Утраченный звук. Забытое искусство радиоповествования - Джефф Портер

Если Гульд был менее привержен фактам, чем обычный документалист, то причина заключалась в том, что его больше интересовала «метафорическая» интерпретация Севера, чем стандартный комментарий[468]. По мнению Гульда, «идея» Севера была литературной конструкцией, выросшей из увлеченности композитора одиночеством и изоляцией. Его часовая передача должна была стать путешествием не в дикую природу, а во внутренний мир. Чтобы добиться этого на пленке, потребовалось значительное редакторское вмешательство в постпродакшен, в ходе которого Гульд нарезал, склеивал и наслаивал свои интервью, создавая сложную вокальную «докудраму»[469]. Разделенная на пять сцен (включая пролог и эпилог), «Идея Севера» открывается голосом Марианны Шрёдер, тихо угасающим (пианиссимо):

Эта страна очаровала меня. В конце сентября я летела на север из Черчилла в Корал-Харбор на острове Саутгемптон. Только что выпал первый снег, и вся местность была слегка прикрыта им. […] Помню, я сидела наверху, в пилотской кабине, и постоянно выглядывала, то налево, то направо, и видела плавучие льды в Гудзоновом заливе, и все высматривала белого медведя или тюленей, но, к сожалению, их там не оказалось[470].

Шрёдер, которая играет «энтузиастку» в составе Гульда, рассказывает о прибытии на Север, описывая свой интерес к странности пейзажа. В ее напряженном ожидании чувствуется тревога молодой женщины, отправляющейся в мифическую страну: «И пока мы летели вдоль восточного берега Гудзонова залива, эта плоская, плоская земля стала меня немного пугать, просто потому что она казалась бесконечной. Казалось, мы летим в никуда, и чем дальше к северу мы продвигались, тем более однообразной она становилась. Не было ничего, кроме снега и воды справа от нас — Гудзонова залива». Посреди рассуждения Шрёдер в ее монолог вклинивается голос Фрэнка Вэлли, выступающего в роли «циника»:

Я нисколько не увлекаюсь — позвольте еще раз сказать это — я совершенно не увлекаюсь этой модой на Север. Я не осуждаю этих людей, которые заявляют, что они хотят идти дальше и дальше на север, но, думаю, это немного игра, вся эта «нордическая» мода. […] …Получается так, что быть на Севере — это особая заслуга, какая-то доблесть, или же особая доблесть в том, чтобы быть среди первобытных людей — ну, понимаете, какая в этом особая доблесть?

Тирада Вэлли против «моды на Север» накладывается на рассказ Шрёдер о прибытии, причем оба голоса звучат одновременно. При первом прослушивании «Идеи Севера» вторжение Вэлли поражает. Это неожиданный голос, поскольку слушатель еще не понимает правил передачи Гульда. Отрицание Вэлли темы Шрёдер («Я нисколько не увлекаюсь — позвольте еще раз сказать это — я совершенно не увлекаюсь этой модой на Север») звучит как помеха, как будто сигнал одного канала просочился в другой. Такое «скрещение голосов» запрещено в электронной коммуникации или воспринимается как сбой, когда оно все же происходит, как, например, при прослушивании фрагментов чужих разговоров по телефону (что так выразительно обыграла Люсиль Флетчер в «Простите, не тот номер»)[471]. Но это не ошибка: голос Шрёдер затихает как раз в тот момент, когда голос Вэлли усиливается — технический маневр, разрешающий вторжение Вэлли. Вэлли (и его капризность) пользуется поддержкой студии вещания.

Вскоре голос Вэлли прерывается другим, на этот раз — голосом Роберта Филипса, «наблюдающего за распределением бюджета».

Конечно, Север изменил мою жизнь, — говорит Филипс. — Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь, кто по-настоящему соприкоснулся с Севером, или жил бы там все время, или путешествовал бы там месяц за месяцем и год за годом — не могу представить себе, чтобы такой человек остался равнодушным к Северу.

Голос Филипса, грамотный и мягкий, приносит временное облегчение после ворчания Вэлли. Менее чем через две минуты после начала передачи все три «персонажа» — Шрёдер, Вэлли и Филипс — говорят одновременно, иногда в гармонии, а иногда в разладе. Хотя никто из них никогда не встречался, они оказались вместе на одной сцене как персонажи пьесы для Си-би-си. Работая со своими исполнителями, Гульд приспосабливает эффект близости радио к собственным изобретательским нуждам, превращая документальных субъектов, которые записывались отдельно, в изоляции друг от друга, в драматических персонажей, делящих одну и ту же акустическую сцену.

Пролог заканчивается элегическими комментариями Шрёдер о ее северном опыте. Ее голос возвращается на передний план, а Вэлли и Филипс продолжают говорить на заднем плане, как бы выступая в качестве фоновой музыки: «Я всегда вспоминаю о долгих летних ночах, когда снег уже сошел, и озера вскрылись, а гуси и утки готовятся улетать на север. Пока солнце садится, но небо еще светится, я могла любоваться каким-нибудь из этих озер и смотреть, как утки и гуси спокойно летают кругом или сидят на воде. И я думала, что я — частица этой страны, частица этого покоя, и мне хотелось, чтобы он никогда не кончался». В словах Шрёдер («Я смотрела, как утки и гуси спокойно летают кругом, и мне хотелось, чтобы этот покой никогда не кончался») чувствуется тоска, излучающая «открыточное» очарование Севера. Вдохновившись мечтательными образами Севера как последнего обширного канадского фронтира, в молодости побывав в инуитской деревне Корал-Харбор на берегу Гудзонового залива, Шрёдер вносит пронзительную ноту в начальную сцену. Из хора голосов Гульд выделяет именно этот лирический момент, а не недовольство Вэлли, отдавая предпочтение тексту Шрёдер, позволяя ей произнести первые и последние слова пролога. Среди трех разных взглядов на Северную Канаду ностальгический голос Марианны Шрёдер дольше всего остается в памяти слушателя.

Идиллический взгляд Марианны Шрёдер позже в передаче будет разбавлен голосами разочарования (в том числе и ее собственного). «Я думаю, что в будущем Север, — говорит Роберт Филипс, — будет ужасно похож на остальную Канаду. И это замечательно, насколько я понимаю. Он будет похож на пригород»[472]. И, как признается сама Шрёдер, проработав в Коралловой гавани несколько тяжелых месяцев, «я просто не хотела больше иметь ничего общего с Севером». Однако пока энтузиазм Шрёдер подводит к рассказу Уолли Маклина и нарастающей замысловатости передачи, точно так же как история ее приезда будет перекликаться с рассказом Маклина о первом путешествии гипотетического молодого человека на Север.

Маклин, геодезист Канадской национальной железной дороги, был выбран Гульдом на роль рассказчика. Гульд познакомился с Маклином в экспрессе «Маскег», когда сам ехал на поезде в Черчилл, незадолго до начала работы над «Идеей Севера». Гульд увидел в Маклине родственную душу — по крайней мере, так он говорит слушателям в своем трехминутном вступлении к передаче:

Несколько лет назад я ехал на север на поезде, который западные люди