Манчикатут - Ольга Шахматова

Ончин-тайчи смотрел по сторонам и напевал какую-то песню. Жена улыбаясь, посматривала на него. «Все уладится, а монгол не найдет мою девочку. Я знаю, как убедить его» – думала она.

Усть-Коксу миновали далеко за полдень. Впереди был перевал. Решили пройти его сходу, а уж за перевалом остановиться на ночлег.

Крутой подъем давался тяжело, лошади ржали, били копытами. Старик со старухой вышли из повозки. Охрана вела своих лошадей под уздцы. Внизу в ущелье петляла речка Кокса, ее обрамляли каменистые пляжи. Огромные валуны, каменные утесы, мелкий кругляк. Старуха остановилась на краю дороги и с большой высоты стала рассматривать, как внизу меж камней пробивается Кокса. На дне ущелья мрак. Камень и вода – холодная суровая действительность. Но этим и привлекательно это место.

Дав передышку животным, стали спускаться. Спуск петлял по склону горы, был намного положе, чем подъем. Старуха шла, бесконечно оглядываясь. Легкая испарина выступила на ее лице. Она заметно разволновалась. Уже начало темнеть, когда путники разбивали шатер на ночлег у подножья перевала.

Ончин-тайчи успокаивал жену:

– Не беспокойся милая, все у нашей Манчикатут сложится. Да и увидимся еще.

– Все так говоришь, все так! Жизнь прекрасна, а Манчикатут так любит жизнь. Она наш цветочек. Она радуется всему живому и пташке, и зверю, и колючке в пустыне. Она должна быть счастлива.

– Она будет счастлива! Егор хороший человек. А главное полюбил он ее по-настоящему. А теперь спи родная. Надо набраться сил.

Долго царило молчание в шатре. Уж и Ончин-тайчин уснул. Но старухе не спиться. Взяла она узелок, что лежал под головой, и вышла на воздух. Небо все усыпано звездами. Луна яркая, розовая. И кажется, совсем рядом. Старуха пошла в сторону перевала. Караульный окликнул ее, но она отмахнулась, велела дожидаться на месте.

Тихо брела она в гору. Луна хорошо освещала дорогу. Синеватый свет отражался от камней и поднимался сквозь черноту ночи к звездам. Дойдя до того места, где с отвесной скалы хорошо просматривалась Кокса, старуха остановилась, подошла к краю дороги, постояла, посмотрела вниз. Звезды мерцали в воде, дно ущелья светилось лунным неоновым светом, от воды, по середине ущелья поднимался туман.

– Красиво!…

Старуха отошла к другому краю дороги. Там от каменной стены было совсем темно. Старуха развязала узелок, надела одежду дочери, крепким узлом привязала остриженные волосы Манчикатут к своей голове, повязала платком сверху. Больше ни секунды не мешкая стремительным шагом, пошла к краю дороги и бросилась вниз.

Не дождавшись хозяйки, охранник разбудил Ончин-тайчин. Вместе они пошли в ту сторону, куда отправлялась старуха. Занимался рассвет. Закончив подъем на перевал, старика, словно что-то кольнуло и защемило в груди. В глазах пронеслись картины одна за другой: как жена стояла на краю пропасти, как оглядывалась, когда стали спускаться, как не находила себе места в шатре, как таскала всюду с собой этот узелок с вещами дочери. Холодея, он подошел к краю пропасти. Так и есть! На дне, распластавшись на камнях, лежала жена, одетая в одежду дочери и копна черных волос разметалась по сторонам и накрыла разбитое тело.

Все понял Ончин-тайчи. Спасая дочь и сыновей (которых держали в заложниках), жена лишила себя жизни. Она все продумала. Она выбрала ущелье, куда нет спуска. Вспомнились слова Гордеевны: «Сделаешь все, как задумала». Теперь оставалось, только привести сюда монгола и убедить его в смерти дочери.

Отослав охранника найти и привести сюда монголов, что вышли целыми отрядами на поиски Манчикатут, старик с двумя слугами остался здесь, у перевала. Нужно было многое сделать.

Переодеваясь в одежды Манчикатут, жена свою одежду оставила в узелке на другой стороне дороги, привалив камнем. Она знала, что муж поймет ее план. Теперь нужно было нарядить чучело в одежды старухи, завернуть в ковер и захоронить.

Все было в точности исполнено. Ончин-тайчи не трогался с места. Он оплакивал жену, находясь на обочине дороги. Он отгонял от останков жены диких собак, кидая в них камнями, чтобы не растерзали. Он вспоминал, как они прожили вместе в любви и согласии, как хорошо понимали друг друга, как ехали вместе в последний раз вместе по Уймонской долине, как улыбалась она мужу. Она все уже знала, все продумала, а улыбкой прощалась с мужем. Сколько времени прошло, старик не заметил. Прибыл монгольский отряд во главе с Югурчином.

Он осмотрел место, посмотрел на останки женского тела с роскошным шлейфом темных волос. Он заглянул в глаза Ончин-тайчи и увидел в них большое горе.

– Я верю, это она! А где жена?

– Мы везли дочь из Усть-Коксы. Она сопротивлялась. Потом бросилась в пропасть. А у матери сердце не выдержало. Отправилась ночью за ней в мир духов. Вон там ее курган.

– Я передам хану! Ты хороший отец, сыновьям дадут обещанное! А дочь – собака! А собаке – собачья смерть! Не горюй, возвращайся, живи с сыновьями. Будет тебе еще радость.

Глава восьмая

На Мультинском озере кипела работа. Мужики ставили еще один сруб из лиственницы под баню, соблюдая все стариковские законы и лунные циклы. Они же ходили на охоту на соболя, кабаргу. Тут же в больших бочках вымачивались шкуры, солилось мясо. За всеми процессами следил Панкрат. Он во время подсыпал соли, ворошил меха, говорил, когда их можно натягивать и сушить.

Гордеевна занималась сбором лекарственных трав. Манчикатут собирала ягоды. У подножья горы были заросли жимолости, смородины, черемухи. Ягоды сушили или варили варенье. Про каждое растение, Гордеевна много рассказывала: от каких болезней, когда собирать, как готовить отвары, какая часть растения идет в употребление.

У истока реки Мульта было много красной глины. И в погоду, непригожую для сбора трав, Гордеевна и Манчикатут уходили туда лепить посуду. Это особое занятие выполняли в общине только женщины. Сначала добывалась глина. К глине добавляли чистый мелкий речной песок и мяли на грубой холстине, пока не оставалось комочков. Из получившегося глиняного теста лепили валики, которые в 3—5 рядов выкладывались на подготовленное плоское дно. Валики затирались и заглаживались водой для выравнивания боковых поверхностей. Потом все изделия сносили к избе и обжигали в печке на березовых дровах. Для прочности и красоты Гордеевна научила Манчикатут обваривать посуду. Вынутые из печи изделия они погружали в теплые отвары пихты, чтобы они кипели. После обварки посуда приобретала красивый черный цвет. А не обваренные – оставались цвета красной терракоты. Манчикатут, в душе еще ребенок, отдавалась этому занятию всей душой. У нее все получалось. Она даже стала придумывать витиеватые ручки к чашкам.

– Эдак ты себе приданого наготовишь! – улыбаясь, говорила Гордеевна

Манчикатут смущалась.

– Как хорошо у вас жить! Все слажено, без спора. Все заняты своим делом. У нас народ горячий! Чуть что – драка или крик на всю деревню.

– Это от того, милая, что живем мы сообща. Сообща решаем большие проблемы. Но решающее слово стоит за Наставником. Он заслужил большое доверие к себе трудом, накопленным опытом, умением выслушать стороны и принять правильное решение. Главное у нас – это трудолюбие, молитва к Богу и воздержание от всяких излишеств.

– Хочется мне узнать больше, чем живете вы и как. Ваши обряды, традиции. А Егор тоже вашей веры?

– Вера-то одна, да поводыри другие! Ты ступай к старцу Панкрату, да побеседуй с ним. Светлые мысли приходят к тебе. Он поможет понять главное.

Однажды вечером, когда вся работа была переделана, Манчикатут отправилась к старцу. Он сидел на берегу, плел сети. Она робко подошла, села рядом.

– По делу пришла, али так, от безделья?

– Можно сказать, что по делу. Я бы вот тоже хотела жить так, как вы живете, да мало знаний у меня.

– Это можно! Надо принять крещение. Но знай: Веру переменить – не рубашку переодеть. Я вот тебе расскажу о том, о сем, а ты уж потом сама решишь, по тебе ли эта шапка. А впредь с пустыми руками не ходи. Бери с собой занятие какое-нибудь. Не гоже так, пока мы с тобой беседуем, руки-то в праздности.

В этот же вечер Панкрат поведал девушке о том, что не спроста их община сюда пришла. Пришедшие из Византии вместе с Православием церковные традиции и обряды в 1652 году стали неугодны Патриарху Никону при царе Алексее Михайловиче. Нас объявили старообрядцами и начались притеснения.

– Я не буду морочить тебе твою маленькую головку всеми подробностями. Скажу лишь, что наши отцы и деды ведали про страну истиной веры и древнего благочестия, страны свободы и справедливости, убежища от воцарившегося в мире Антихриста. Находится она на равном удалении от четырех океанов, между Бухтармой и Китаем. Сто лет назад Гаврила Бочкарев по древним картам пришел сюда. Жил сначала на устье Аргута. Потом заселяться другие стали. Чтобы укрыться от преследователей селились мелкими деревеньками. Раньше ведь как было: если есть баба, квашня и топор – уже деревня. Потом матушка Екатерина смилостивилась, обложила ясаком и разрешила нам здесь жить как инородцам. А ведь разобраться, кто из нас инороднее! Мы существующие с самого крещения Руси, или Патриарх Никон, со своими греческими канонами. Но суть не в этом. Главное в том, чтобы не растерять, не утратить наших законов, традиций. Потому мы живем обособлено, чтобы не было помеси вероисповедания. Чтобы Вера оставалась чистой… Ну, ты беги домой, ужин готовь, да убери начисто, да себя в порядок приведи. После наступления темноты нельзя беспокоить воду, не попросив у нее прощения. А завтра с работой приходи.