За чертой - Александр Николаевич Можаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стреляют? – кричу ей в ухо.
– Нет, тихо, хорошо…
Она даже не знает, что рядом разбита многоэтажка.
– Я с Жекой. Узнала? – кричу ей.
– Из ЖЭКа?
– Из ЖЭКа, из ЖЭКа, – смеётся Жека. – Пусть думает, что из ЖЭКа, приехал воду чинить…
– Ты одна в доме осталась? – кричу ей.
– Не одна. Люся с шестой квартиры и Терентьевна… Проведывают меня кажен день…
С годами мать огрузла, по комнатам ходила вразвалку, по-утиному разбрасывая ноги, но, как и прежде, была неугомонна и подвижна.
– О господи, чем же я вас кормить буду?.. – озадаченно шепчет она.
Покачиваясь из стороны в сторону, спешно идёт в ванную, где под краном стоит кастрюля, на треть наполненная бурой водой, – видимо, последний её запас.
– Щас, щас, что-то придумаю…
– Не нужно ничего! – кричу ей в ухо. – Я приехал за тобой.
– За мной?
– Да. Забираю тебя к себе.
– Зачем?
– Жить у меня будешь.
– Я никуда не поеду, – неожиданно говорит она. – Как же я дом брошу, тут растянут всё…
– Что тут тянуть?.. – раздражённо ворчу я, но в ухо кричу ей:
– Поехали, внуков проведаешь, и назад!
Проведать внуков она соглашается. Начинает собирать в узелки какие-то кулёчки с остатками крупы, вермишели…
– Оставь! – кричу я. – У нас всё есть!
– Как же я без гостинцев, с пустыми руками к внукам?..
– Пусть берёт, – говорит Жека. – Ей с этими запасами спокойней будет ехать.
Наконец собралась. Мать берёт в охапку кота.
– А этого зачем? Там транспорт детьми переполнен, а мы с котом…
– Я без кота не поеду. Как он останется здесь один?..
– Берём-берём Сепаратиста! – подбадривает Жека. – Он отдельно от всех в нашем УАЗе поедет…
Перед тем как отъехать, Жека советует:
– Ты б там краны все проверил и свет отключи. А то мало ли что у ней тут включено… Вдруг дадут электричество и воду, чтоб беды не случилось…
Кабина УАЗа высоко от земли, мы с трудом подсаживаем мать на сиденье. Я замечаю, как из-за приоткрытой занавески наблюдает за нами седая женщина. «Должно быть, Люся из шестой квартиры», – догадываюсь я и кланяюсь ей. Та кивает в ответ и крестит нас медленной рукой.
Во второй половине дня колонна с беженцами наконец сформирована. Я пересаживаю мать в автобус, на мягкое сиденье, но ей почему-то страшно остаться без меня.
– Ты меня не бросишь? – спрашивает она.
Я тяжело выдыхаю и кричу ей на ухо:
– Мы с Жекой будем рядом ехать! Здесь только женщины и дети.
Выехав с базы, выстраиваемся в одну линию. Первые мы с Жекой, за нами на трофейном «ниссане» Ёж, Уж и в открытом багажнике, свесив ноги, сидит с ручным пулемётом Кубане́ц. За ними машина Бэтмена, автобусы с беженцами. Вслед за всеми, поскрипывая своим снаряжением, как дивный витязь, сошедший в наши дни с древней картины, едва помещаясь в кабине, вёл машину сопровождения Кот. Перед тем как тронуться, Жека вешает на дверцы бронежилеты.
– Если что, нас с тобой будут первыми мочить… – смеётся он. – Собственно, для затравки мы первыми и поедем…
С Аэропорта, не умолкая, били миномёты. Заряды ложились в полях по одну и другую стороны от дороги. Здесь давно сгорела неубранная пшеница.
– Приходится здесь… – словно оправдываясь перед кем-то, бормочет Жека. – Автобусы не УАЗ, их по бездорожью не проведёшь…
Оторвавшись от основной колонны, мы с каждой минутой всё дальше и дальше уходили от колонны, и от обстрела, но тревога, читавшаяся на жекином лице, лишь нарастала.
– Чуешь? – потянув носом, неожиданно спрашивает он.
– Не чую… – отвечаю честно.
– А там… – кивнул в сторону Станицы. – Там говорил: «чую»…
– Там – да. А здесь полная потеря нюха, – пытаюсь шутить я.
– А я чую! Колонну три дня собирали… Кто-то, да отзвонился… Хрен они это упустят… Вон впереди гора и лощина, поросшая лесом… Я бы там ждал…
Глаза у Жеки горят, речь путана, как в бреду.
– А кот ведёт себя спокойно, – стараясь казаться беспечным, говорю я. – Обычно они чуют опасность…
– Чуют… Это я чую! Возьми автомат, – командует Жека. – Что ты его, как бабу, обнял! Выстави ствол в окно… Да отпусти под ноги кота!
Жека заметно нервничал, и эта его тревожность передавалась и мне.
– Внимательно смотри на опушку, если мелькнёт чья-то харя, не жди – первым стреляй! – наставляет он.
– А если это свои?
– Свои здесь не ходят…
Едва лишь машина спустилась в низину и начала идти на подъём, Жека ошеломил меня своим криком:
– Саня, вон они! Мочи!..
Я во все глаза всматриваюсь в заросшие склоны, но никого не вижу.
– Саня, стреляй! – орёт Жека.
Из зарослей белесой маслины, расползшихся по вершине холма, захлопали выстрелы, и я, так ещё никого и не видя, палю в их сторону.
– Мочи, Саня, мочи!.. – вцепившись в руль, ревёт Жека.
Я пытаюсь прицелиться, но машину подбрасывает на колдобинах, и мои пули то взрывают меловой отрог, то уходят высоко в макушки деревьев. У меня спаренные магазины. Один я уже выстрелял, отстегнул, пытаюсь вставить второй, но машину подбрасывает, и я не попадаю в зацеп.
Снаряд гранатомёта разносит моторную часть машины, она на всём ходу клюёт в землю, и от удара я вылетаю на обочину и успеваю увидеть, как далеко впереди катится наше колесо. Обеспамятовший и оглушённый, шарю рукой по пыльному щебню, пытаясь найти выроненный магазин. Наконец нашёл, благополучно вставляю на место, но подлетевшая и лихо ставшая поперёк дороги машина Ежа заслоняет нас. Выскочив из «ниссана», Ёж и Уж, опаляя меня горячим воздухом, почти одновременно шлют из гранатомётов свои заряды.
– Есть! – слышу их возгласы.
Кубане́ц поднимает свой «Печенег», и я вижу, как пули стригут в вышине траву, затем рубят ветки маслины. Минута – и всё закончилось.
– Вот так косят «укроп»! – победно взглянув на меня, смеётся Кубане́ц.
Ёж и Уж бегут к месту вражеской засады, и только тут я слышу, как в машине от боли рычит Жека. С Кубанцо́м распахиваем искорёженную дверцу УАЗа, с трудом отдираем от руля посиневшие Жекины пальцы. Положив себе на плечи его могучие руки, извлекаем из залитой кровью кабины восьмипудовое обмякшее тело, тащим к «ниссану». Жека дико рычит и хрипит. Я вижу, как волочащаяся по асфальту его изуродованная нога оставляет кровавый след. Укладываем его на землю. Повыше лодыжки видна раздробленная кость, из раны обильно хлещет кровь.
– Бинт! – командуя сам себе, орёт Кубане́ц, и начинает туго спелёнывать рану. Широкий
