Когда погаснут все огни - Анастасия Вайсбах

И не меньшим безумием были поражены те, кто составлял отряд. Воины в милиньском снаряжении раз за разом с воем бросались на противников и прекращали сражаться только будучи убитыми.

Линь Яолян ощущал нечто неверное в происходящем. Что-то тревожное билось на самом краю сознания с того самого мига, как он увидел окрашенную кровью грязь места боя.

Белоногий, встав на дыбы, ударил копытами бросившегося на него мечника. Это было глупо, беспримерно глупо для любого, кто хоть раз имел в бою дело с конным — даже не будь Белоногий сяоцзинским конем. Но нет, неверность была не только в том, как действовали милиньцы. Не в слепо выкаченных глазах воинов и не в том, что над милиньцами впервые за долгое время было видно знамя. Было что-то еще. Что-то, вившееся в воздухе. Что-то в окровавленной земле под ногами.

Поле, на котором развернулся бой, с каждым мигом все более походивший на беспорядочную свалку, вдруг дрогнуло — словно чья-то исполинская рука встряхнула его, как натянутую простыню. Это отозвалось ломотой в корнях зубов, как от звука лопнувшей струны.

А далее все утонуло в криках людей и бешеном визге напуганных коней. Земля под ногами стала вздуваться и опадать тяжелыми медленными пузырями, подобно каше в гигантском котле. И каждый земляной пузырь, лопаясь, выносил на поверхность кости. Человеческие черепа, на которых чудом держались позеленевшие древние шлемы. Черепа лошадей. Кости неведомо как не распавшихся рук и ног. Куски потерявших былой блеск доспехов. И целые доспехи, чьи хозяева так и истлели внутри собственной брони. Мечи, что некогда были грозным оружием.

Древние мертвецы перемешивались с теми, кто погиб несколько мгновений назад. С ранеными и живыми, что не смогли устоять на ногах на ходящей ходуном земле.

О том, чтобы продолжить сражение, не могло быть и речи. Чудом было просто удерживаться на ногах.

Линь Яолян, пытаясь успокоить Белоногого, озирался вокруг. Он не знал, кажется ли это ему, или земля и правда каким-то неведомым образом прокатывает волны, подталкивая извергнутые останки и оружие ближе к нему.

В Цзиньяне до него доходили рассказы о том, что при проезде мимо принца Шэнли поле некоей древней битвы вдруг пробудилось и вынесло из глубин земли кости воинов, ждавших погребения, которое принц им даровал. Однако в тот день вокруг цзиньяньского принца не кипела беспорядочная схватка и земля не напилась крови. Да и что общего могло быть между принцем Цзиняня и генералом Данцзе? Что?

Линь Яолян не мог сказать, сколько продлился этот тягостный кошмар, сковавший сердце ледяным оцепенением. Кажется, менее часа — солнце не успело далеко уйти по небосводу. Кажется, оно вообще не двинулось. Если это было верным, то все закончилось за мгновения, растянувшиеся на настоящую вечность для тех, кто оказался на поле.

Земля успокаивалась постепенно, подобно ряби на поверхности воды. Кто-то громко молился, кто-то взывал к Небесам, прося об ответе. Кто-то без стыда рыдал, не в силах совладать с пережитым ужасом. Стонали, кричали и звали на помощь раненые.

Линь Яолян сорвал с пояса флягу, торопливо и жадно сделал несколько глотков. Почти не глядя бросил ее немолодому солдату с рассеченным лбом, хватавшему ртом воздух.

Можно было бы сказать, что они победили. Поле, сплошь усеянное теперь костями и древней позеленевшей бронзой, осталось за ними. Милиньцы почти полностью разбежались, как будто исчезла некая сила, что направляла и сплачивала их. Лишь кое-де маленькие разрозненные группы пытались сопротивляться тем из воинов Данцзе, что пришли в себя быстрее прочих.

Спешиваться и ступать на землю, что еще недавно извергала мертвых, было жутко. Однако следовало продемонстрировать всем свое бесстрашие и решимость. И дать отдых нервно подрагивающему шкурой Белоногому. Если бы не этот подарок цзиньяньского принца — валяться бы генералу Линю на сходящей с ума земле среди древних костей.

— Глядите-ка… сокол. Цзиньяньцы сюда добирались, что ли?

— Опомнись, какой Цзиньянь. Мечи старые. Да никакого Цзиньяня тогда и не было.

— А откуда сокол тогда? Их же знак…

— У ученых господ спроси. Вдруг ответят. Только поклонись для начала по всем правилам, чтобы взашей не погнали.

Линь Яолян усмехнулся, почесывая шею Белоногого. Кое-кто из солдат пошустрее и посмелее уже начал приглядывать к тому, что выбросила земля.

— А ну унялись! — скомандовал перемазанный кровью и землей десятник, косясь на стоящего неподалеку генерала, — раненым помочь! Потом глазеть будете!

— А мне рассказывали, что тут в этих местах аккурат сам Жу Яньхэ правил.

— Ага. И Ганьдэ тут же была. Которая древняя, Яшмовая.

— Держи его!

— Тварь! Среди мертвых укрылся!

— Да он же не человек вовсе! — чей-то голос звенел от паники.

Линь Яолян переда повод Белоногого воину из свиты и пошел на шум.

Несколько копейщиков пригвождали к земле бьющееся тело в милиньском снаряжении. Любой человек уже лишился бы чувств от боли и льющейся из ран крови, но тот, кого удерживали острия копий, с утробным рычанием скалил зубы и бился как нанизанная на острогу рыба, лишь расширяя полученные раны.

В глазах, безумно выкаченных на пределе возможного, не было ни тени рассудка. А губы и подбородок были испятнаны еще свежей кровью.

— Тварь… мертвеца грыз.

— Да смилуются Небеса.

— Милинь и правда нечестивцы…

— Это же демон! Демон внутри!

— Налегай сильнее, вырвется!

Линь Яолян заметил, что взгляд твари в человеческом обличье вдруг остановился на нем. В глазах стало появляться осмысленное выражение. И это было выражение жуткой запредельной ненависти, заставившей Линя Яоляна содрогнуться. Но не от страха, а от незнакомого прежде глубинного отвращения.

Хуасинь словно сама собой покинула ножны и взлетела, ловя неяркий свет солнца. А потом опустилась, отсекая твари голову.

— Гадатели говорят, что таких нужно рассекать на пять частей, — отрывисто бросил Линь Яолян.

Иссущенные как хворост тела, трупы со следами зубов, обглоданные мертвецы, бессмертный, что пытался убить его, вставшая на дыбы земля, извергающая мертвецов, эта тварь с демоном внутри, предупреждения и совет гадателя, слова девы Дин о том, что наступил недобрый год… неужели и правда начинается Шестая Эпоха? Ведь, если верить свиткам предсказаний, ее начало ознаменуют великие беды и возвращение демонов в Срединный мир…

Линь Яолян отер Хуасинь с особым тщанием и вернул в ножны. Через поле к нему спешил Оу, тащивший по земле знамя — то самое, под которым бились милиньцы.

— Почтение и слава моему генералу, — гонец Оу чуть заметно задыхался, — знамя милиньцев…

Знамя было не совсем милиньским. Сейчас Линь Яолян ясно видел, в чем заключалась насторожившая его неправильность. Шесть монет, давний