За чертой - Александр Николаевич Можаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Окунись и ты, – предлагает мне.
– Нет, Иван Ильич, – поёживаясь, говорю я. – Околею, кто тебя назад повезёт…
– Это ты, Сашка, боишься оттого, что вера твоя слаба… – говорит без укора – с сожалением.
До войны хоть и были на границе препоны, но Иван Ильич всякий раз счастливо обходил их. С началом войны, когда установилась прочная линия фронта, ходить без документов было немыслимо. Пришёл он к отцу Никодиму, начал просить:
– Помоги, батюшка.
– Чем же тебе помочь, Иван Ильич?
– Хочу, батюшка, сходить на престол в хутор, а документа у меня никакого нет. А там война – строго…
– Как же я тебе помогу? Я же не ЗАГС. Мог бы за тебя похлопотать, так и ЗАГСы сейчас не работают…
– Мне ЗАГС не нужен, там сатанинские документы, я их не признаю. Ты мне свой напиши…
– Что же я напишу?
– Ну, подтверди, что я такой и такой – раб Божий…
Вздохнул батюшка Никодим да и выдал чудную справку: «Сей есть раб Божий Иван Ильич…» Свои слова храмовой печатью подкрепил.
Идёт Иван Ильич, у моста через Донец блокпост ополченцев.
– Паспорт, дедушка.
– Вот он, мой «паспорт»… – подаёт, написанную Никодимом бумагу.
Прочитали ребята «документ», смеются.
– Это не паспорт, дедушка.
– А у меня только такой. Другого нет и не будет. Пустите, ради Христа, а то я к престольному дню опоздаю…
– Нам не жалко, дед, мы пропустим, да тебя ж там укры арестуют…
– На всё воля Божия, – кланяется Иван Ильич и идёт дальше.
Только перешёл через Донец – блокпост ВСУ.
– Документы.
– Вот мой документ, – отвечает Иван Ильич и подаёт свою справку.
– Ты что нам суёшь? – выпучив глаза, орёт украинский сержант.
– Документ… Вы ж просили… Отец Никодим выдал.
– Ты нам документ, выданный властями, давай!
– А какая власть выше Бога? – вопросом отвечает Иван Ильич. – Вот. Тут всё про меня сказано…
– Ты, дед, дурак, или прикидываешься?
– Ни на кого я ни кидаюся… Иду в свой родной хутор на престольный праздник. Вот документ…
– Ну что с ним будем делать?.. – спрашивает сержант. – В комендатуру отправим?..
– А там с ним что делать? – говорит старшина. – Дурки сейчас закрыты, вот пациенты и шалаются здесь…
– Дед, мы тебя пропустим, но дальше будут стоять такие хлопцы, что хрен проскочишь. Посадят тебя в подвал, и будешь сидеть, пока не прокиснешь. Так что возвращайся, пока мы добрые…
– На всё воля Божия, – кланяется Иван Ильич и идёт дальше.
Подходит к следующему посту. Тут уже всё пожёстче.
– Кто такой? Куда идёшь?..
– Раб Божий Иван Ильич. Иду на престол…
– Да ты что, скотиняка, смеяться над нами надумал? – И оплеуха Ивану Ильичу в левое ухо.
Поднялся Иван Ильич на ноги, потёр ухо, отряхнул из бороды пыль.
– Ничего я, добрые люди, не смеюсь… Некогда мне смеяться – на престол опаздываю…
– Мы тебя сейчас в каталашку посадим, будет тебе там «престол»!..
– На всё воля Божия, сажайте, – соглашается Иван Ильич.
Посадили его под замок, начальство ждут. Вот приехал к вечеру старший.
– Что тут у вас?
– Да вот, дурака без документов повязали.
– Просится?
– Нет. Псалмы поёт… Задолбал уже… Может, в тюрьму отправим?
– Дед, в тюрьму хочешь?
– На всё воля Божия…
– Тут не Божия воля, а моя!
– Как Господь управит…
– В тюрьме уже сепаров сажать некуда, а мы ещё дурака привезём, – говорит начальник. – Он, может, и прибился сюда, чтоб его кормили. Гоните прочь!
Откланялся Иван Ильич да и пошёл дальше.
– А последний блокпост уже на границе, – рассказывает мне Иван Ильич. – Так я с ними связываться не стал и так упустил время… Обошёл через Логачёву леваду и к Деркулу…
– Так там заминировано всё! – вскрикиваю я.
– Матерь Божия провела… – просто объясняет он.
Но тут же вдруг испугался своих слов, перекрестился и, едва не плача, шептал:
– Прости, Господи, что искушаю Тебя безрассудством своим…
Отстоял Иван Ильич престольную службу. Любят у нас божьих людей, нанесли ему гостинцев кто чего мог. Нагрузили – пуда полтора, не меньше.
– Что ж вы, родненькие, делаете со мной?.. – плачет Иван Ильич. – Чтоб не обидеть, не могу никому отказать… И как же я всё это понесу?..
Уложили ему все приношения в две огромные сумки, перевязали их бечевой да и повесили через плечо. Как я ни отговаривал Ивана Ильича дождаться утра, нет, – ушёл в ночь.
– Мне нужно к завтрашней Вечерней попасть, – оправдываясь, говорил он. – Никодим будет ждать…
А через неделю мне довелось быть в Луганске в штабе Бэтмена. Вечером, пустыми, словно вымершими, улицами Жека отвёз меня к отцу Никодиму.
– Где тут мой Иван Ильич?! – нарочито бодро спрашивал я.
– Так не было его до сих пор… – разводит руками батюшка. – День и ночь молимся за него.
…Пришёл Иван Ильич лишь на десятые сутки. Мы сидим с ним в его крошечной кельице, в которой вмещается лишь узкая кровать с досками вместо сетки, маленький столик и стул. Вся стена увешена иконами, под образом Спасителя не тухнущая лампадка. Иван Ильич крестится на икону и неспешно рассказывает о своих злоключениях:
– Вышел я тогда от тебя, а ночь такая чёрная – ни звёздочки… Всё вокруг запеленала мгла, и стал я как слепой. Мне бы утра дождаться, а я опять искушать Господа… – качает он головой. – Решил сократить путь, вышел в поля, забрёл в подсолнухи, а из них и вовсе ничего не видать. Уморюсь, сяду, посижу, а как встану – перекручусь на месте и вовсе направление потеряю. Иду, куда ноги ведут… Одно подсолнечное поле кончится, в другое воткнусь, и конца-края дороге не видно. Вот уж и рассвело, и солнце взошло, а я не пойму, где я есть. Вдруг вижу: прямо по полю след от БТРа. Ну, по протоптанному-то легче идти – пошёл. А он петляет не приведи как – то на север вильнёт, то на восток, то вовсе на месте крутится. И я следом за ним виляю… Вдруг вижу: прямо в следу женщина, колёсами в землю вмятая. И вроде показалась она мне знакомой, но так как сильно повреждена, не узнал её. Что делать? Не оставлять же на потеху воронью. Стал её с поля тащить. А женщина та кренепенькая, так запросто её и не сдвинешь. Отнесу я свои пожитки вперёд, потом за ней возвращаюсь. Так с Божьей помощью и двигаемся. Спасибо кончилось поле. Крутенький склон в балочку, донник над землёй качается, коршун в небе… Так хорошо, аж плакать хочется! Выбрал приметное место на краю ложбинки: с одного
