Брусничное солнце - Лизавета Мягчило
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведьма тут же отпрянула от стола, споткнулась, едва не падая на пол. Расширенные от ужаса и злости зрачки поглотили небесно-голубую радужку. Нежные губы поднялись, обнажили зубы в дрожащем оскале. Лада зашипела, ее голос пропитала ярость и досада:
— Скрыли ее. Неужели снова болотные ведьмы обосновались в тех краях? Плотная защита, не пробить, не взглянуть. Не сама твоя барыня в болотах своевольничает. Спасают ее, не сдохнет…
Он подался вперед, пальцы жадно вцепились в предплечья Лады, сердце тут же зашлось, запульсировало, качая плавящий огонь по венам вместо крови. Боль едва не лишила его сознания. Брусилов отдернул руки.
— Где она? Точное место укажи, как достать ее с болот? Может матерью выманить?
Пылающий взгляд переметнулся от стола к его лицу, обескровленные губы задрожали еще сильнее, всю ведьму трясло. Будто телом за доли секунд овладел жар.
— Не пойдет она оттуда, ничем не пронять. Мать свою винит, а тебя ненавидит. Кровь мне ее нужна, на худой конец пойдет и волос. Вытяну или тебя проведу, я тебе слово свое дала? Значит исполню. Мне бы обойти вскользь защиты все… Злая ведьма там сидит. Черная, кровью напитая. Сильная.
Мгновение. Упоминание крови. И в голове стало так тихо, так чисто. Губы сами потянулись в победной улыбке. Плевать, сколько ведьм сидит на болоте, сколькими чудищами они управляют и сколько деревень вырежут. Если удастся вытянуть Варвару при помощи крови — он уже победил.
— Собирай свой пожитки, ведьма Лада, жить будешь пока в моем поместье, за это отплачу помимо уговора сполна. Есть у меня кровь. Очень много Варвариной крови…
Желание жадно лизнуло глотку, приподняло волоски на загривке. Он снова почувствовал вкус жизни. Чахнущая надежда разрослась, пустила глубже корни. Брусилов вновь почувствовал будоражащее предвкушение. Он ее достанет.
А за спиной уходящих из комнаты людей брызги крови складывались, тянулись к друг другу, образуя ручейки, извивались тонкими алыми дорожками. Пока не выстроились в ровный круг у болот. Круг, за который не попасть. Ведьмины бесы жаждали скользнуть за барьер защиты.
* * *
Этой ночью ей снился Грий. Такой же ошеломляющий искренностью и открытостью, он запрокидывал нежное лицо к рассветным лучам солнца и смеялся. Игриво щурились пронзительно-голубые глаза, когда за ухо Варвары он аккуратно пристроил цветок полевой ромашки, а затем повалил в цветущий, ярко пахнущий медом луг… И этот сон был бы прекрасным, позволил бы ей забыться, оставить в сердце последним воспоминанием возлюбленного таким — ярким, живым.
Но все обратилось кошмаром.
Светлые глаза блеснули холодной сталью, мягкие, оглаживающие ключицу пальцы вцепились в подбородок, заставляя повернуть на бок голову. Касающиеся шеи губы принадлежали Брусилову. И Глинка задохнулась в ужасе, попыталась выбраться из-под прижимающего к земле тела, пока вокруг разрастался ровный жженый луг. Она вся была в крови. Недалеко от них лежало тело Саломута, пустой взгляд устремился к безграничному небу. Страх сковал глотку, не позволил выдавить ни слова, а Варя все пыталась сражаться. Пока грубые руки задирали платье, тянули нелюбимый корсет, пока жесткие пальцы разрывали шелк легкого исподнего.
Из ужаса барыню вырвал грубый рывок вперед. Словно с размаху в ледяную воду запустило. И она наконец закричала. Надрывно, горько, кругом ярким столбом взвилось алое пламя, осветило силуэт рядом с ней и тут же схлынуло, подавляемое чужой волей. А Варвара все не понимала, где находится. Отпрянула, забилась в угол на краю лавки, обхватывая плечи, давясь рыданиями.
Тень растерянно замерла, окаменела.
А потом стремительно метнулась вперед, прижала к ледяной груди, покрытой мурашками. В нос ударил запах можжевельника и болота. Острые когти царапнули кожу головы, утешающе скользя по волосам.
Нечистый сидел рядом с ней до рассвета. Не говорил совсем ничего, просто гладил по волосам, пока она отмораживала подушечки пальцев, цепляясь за его предплечья. Пока шумно дышала, утыкаясь носом в мерно приподнимающуюся грудь. Сон. Всего-лишь сон. Но она видела мертвого Грия так ясно, так ярко… Боль пожирала, а когда от Вари остался маленький пульсирующий комок отчаяния, страх попытался завершить это дело, попытался с наскоку вгрызться в спину. И тогда Болотный Хозяин подал голос. Выдернул из мыслей привычно-сварливой манерой разговора.
— Мне теперь и в болоте не утонуть, гляди, какой коркой соли покрыла. Прекращай, соплями подавишься и умрешь, не отомстив своему мучителю.
Всхлип застрял где-то в глотке, и она нервно рассмеялась, поднимая на него заплаканное лицо. Не худшая из смертей. По крайней мере его бы это повеселило.
Он смотрел на нее серьезно, в полумраке горели кошачьими огоньками два блестящих глаза. Брови свелись у переносицы, нечисть недовольно щурилась. Еще бы, кому радость такое времяпрепровождение доставит? Поймав ее взгляд, он мигом расцепил руки, отшатнулся, со стоном отвращения сморщился.
— Ну давай-ка все, ну какое из тебя теперь солнышко… Нос распух, как слива, очи упыриные, вся в красных пятнах от рева… Солнце… Ежели только брусничное — кислая настолько, что зубы сводит. Ай как я не люблю плачущих дев, ай как отвратительно…
Плюясь и ругаясь, он соскочил с кровати, кося на Варвару недовольным взглядом вынырнул за дверь. Она и сама не заметила, как стала улыбаться. Тяжесть соскочила с груди, а когда за дверью причитания продолжились, а нечистый принялся громко, с надрывом жаловаться утопленнику, она уже смеялась, растирая соленые дорожки по распухшим щекам.
Чудо, да и только.
А потом, ничего не объясняя, он повел ее по выросшей среди топи дорожке до грабового леса. Впервые Варвара видела подобное. Тонкие грабы тянулись в небо, лишь у самых верхушек разрастаясь зеленым морем листьев. И в ослепительно яркий день здесь царили сумрак и прохлада. Смело пролетали над самыми головами мелкие птахи. Так отчаянно пахло лесной свежестью, будто вокруг не разливалось болото.
В последние дни с болотным Хозяином стало словно на пуд легче. После разговора в пруду он больше не выходил к деревне, а она никогда эту тему не поднимала — страшилась сглазить. Были ли те люди плохими? Варвара не знала, а в слово его неожиданно легко поверила: когда она сама врала, что чувствует волшебные кочки, нечистый неизменно презрительно щурил глаза и громко цокал кончиком длинного языка по зубам.
«Ни один дар ложь не любит. Начни лукавить и сама себя впросак загонишь, язык запечатаешь. Нравится со мной на болотах жить? Ври, ври больше, Варя, тогда мы здесь подзадержимся»
И она виновато сжималась. А затем продолжала лукавить снова,
