Разрушенные - Кристи Бромберг

— Выкладывай, отец, потому что я чертовски уверен, ты здесь не для того, чтобы просто поздороваться.

Он еще немного сидит молча, и я не могу этого вынести. Я наконец-то смотрю на него. Он встречает мой взгляд, в серых глазах размышление, что сказать, он в раздумьях кривит губы.

— Что же, честно говоря, я зашел посмотреть, как у тебя дела в разгар всего этого, — говорит он, взмахивая рукой в воздухе, — но это и так довольно очевидно, с тех пор как ты находишься в таком дерьмовом настроении. — Он откидывается на спинку стула, кладет ноги на кофейный столик и просто смотрит. Дерьмо, он устраивается поудобнее. — Так ты скажешь, сынок, или мы будем сидеть и пялиться друг на друга всю ночь? Потому что у меня времени, хоть до конца света. — Он смотрит на часы, а потом на меня.

Твою мать! Я не хочу говорить об этом дерьме. Не хочу говорить о детях, о женщинах и мальчиках, по которым скучаю, о женщине, о которой не могу перестать думать.

— Черт возьми, я не знаю.

— Тебе придется дать мне больше, чем это, Колтон.

— Например? Что я облажался? Это ты хочешь услышать? — вызываю его на реакцию. И как же приятно для разнообразия самому надавить на кого-то. На прошлой неделе все кружили вокруг меня, носились со мной как курица с яйцом, боясь, что я вспылю, поэтому мне хорошо, даже если позже я буду чувствовать себя дерьмом за то, что поступил так со своим отцом. — Хочешь, чтобы я сказал тебе, что трахнул Тони, и теперь получаю то, что заслуживаю, потому что бросил ее, словно она горящий гребаный уголек, и теперь она преследует меня, рассказывая про беременность? Что я не хочу ребенка — не собираюсь иметь ребенка — ни с ней, ни с кем-либо еще? Никогда. Потому что я не собираюсь позволять кому-то использовать ребенка как пешку, чтобы получить от меня то, что они хотят. Потому что как, черт возьми, кто-то вроде меня может быть отцом ребенку, когда я по-прежнему испорчен, как в день, когда ты меня нашел?

Встаю с дивана и начинаю расхаживать по комнате. Злюсь на него за то, что он не клюнул на приманку — не дал отпор и не вступил со мной в бой, который я жажду — и просто сидит там с этим взглядом полного принятия и понимания. Успокоения. Мне хочется, чтобы он сказал мне, что ненавидит меня, что разочарован во мне, что я заслуживаю всего, что сейчас получаю, потому что мне так чертовски легче держаться и верить, чем наоборот.

— И что обо всем этом думает Райли?

Останавливаюсь и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Что? Я не ожидал, что он произнесет такое.

— Что ты имеешь в виду?

— Я спросил, что Райли думает обо всем этом? — он наклоняется вперед, ставя локти на колени, глаза под изогнутыми бровями спрашивают меня.

— Черт меня дери, если я знаю. — Хмыкаю, а папа качает головой. Боже, ненавижу объясняться. Но это мой отец. Супергерой моего эндшпиля, как я могу поступить иначе? — Она была здесь, когда Тони сбросила бомбу. Мы поссорились, потому что я вел себя как бесцеремонный осел и выместил все на ней. Скулил из-за ребенка, которого я не хочу, когда сама она не может иметь детей. Я был в ударе, — говорю я ему, закатывая глаза. — Мы договорились нескольких дней не видеться, чтобы снова прийти в себя. Чтобы я разобрался со своим дерьмом.

— И с тех пор вы с ней не разговаривали?

— Что это такое, папа? Игра в задай двадцать гребаных вопросов? Неужели похоже, что я уже разобрался со всем своим дерьмом? — усмехаюсь я. Один шаг вперед, а потом двадцать шагов назад. — Тони все еще беременна? Результаты теста уже пришли? Ответы: «Да», и чертовски большое «Нет»… так что, нет, я ей пока не звонил. Добавь это еще к тем счетам, что накопились у меня перед тобой.

Он просто смотрит на меня.

— Так вот, что я делаю? Выставляю тебе счет? Потому что, похоже, ты и сам отлично справляешься с этим, сынок. Так что позволь мне задать тебе вопрос, который ты должен задать себе: почему бы не вытащить свою голову из задницы и не позвонить ей?

Шумно вздыхаю.

— Я не хочу сейчас говорить об этом, папа. — Просто уходи. Дай мне прикончить еще одну бутылку Джека, пока часики тикают, чтобы врачи нашли время для вынесения решения: не испортил ли я жизнь еще нерожденного ребенка. Потому что, если ребенок мой, черт возьми, его душа уже испорчена, и этого я не могу взять на свою совесть.

— Что же, а я хочу, так что бери стул и присоединяйся к вечеринке жалости к себе, Колтон, потому что я не уйду, пока мы не закончим этот разговор. Понятно?

Открываю рот, и возвращаюсь на пятнадцать лет назад, в свою единственную ночь под арестом за участие в уличных гонках. К тому времени, когда он забрал меня, отчитал по полной и рассказал, как все будет дальше. Чтоб меня. У меня на груди выросли волосы, есть собственные дома и прочее дерьмо, но он все еще может заставить меня чувствовать себя подростком.

Меня пронзает гнев. Сейчас я не нуждаюсь в гребаном психиатре, мне нужен отрицательный анализ крови. И Райли, обхватившая меня ногами с нежным вздохом, слетающим с ее губ, когда я погружусь в нее. Максимальное удовольствие, чтобы похоронить всю эту дерьмовую боль.

— Итак, — говорит он, отрывая меня от мыслей о ней. — Ты серьезно собираешься отпустить ее без боя? Позволишь уйти из своей жизни из-за Тони?

— Она не собирается уходить! — кричу я на него, расстроенный, что он смеет допустить лишь мысль о том, что она уйдет. Или уйдет?

Он лишь приподнимает бровь.

— Вот именно. — Поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним. — Так что перестань с ней обращаться так, будто она уйдет. Она не твоя мать.

Хочу на него закричать, что я, нахрен, знаю, что она не моя мать. Чтобы даже не смел ставить ее имя в одно предложение с моей матерью, но вместо этого тереблю шов на диване, подыскивая ответ, который, я думаю, он хочет услышать. В котором я пытаюсь убедить себя сам, что это правда.

— Она не заслуживает этого… дерьма, которое я принес с собой. Мое прошлое… теперь мое вероятное гребаное