Неизвестный Леонардо - Джан Вико Мельци д'Эрил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем Леонардо переходит к описанию частностей, и после рассуждения о связи между центрами тяжести четырех стихий следует отрывок, в котором он собирается определить расстояние всех морей от центра мира, причину приливов и отливов, нарастающего подъема морского дна, вызванного отложениями, переносимыми реками, снижения высоты гор, вследствие их разрушения водой, изменения формы тел, влекомых водными потоками в реках и их превращение в гальку. Но, как и в других случаях, он вскоре уходит от тщательно намеченной программы и останавливается на других, первоначально не упомянутых в заглавии аргументах, казалось бы второстепенных, но поглощающих внимание Леонардо, теряющего основную нить рассуждения.
Современникам да Винчи было трудно понять, как художник его дарования мог пренебрегать своим главным делом. Пьетро да Новеллара, главный викарий ордена кармелитов, в 1501 году в письме к Изабелле д’Эсте, мечтавшей о картинах Леонардо и пославшей викария во Флоренцию на встречу с художником, написал, что математические занятия настолько отвлекли его от рисования, что он «не терпит больше кисти в руке». Через несколько лет в «Придворном», вышедшем в 1528 году, но написанном пятнадцатью годами ранее, Бальдассаре Кастильоне, вспоминая о Леонардо, заметил, что «другой величайший в мире художник забросил свое поразительное искусство и вместо него занялся философией». В 1549 году Сабба да Кастильоне во втором издании своей книги Воспоминания, или Годы учения с глубокой горечью говорил о незавершенных картинах маэстро, сравнивая его со знаменитым Апеллесом[347]:
Слишком мало работ принадлежит его кисти, поскольку, вместо того чтобы заниматься живописью, в которой он несомненно смог бы стать новым Апеллесом, он целиком посвятил себя геометрии, архитектуре и анатомии.
В Леонардо была заложена настолько сильная тяга к знаниям, что его больше занимал сам путь познания, чем завершение начатого произведения. Это и стало причиной, по которой да Винчи часто оставлял незавершенными свои работы, прежде всего живописные произведения, которые приобретали для него важное значение, когда требовалось разгадать заложенный в сюжете смысл, принять его истину и воплотить идею. После достижения результата его интерес затухал, его привлекали уже иные темы, другие мотивы. Утверждение «Наука – это дочь опыта» стало его жизненным кредо, за которым следовало другое суждение: «Изучи вначале науку, а потом следуй опыту, рожденному этой наукой». Синтезом двух высказанных суждений стал тезис: «Наука является полководцем, а практика ее солдатами».
Мой друг Леонардо, мой верный товарищ, живший в доме, в котором я с ним познакомился, друг моего детства и юности внезапно вознесся на такую высоту, что мне уже не дотянуться до него. Это трудно понять и объяснить, но со своими мыслями, рассуждениями о природе и размышлениями о натуре человека он находился в моем физическом пространстве, но на расстоянии в сотни световых лет.
Прошедший год сделал все более сложным и запутанным. Вместо того чтобы рассеяться, туман, напротив, только сгустился. Но я и впредь буду следить за всем, что относится к его жизни и творчеству. Прежде всего я по-прежнему буду стараться понять его, потому что мост, позволивший мне приблизиться к нему, выдержал пятисотлетнее испытание временем, и дарит мне надежду на искреннее восхищение и наслаждение его близостью. Его жизнь стала единым прорывом в искусстве и научных поисках на еще малоизведанной территории, на которой он часто становился первопроходцем. Не оформленные должным образом, пролежавшие под спудом открытия не позволили ему внести свой почетный вклад в развитие науки. Его блестящие наблюдения оценили только последующие поколения. И мы можем только сожалеть, что нам не дано предугадать, как далеко шагнуло бы человечество, если бы его рукописи получили широкое распространение.
Манускрипты Леонардо да Винчи
1. Ms A (inv. 2172) Bibliothѐque de l’Institut de France, Paris, 1490–1492. Рукопись явилась четвертым томом из дара Арконати, который указал, что в нее входило 114 листов, распределенных по семи тетрадям, содержащим по 8 двойных листов. Сегодня кодекс состоит из 63 листов в связи с утратой 54-го листа и отсутствием листов 65–114, вырванных Гульельмо Либри, вошедших в кодекс Ашбернхема 2038 без 65–80 листов, которые считаются утраченными.
2. Ms B (inv. 2173) Bibliothèque de l’Institut de France, Paris, 1486–1488. Это третий том из дара Арконати, который указал, что в него входит «ровно сто листов, с отсутствием первого листа, так как он был соединен с пергаментной обложкой», малый кодекс о полете птиц из 26 страниц был изъят Гульельмо Либри и вошел в Кодекс Ашбернхема 2037. Манускрипт состоит из 84 листов.
3. Ms C (inv. 2174), Bibliothѐque de l’Institut de France, Paris, 1490–1491. Переплет из телячьей кожи с золотым тиснением: VIDI MAZENTAE/PATRIZII MEDIOLANENSIS/LIBERALITATE/AN M.D. C.III. Состоит из 11+30 листов, также носит название «Кодекс о свете и тени». Первоначально состоял из тетради в 8 двойных листов и тетради в 6 двойных листов.
4. Ms D (inv. 2175), Bibliothѐque de l’Institut de France, Paris, 1508–1509. Передан Арконати взамен пятого тома из его дара. Одна тетрадь из 10 листов, посвященных единственной теме, относящейся к изучению зрения.
5. Ms E (inv. 2176), Bibliothѐque de l’Institut de France, Paris, 1513–1514. Шестой том из дара Арконати, указавшего «Бумаг ровно 96 или 6 тетрадей по 8 двойных листов».
6. Ms F (inv. 2177), Bibliothѐque de l’Institut de France, Paris, 1508. Седьмой том из дара Арконати, состоит из 96 листов, как и предшествующий.
7. Ms G (inv. 2178), Bibliothѐque de l’Institut de France, Paris, 1510–1511 et 1515. Восьмой том из дара Арконати, составлен из 93 листов, недостает 7-го листа и 18-го листа с соответствующим ему 31 листом.
8. Ms H (inv. 2179), Bibliothѐque de l’Institut de France, Paris, 1493–1494. Девятый том из дара Арконати, который указал: «Я его расшил от первой до последней страницы и разделил пополам, в одной половине 46 листов, в другой – 47 листов». В настоящее время манускрипт разделен на
