Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

Когда она направила "малыша" себе внутрь, он испугался, но меньше, чем мог бы, — все-таки он уже видел эти загадочные складочки и все такое. Он знал, куда направляется мистер Пенис. Он испугался лишь одного — а что, если миссис Машаду засосет внутрь его целиком, ведь Джек такой маленький.

Тут бедра снова сказали Джеку, что хотят двигаться, — но он не мог и пошевелиться, так тяжело придавила его миссис Машаду. Между грудей у нее потекла струйка пота, а поскольку она обняла грудями его лицо, то пот тек ему прямо в глаза.

— Вот что — мистер Пенис немного поплачет.

— Как это поплачет? — спросил Джек; говорить, когда твое лицо зажато между двумя огромными грудями, очень неудобно.

— Слезами счастья, мой милый, — сказала миссис Машаду.

Джек уже слыхал эти слова, но не в применении к пенису, его это испугало.

— Я не хочу, чтобы мистер Пенис плакал.

— Сейчас все случится, малыш. Не бойся, больно не будет.

Но Джеку было страшно, ведь Ченко предупреждал его — если миссис Машаду окажется сверху, ему несдобровать.

— Мне страшно, миссис Машаду! — закричал он.

— Уже почти конец, Джек.

Он почувствовал, как что-то покинуло его. Попробуй он описать свои чувства Серому Призраку, та сказала бы, что он испустил дух. Что-то важное покинуло его навсегда, но почти незаметно — как человека покидает детство. Джек с тех пор воображал себе, что именно в тот миг повернулся к Господу спиной — совершенно не собираясь этого делать. Наверное, Господь ушел, пока Джек смотрел в другую сторону.

— Что это было? — спросил Джек миссис Машаду, которая перестала тереться об него.

— Слезы счастья. Готова спорить, это у тебя впервые.

Нет, не впервые, в первый раз слезы счастья прямой наводкой попали промеж глаз Пенни Гамильтон.

— Нет, во второй раз, — возразил он. — В первый раз я забыл, что надо дышать. В этот раз все куда лучше.

— Ха! — воскликнула миссис Машаду. — Не вешай мне на уши лапшу, милый.

Он не стал пытаться ее переубедить. Когда поверх тебя сидит женщина в семьдесят кило, а сам ты тянешь всего на тридцать четыре, спорить ни к чему. Джек с большим любопытством наблюдал, как миссис Машаду одевается — так легко, небрежно, неторопливо, особенно в сравнении с тем, как молниеносно она разделась. Надевая лифчик и футболку, она сидела на Джеке и встала только, чтобы надеть трусики и шорты.

На кровати было мокрое пятно, миссис Машаду вытерла его полотенцем, которое отправила в бак для грязного белья; затем наполнила наполовину ванну и наказала Джеку хорошенько вымыться, уделив мистеру Пенису особое внимание. Джек учуял сильный незнакомый запах; после ванной он пропал. Странный запах — Джек не мог понять, нравится он ему или нет.

Пятно на кровати все еще было влажное, когда Джек вернулся; миссис Машаду принесла ему чистую пару шорт. Джек надел их и лег рядом со влажным пятном, так, чтобы можно было положить на него руку; пятно оказалось холодным, Джек тоже замерз — словно долго стоял на каменном полу в часовне спиной к Господу, словно рядом с ним улеглась призрачная женщина из тех, что изображены с Иисусом на витраже.

Он знал, что призрачная женщина — святая, потому что невидимая. Миссис Машаду и не подозревала о ее присутствии, а Джек явственно чувствовал холод, исходящий от ее невидимого тела — которое, однако, было твердо, как каменный пол часовни, и к нему нельзя прикасаться, как и к витражу за алтарем.

— Не уходите, — сказал мальчик миссис Машаду.

— Пора спать, милый.

— Ну пожалуйста, не уходите! — взмолился Джек.

Он был уверен, что святая из витража только и ждет, когда уйдет миссис Машаду, но не знал, что за планы у нее насчет Джека. Он потрогал влажное пятно, но дальше протянуть руку не посмел — кто знает, что там!

— Завтра мы с тобой будем бороться как очумелые! — сказала миссис Машаду. — Больше никаких ударов, одна борьба!

— Мне страшно, — сказал Джек.

— Тебе больно?

— Что больно?

— Я хотела сказать, мистеру Пенису больно?

— Нет, но ему как-то не так, как раньше, — сказал Джек.

— Ну разумеется! Ведь теперь у него есть секрет.

— У мистера Пениса есть секрет?

— Да, Джек. То, что произошло с мистером Пенисом, — наш с тобой секрет, малыш.

— Вот оно что.

Он что, согласился хранить этот секрет миссис Машаду? Джек почувствовал, как в этот миг святая куда-то исчезла, а может, это он сам, Джек, исчез. Что, святая снова вернулась в алтарь? Или это исчезло детство Джека?

— Boa noite[10] — по-португальски шепнула миссис Машаду.

— Что?

— Спокойной ночи, малыш.

— Спокойной ночи, миссис Машаду.

С кровати Джек смотрел на ее силуэт, высвеченный лампой в коридоре; крупная, приземистая, на кого она похожа? Джек вспомнил, как Ченко называл ее медведем на задних лапах, казалось, ей и вправду естественнее ходить на четвереньках.

Из коридора донесся голос миссис Машаду. Наверное, она хотела напомнить Джеку про секрет. Она шепнула:

— Boa noite, мистер Пенис.

Спал Джек плохо, разумеется, ему снились сны. Он страшился, наверное, что святая с витража снова ляжет к нему в постель, а может, боялся, что она не случайно легла к нему спиной (плохой знак?) — как когда-то он повернулся спиной к Богу?

Он понял, что домой вернулись Алиса и миссис Оустлер — не потому, что мама зашла поцеловать его на ночь (она говорила, что каждую ночь так делает), а потому, что изменилось освещение в коридоре. В конце его больше не горел свет, зато была распахнута мамина дверь в коридор, оттуда — а точнее, из ванной комнаты — лился наружу свет. Еще свет горел в ванной Джека — оттуда на пол падал тонкий луч.

Джек также понял, что мистер Пенис снова плакал, на этот раз во сне — старое мокрое пятно высохло, а вот теперь рядом с ним появилось другое такое же, еще мокрее. Наверное, ему снилась миссис Машаду. Джек подумал, не рассказать ли Эмме, ведь она так долго этого ждала (об истории с миссис Машаду он боялся ей говорить — да что там ей, кому бы то ни было).

Он вылез из кровати и отправился в мамину комнату, но мамы там не оказалось, даже кровать не расстелена. Джек пошел искать ее по темному дому. Миссис Машаду, должно быть, ушла — свет внизу погашен. Он вышел из гостевого крыла, прошел мимо спальни Эммы и наконец увидел свет, бьющий из-под двери спальни миссис Оустлер.

Наверное, они смотрят телевизор, подумал Джек и постучал; никто не ответил, не слышат, должно быть. А может, он не стал стучать и просто зашел. Телевизор не работал — только свеча мерцала на столе.

Сначала Джек решил, что миссис Оустлер мертва. Тело выгнуто, словно ей сломали позвоночник, голова свисает с края кровати, лицом к Джеку — только лицо вверх подбородком. Мальчик сразу понял, что она его не видит. Совершенно голая, глаза расширены, смотрят в бесконечность, словно Джека там и нет, — наверное, он сам умер и стал призраком, вот миссис Оустлер и смотрит сквозь него. Наверное, он умер, когда мистер Пенис снова заплакал. А что тут удивительного — кто сказал, что от таких вещей, какие он проделывал с миссис Машаду, нельзя умереть?

Неожиданно с кровати поднялась Алиса, закрыв груди руками. Она тоже была без одежды, Джек не замечал ее, пока она не пошевелилась. Она резко вытянулась вверх, ноги миссис Оустлер обнимали ее; Джек заметил, что глаза Эмминой мамы наконец заметили его. Уфф, слава богу.

— Я не умер, мне приснился сон, — сказал Джек.

— Джек, иди к себе, я скоро приду, — сказала мама.

Алиса стала искать ночную рубашку, та валялась у кровати. Лесли Оустлер и не подумала пошевелиться, лежала обнаженная на кровати и смотрела на Джека. В пламени свечи розовые и красные лепестки ее иерихонской розы казались черными — только одни чернее, а другие светлее.

Джек пошел по коридору к себе, тут раздался голос миссис Оустлер:

— Не надо тебе спать с ним в одной кровати, Алиса, он большой уже.

— Я сплю с ним, только когда ему снятся плохие сны, — объяснила мама.

— Ты спишь с ним всякий раз, стоит ему только попросить, — сказала миссис Оустлер.

— Прости меня, Лесли, — услышал Джек слова мамы.

Мальчик лег в кровать, не зная, как рассказать маме про мокрое пятно и что с этим делать. Может, вообще ничего говорить не надо. Но едва мама легла с ним рядом, как сразу же обнаружила пятно.

— А-а, понятно, что у тебя был за сон, — сказала Алиса, словно это обычное дело, а не ночной кошмар.

— Это не кровь, это не писанки, — продолжил мальчик.

— Ну еще бы, конечно, Джек, это сперма.

Джек ни черта не понял.

— Я не хотел, оно само так получилось, — объяснил он. — Я даже не помню, как я это сделал.

— Джеки, ты ни в чем не виноват — эти вещи происходят сами собой.

— Вот оно что.

Он хотел, чтобы мама обняла его; он хотел зарыться в нее, как он делал раньше, когда был маленький и ему снились плохие сны. Но, обнимая ее, он случайно коснулся ее грудей, и мама оттолкнула его.