Одержизнь - Анна Семироль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Учитель, вы зря волнуетесь, тут всё устойчиво. Отойдите в сторону! – распоряжается мальчишка. – Эта железная верёвка зашибить может!
Трос летит вниз, ударяется о землю с глухим стуком. Жиль удовлетворённо кивает.
– Учитель, Гайтан! Тяните! Я успею спрыгнуть!
– Нет! – рявкает Ксавье. – Пока не будешь на земле – никаких «тяните».
Жиль сползает вниз, глядит сурово. Прячет в карманы руки, подходит к Ксавье.
– Учитель, вы её не сдвинете, если я не подтолкну ближе к верху. Она слишком крепко сидит, – спокойно объясняет он.
– Слышать ничего не желаю, – отрезает священник. – И не желаю тобой рисковать. Отходи, мы её дёрнем.
Жиль пожимает плечами, уходит в тоннель, садится на рельс, разглядывает разодранные штаны. «Я точно знаю, что эта штука не сдвинется», – говорит его выражение лица.
Гайтан и Ксавье вдвоём берутся за трос, отходят максимально далеко, разматывая его на всю длину, резко дёргают. Балка остаётся неподвижной.
– Ну бля… – басит здоровяк расстроенно. – Ну-ка, ещё раз, налегли!
Новый рывок – резкий, сильный, всем весом. И снова нет результата.
– Отец Ланглу, давайте! Мужики мы с вами или это…
Ещё одна попытка. За ней другая. И Ксавье, и Гайтан красные, мокрые, после рывков ноют мышцы и суставы рук.
– Не отступаем! – рычит Йосеф, налегая на трос плечом.
Сорси и Фортен подбегают, хватаются за трос, тянут под счёт. Балка вздрагивает, но это всё, чего они вместе добиваются. Жиль смотрит на очередную попытку, на то, как тяжело дышит отец Ксавье, как металлические волокна оставляют кровавую полосу на плече Гайтана. Встаёт с места, с разбега взлетает на балку, перехватываясь изодранными ладонями.
– Жиль, назад!!! – срывая голос, орёт Ксавье Ланглу.
Мальчишка не слушает, упорно карабкается вверх, раскачивая по пути балку. У самого верха Жиль перехватывается одной рукой за ограждение над тоннелем, оборачивается и кричит:
– На счёт «три» – все вместе! Раз… два… ТРИ!
Упираясь спиной в каменную стену, мальчишка толкает балку всем своим весом. Мужчины и Сорси внизу изо всех сил с рывка тянут трос. Балка вздрагивает, кренится вбок и рушится, уходя влево от рельсов.
– ДА-А-А-А!!! – восторженно орёт Сорси, прыгая на месте.
– Жиль? – взволнованно зовёт Ксавье.
Мальчишка висит на вытянутых руках, неловко вывернув кисти, морщится от боли.
– Живой, – отвечает он.
Жиль перехватывается, с трудом подтягивается и переваливается за край на бетон дороги. Долго лежит на спине, стараясь выровнять дыхание. Смотрит на ободранные руки, понимает, что обратно он по стене не спустится.
– Учитель! – зовёт он.
– Да, Жиль?
– Акеми скажи, что я в порядке. Спущусь чуть в стороне, ладно?
Несколько минут мальчишка отлёживается, потом неуклюже встаёт. Стаскивает футболку, отрывает снизу ленту ткани, рвёт её пополам, перевязывает кровоточащие ладони и медленно, прихрамывая, спускается на железнодорожные пути в стороне от тоннеля, по склону. Обе дрезины уже стоят за пределами каменного коридора, Фортен отвязывает от балки куртку, Сорси промакивает тряпицей рану на плече Гайтана. Судя по его воплям, тряпица смочена в коньяке. Басовитый вой будит Амелию, она сползает с сиденья и насторожённо спрашивает:
– Что – хрень пошатущая пришла?
– Пришла! – отвечает Сорси и кивает в сторону Жиля: – Вон, к нам идёт!
Мальчишку встречают аплодисментами, Гайтан свистит. Акеми тут же бросается осматривать-ощупывать, беспокойно заглядывает в глаза:
– Ты цел? Где больно? На кого ж ты похож… весь в крови, Жиль…
– Ревела? – усмехается мальчишка.
– Бака! – краснеет Акеми.
– Сама такая!
Ксавье подходит, треплет Жиля по светлым вихрам:
– Спасибо, сынок. Но больше так не рискуй.
– Я уже взрослый, Учитель. И не могу не помогать там, где необходимо. Потому не буду ничего обещать. Простите.
Жиль позволяет Акеми увести себя на дрезину, разматывает тряпьё на руках и терпеливо ожидает, пока девушка промоет все его царапины и ссадины.
– И всё-таки ты бака, – вздыхает японка. – Отец Ланглу сказал, что ты мог погибнуть.
– Не погиб бы. Я точно знаю.
– Откуда?
– Ты меня держишь, Акеми. Пока ты со мной, ничего плохого не случится.
Лионский вокзал встречает их обгорелыми развалинами каменных стен и голыми рёбрами балок, видными издалека. Подъехать к платформе не получается: пути забиты вагонами, и кажется, их здесь тысячи. Приходится спешиваться и, взяв по минимуму вещей, пробираться к вокзалу.
– А вдруг мы забудем, где наши дрезины? – беспокоится Амелия, то и дело оглядываясь назад. – Тут всё такое одинаковое…
– Не волнуйтесь, маленькая мадемуазель, – пыхтит, переступая через рельсы, Фортен. – Я на карте сделал отметку, где мы встали. Проблема в другом.
– В чём? – насторожённо спрашивает Ксавье.
– Как выбраться отсюда. Мне потребуется время, чтобы разобраться в схеме путей. Сами видите, что тут творится. И если на нужном направлении будет всё забито вагонами…
– …то мы весело пойдём дальше пешком! – перебивает его Сорси. – Охереть как мило!
– Мадемуазель Морье! – вскипает Фортен. – Будет надо – и пешком пойдём! Придержите язык, если не можете подать хорошую идею! И при ребёнке вас просили не сквернословить!
Рыжая гордо фыркает, поправляет сумку, висящую через плечо, и отходит поближе к Гайтану. Тот с усмешкой подмигивает девушке: не зли очкарика. А потом, поравнявшись с Сорси, шепчет:
– Книги у него тяжёлые. Не успеешь отскочить – хана.
Ксавье и Амелия первыми добираются до края платформы. Священник поднимает девочку, ставит на растресканный бетон, влезает туда же следом. Пока Ксавье помогает забраться на платформу остальным, Амелия разглядывает то, что осталось от вокзала. Арки ржавых балок над головой, свисающие с поперечных конструкций листы стали. Под ногами лужи, оставленные недавним дождём. Колонны, подпирающие высокий потолок на платформах между путями, черны от копоти снизу, а ближе к верху имеют буро-зеленоватую окраску. Девочка трогает одну из колонн пальцем, брезгливо вытирает руку об комбинезон и проходит дальше – туда, где располагался когда-то зал ожидания. Она с опаской косится на трещины в плитке пола и обгорелые остатки скамеек и кресел, заглядывает в каменную кадку метровой высоты.
– В такой штуке в папином доме растёт пальма, – комментирует Амелия себе под нос. – А тут растёт грязь. Фу!
Она глядит на покорёженные давнишним пожаром ажурные дверцы, ведущие с платформ в основное здание, на пустые витрины, заваленные непонятным мусором, и отворачивается. Плечи девочки печально поникают, глаза наполняются слезами. Она вытаскивает из кармана тряпичную кошку, целует её в морду,
