За чертой - Александр Николаевич Можаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потуже стяни под коленом… – кидает мне резиновый жгут.
– Нога не отомрёт?..
– Не отомрёт… Попустим потом…
Приходя в себя, Жека прекращает рычать, но зачем-то матерно кроет нас с Кубанцо́м.
– О-о, это другое дело! – смеётся Кубане́ц. – Наконец человеческая речь из тебя выбралась. Сейчас перамидольчика вколем – вовсе песни играть начнёшь!
– Сможешь уколоть? – спрашивает меня.
– Ещё и как!..
Прямо через штанину делаю Жеке укол. Он уже не кричит. Сцепив зубы, громко отрывисто дышит, на побелевшем лице подрагивают желваки.
Подошла колонна. Бэтмен высунулся из окна.
– Помощь нужна?
Кубане́ц молча махнул рукой, чтоб ехали дальше.
– Будем ждать у Абхаза! – на ходу крикнул Бэтмен.
Колонна перестроилась, теперь её вёл Кот со своими людьми, Бэтмен прикрывал сзади.
Вернулись Ёж с Ужом, приволокли раненого «айдаровца», который дико орал от боли. Уж тащил ещё и трофеи – три автомата и гранатомёт. «Айдаровца» уложили на дорогу, рядом с Жекой.
– Там ещё остались двое двухсотых, – сказал Ёж.
«Айдаровец» чертил головой по асфальту и, сплёвывая кровавую пену, повторял лишь два слова:
– Мамочка, мамонько…
– У тебя ещё остался укол? – хрипло спросил Жека.
– Добавить?.. – нагнулся к нему Кубане́ц.
– Ему…
– Если что, это последний… – предупредил Кубане́ц.
– Ему вколи… – с трудом произнёс Жека.
– Гляди у меня, попробуй только сдохни… – делая укол, грозит «айдаровцу» Кубане́ц. – Вычухаешься, мы потом тебя на кого-нибудь из наших поменяем…
– Ну что, грузим Жеку на заднее сиденье? – говорю я.
– Мы его на заднее не вопрём, – взглянув на Жеку, говорит Ёж. – Давайте через багажник… А на заднее украинского хероя положим…
Вчетвером осторожно втащили Жеку через багажник, уложили головой на заднее сиденье.
– Сань, – осипшим голосом произносит он. – Сепаратист… Вон…
Только тут я замечаю забытого всеми кота, который с перепуга прижался к асфальту и не смел пошевелиться. Подхватываю его на руки, закидываю в «ниссан».
После укола «айдаровец» перестал метаться, хотя дышал по-прежнему тяжело и прерывисто.
– Ну, легче? – спросил Кубане́ц. – Кто и откуда?
– Я… – задыхаясь, прошептал тот.
– Это Сашко, – говорю я. – Сашко?
– Сашко… – глядя на меня с изумлением, шепчет он.
– А там остались Васыль и Мыкола. Так?
– Так…
– Все из Винницы, – взглянув на Кубанца́, говорю я. – У Мыколы там невеста осталась, Оксана – красивая девка, будет теперь плакать и клясть «лютых сепаратов» за то, что разлучили их… Так, Сашко?
Сашко смотрит на меня обезумевшими глазами.
– Прости, Господи… – неожиданно шепчет он.
– Я не «Господи». Господь там, – поднимаю к небу глаза. – Помнишь божьего человека? Он ведь предупреждал вас…
– Господи… – глядя в небо, шепчет Сашко, и губы его обезображивает гримаса, какая бывает у готового заплакать ребёнка. – Господи… – Судорога пробежала по его лицу.
Словно пытаясь ещё что-то сказать, он несколько раз зевнул, вздрогнул всем телом, передёрнул плечами и затих.
– Э-э-э, ты чего?! – закричал Кубане́ц. – Вот же зараза, всё-таки помер… Ну, что теперь с ним?..
– Довезём до Абхаза, – говорит Ёж. – У него оставим. Пусть он там передаёт…
Почему-то смерть «айдаровца» подействовала на всех угнетающе. Долго ехали молча. Сашка, чтоб никому не мешал, уложили калачиком в углу багажника, прислонив спиной к стенке, и только голова его при тряске покачивалась из стороны в сторону, и неприкрытые глаза холодно смотрели на нас пустым, остановившимся взглядом.
«И чего я его жалею?.. Не подоспели б Ежи-Ужи, они бы со своими отмороженными друзьями и меня б с Жекой добили, и автобусы расстреляли б…» – ожесточая себя, думал я, но в памяти почему-то стояли лишь его жалкие всхлипы: «Мамочка, мамонько…»
– Саня, – слабым голосом зовёт Жека.
– Вот он я, – трогаю его за руку.
– Сань, а ты откуда знаешь его?..
– Кого?
– Ну, этого…
– А-а-а. Да так, познакомился на одной «вечеринке»… Обычный дуралей, каких там предостаточно…
– Оксанку кадрили?
– Типа того…
– И как Оксанка?..
– Жек! Ты даже сейчас об этом… Тебе самый раз за оксанок думать…
– Значит, пойдёт на поправку! – весело заключает Кубане́ц. – Верный признак! Раз вспомнил за баб – выживет!
Звоню Бармалею:
– Организуй на Северный «скорую».
– Я уже знаю, – говорит он. – Как Жека?
– Да…
– Понятно… «Скорая» уже ждёт…
На Северный приехали с опозданием. Люди из нашей колонны уже пересекли границу, толпятся у встречающих их машин, словно в пасхальный день, обнимаются, целуются со своими близкими, кто-то плачет, кто-то смеётся. Мы, взяв со «скорой» носилки, переносим Жеку.
– Чья бабушка?! – озираясь по сторонам, кричит водитель автобуса.
– Моя… – машу ему рукой. – Пусть посидит немножко, сейчас заберу…
Наконец Жеку отправили, бегу к автобусу. Мать сидит на первом сиденье, хлюпает носом.
– Ну, что такое?! – бодро кричу ей на ухо.
– Я думала, ты меня бросил… – с детской обидой в голосе произносит она.
– Надо ж придумать такое… – ворчу я, но на ухо кричу другое: – У нас машина поломалась, потому и отстали!..
Прижав к себе кота, прибежал Ёж. Передавая его мне, смеётся:
– Опять чуть не забыл Сепаратиста!
Обнялись на прощанье.
– Белочке привет, – говорю я. – Пусть завязывает бухать…
С российской стороны машины с беженцами разъехались, стало пусто и тихо, только в стороне Луганска всё ещё побухивали гаубицы, да с шипением раздирали воздух ракеты «Градов».
– А мы почему не едем? – спрашивает мать.
– Таксиста видишь? – указываю на «Майора», который, расстелив на капоте карту, всё ещё о чём-то разговаривает с Бэтменом. – Сейчас он освободится, и поедем…
За чертой
После Медового Спаса ночное небо всё чаще роняет звёзды. За моею спиной, окрасив нежной охрой макушки деревьев, вставала луна. Нужно переходить, пока она не осветила реку и не выявила меня, идущего вброд к чёрному враждебному берегу. Одному мне известными тропами просачиваюсь за «ленту» к Нижнему хутору. Там, в небольшом флигельке, живёт на своей даче «Пенсионер». На вид он младше меня, выправка выдаёт в нём былого солдата. О нём я практически ничего не знаю, кроме того, что он всё ещё кем-то работает в оккупированной украинскими нациками Станице, и это даёт ему возможность беспрепятственно передвигаться по району. Меня встречает настороженно и не очень дружественно. А может, он просто проверяет меня своими провокационными вопросами?
– Зачем ходишь? – спрашивает он.
– Кому-то надо ходить…
– Твоему «Майору» надо, пусть он и ходит…
– Ему нельзя…
– А тебе можно? – усмехается он. – Ты ему звёзды на погоны зарабатываешь и не факт, что вернёшься…
– Какая разница, кому звёзды, кому кресты – лишь бы поскорей всё закончилось.
– Не для того это всё затевалось, чтоб быстро закончилось, – вновь усмехается «Пенсионер». – Прошлый раз на тебя ставили растяжки. Знаешь?
– Знаю. Я два раза не хожу одной дорогой…
Однажды я, по глупости, поинтересовался, как
