варфоломей Вахтангович? Участливо спросил Клюгенау, направляясь к двери.

— Жжет, сил нет…укол бы…что бы полегчало. Тихо простонал майор, вытирая пот с лица и отворачиваясь.

— Не ходите, капитан. Я сам позову медсестру. Сказал Дельвиг останавливая летчика в дверях.

— Да брось. Ты еле на ногах стоишь. Контузия же! Отмахнулся Клюгенау.