Античная лирика - Гомер

Перевод А. Семенова-Тян-Шанского

К Лицинию Мурене[753]

Будешь жить ладней, не стремясь, Лициний,Часто в даль морей, где опасны бури,Но и не теснясь к берегам неровнымИ ненадежным.

Тот, кто золотой середине верен,Мудро избежит и убогой кровли,И того, что́ зависть в других питает, —Дивных чертогов.

Чаще треплет вихрь великаны-сосны;Тяжелей обвал высочайших башен,И вершины гор привлекают чащеМолний удары.

Кто умен, тот ждет перемены ветраИ в наплыве бед, и в лукавом счастье.И приводит к нам, и уводит зимыТот же Юпитер.

Пусть и горек час — не всегда так будет!Не всегда и Феб потрясает луком:Наступает миг — и струной он будитСонную Музу.

Силен духом будь, не клонись в напасти,А когда вовсю дует ветр попутный,Мудро сократи, подобрав немного,Вздувшийся парус.

«О Постум! Постум! Льются, скользят года!..»

Перевод Я. Голосовкера

Постуму

О Постум! Постум! Льются, скользят года!Какой молитвой мы отдалим приходМорщин и старости грядущей,И неотступной от смертных смерти?

Хотя б трехстами в день гекатомбами[754]Ты чтил Плутона неумолимого,Волной печальной Леты властноСкован навек Герион[755] трехтелый

И дерзкий Титий[756]. Друг мой, увы, и мы,Земли питомцы, переплывем пределРеки скорбей — богов потомкиИль обнищалые мы подонки.

Кровавой битвы зря избегаем мыИ волн громовых бурного АдрияИ зря оберегаем телоОт вредоносных ветров осенних.

Дано узреть нам мутный и медленныйКоцит[757], во мраке ада блуждающий,И Данаид[758] бесславных длани,И нескончаемый труд Сизифа[759].

Дано покинуть землю, и дом, и плотьЖены, и сколько б ты ни растил дерев,За кратковременным владыкойЛишь кипарис безотрадный[760] сходит.

А мот-наследник, смело откупоривЦекуб, хранимый в дедовском погребе,Достойный кубка понтификов,На пол рукою прольет небрежной.

«Земли уж мало плугу оставили…»

Перевод А. Семенова-Тян-Шанского

О римской роскоши

Земли уж мало плугу оставилиДворцов громады; всюду виднеютсяПруды, лукринских вод обширней,И вытесняет платан безбрачный

Лозы подспорье — вязы; душистымиЦветов коврами с миртовой поросльюЗаменены маслины рощи,Столько плодов приносившей прежде;

И лавр густою перенял зеленьюВесь жар лучей… Не то заповедалиНам Ромул и Катон суровый, —Предки другой нам пример давали.

Скромны доходы были у каждого,Но умножалась общая собственность;В своих домах не знали предкиПортиков длинных, лицом на север,

Простым дерном умели не брезговать,И дозволяли камень обтесанныйЛишь в государственных постройкахДа при убранстве священных храмов.

«Мира у богов при дыханье шквала…»

Перевод Я. Голосовкера

Гросфу Помпею

Мира у богов при дыханье шквалаМолит мореход. Над Эгеем тучиМесяц кроют тьмой, поглотив мерцаньеЗвезд путеводных.

Мира! — Пыл бойца остудил фракиец.Мира! — Мид устал колыхать колчаном.Где же купишь, Гросф[761], этот мир за геммы,Злато иль пурпур?

Роскошью прикрой, консуларским саном:Крикнет ликтор: «Эй! Сторонитесь!» Тщетно:Вьется рой забот под лепным карнизом,Ум суетится.

Труженик простой упрощает счастье:Отчая блестит на столе солонка,[762]Легких снов его не тревожит алчность,Страх да оглядка.

Краток жизни срок, а желаньям жаднымНет числа. Зачем? И зачем так манитСвет иных земель? От себя едва лиБегством спасемся.

Всходит и на борт корабля забота,Конников она, как ни шпорь, догонит —Диких серн быстрей и быстрее бури,Спутницы Эвра[763].

Чем душа жива, тем живи сегодня.Завтра счет иной. И в лазурном смехеГоречь утопи. Не бывает счастьяБез червоточин.

Славен был Ахилл, да недолго прожил.Долго жил Тифон[764] — все старел и высох.Может быть, тот час, что тебе на гибель, —Мне во спасенье.

У тебя мычат по лугам коровы,Кобылица ржет — к четверне по масти,Плащ роскошен твой — из багряной шерсти,Крашенной дважды[765].

Я же принял в дар от нелживой ПаркиДеревеньку, дух эолийской музы,Утонченный стиль да еще презреньеК черни зловредной.

«Я Вакха видел…»

Перевод Я. Голосовкера

Гимн Вакху

Я Вакха видел, — верьте мне, правнуки,Учил он песням в дальней расселине,И нимфы-ученицы, вторя,Всё озирались на уши фавнов.

Эво! трепещет и потрясен мой ум.Я полон Вакха и ликования.Зову, дрожу, эво! пьянею.О, пощади, не грози мне тирсом.

В стихи виденья просятся: дикиеБегут вакханки, бьет искрометный ключСтруей вина, близ рек молочныхМед из дуплистых дерев сочится.

В дыму видений к звездам возноситсяСтан Ариадны[766]. Вижу, как рушитсяЧертог безумного Пентея[767],Вижу Ликурга[768]-фракийца гибель.

Ты оплетаешь реки притоками,Ты укрощаешь море Индийское,Ты волосы менад, хмелея,Вдруг перетянешь узлом змеиным.

Ты опрокинул Рета[769], грозящегоСвирепой пастью, лапами львиными,Когда гиганты штурмовалиТрон Олимпийца ордой безбожной.

Хотя ты склонен к пляске и пению,К игре и шуткам и не для битв рожден,Не мастер наносить удары, —Равен ты мощью в войне и мире.

Тебя увидя, золоторогого,У врат аида, Цербер, виляющийХвостом, всей пастью треязычнойЛижет покорно твои колени.

«Взнесусь на крыльях мощных…»[770]

Перевод Г. Церетели

К Меценату

Взнесусь на крыльях мощных, невиданных,Певец двуликий, в выси эфирные,С землей расставшись, с городами,Недосягаемый для злословья.

Я, бедный отпрыск бедных родителей,В дом Мецената дружески принятый,Бессмертен я, навек бессмертен:Стиксу не быть для меня преградой!

Уже я чую: тоньше становятсяПод грубой кожей скрытые голени —Я белой птицей стал, и перьяРуки и плечи мои одели.

Летя быстрее сына Дедалова,Я, певчий лебедь, узрю шумящегоБосфора брег, заливы Сирта,Гиперборейских полей[771] безбрежность,

Меня узнают даки, таящиеСвой страх пред римским строем, колхидяне,Гелоны[772] дальние, иберы,Галлы, которых питает Рона[773].

Не надо плача в дни мнимых похорон,Ни причитаний жалких и горести.Сдержи свой глас, не воздаваяПочестей лишних пустой гробнице.

«Противна чернь мне…»

Перевод Н. Гинцбурга

К хору юношей и девушек

Противна чернь мне, чуждая тайн моих,Благоговейте молча: служитель муз —Досель неслыханные песниДевам и юношам я слагаю.

Цари грозны для трепетных подданных,А бог Юпитер грозен самим царям:Велик крушением Гигантов,Мир он колеблет движеньем брови.

Иной раскинет шире ряды бороздВ своих поместьях; родом знатней, другойСойдет за почестями в поле[774];Третьего выдвинут нрав и слава;

Четвертый горд толпою приспешников;Но без пристрастья жребьем решает смертьСудьбу и знатных и ничтожных:В урне равны имена людские.

Кто чует миг над шеей преступною,Тому не в радость яства Сицилии:Ни мирный звон, ни птичье пеньеСна не воротят душе тревожной.

А миротворный сон не гнушаетсяЛачугой скромной сельского жителя,Реки тенистого прибрежья,Зыблемых ветром лощин Темпейских.

Лишь тем, кому довольно насущного,Совсем не страшен бурного моря шум,Когда нагрянет буйным вихремГед[775], восходя, иль Арктур, склоняясь;

Не страшен град над винными лозами,И не страшна земля, недовольнаяТо ливнем злым, то летней сушью,То холодами зимы суровой.

А здесь и рыбам тесно в пучине вод —За глыбой глыба рушится с берега,И вновь рабов подрядчик гонит:Места себе не найдет хозяин

На прежней суше. Но и сюда за нимНесутся следом Страх и Предчувствия,И на корабль взойдет ЗаботаИ за седлом примостится конским.

Так если нам ни мрамором Фригии,Ни ярче звезд блистающим пурпуром,Ни соком лоз, ни нардом[776] персовНе успокоить душевной муки, —

Зачем я буду строить на новый ладЧертоги с пышным входом? Зачем менятьНа хлопотливые богатстваМирные нивы долин Сабинских?

«Военным долгом призванный, юноша…»

Перевод А. Семенова-Тян-Шанского