Брусничное солнце - Лизавета Мягчило

«Соо-о-олнышко»

Она ударила не думая. Впечатала потрепанный лапать в глазницу, но вода сгладила движение, не позволила вложить силы. Голова существа мотнулась, но оно не расцепило хватки. Паника накрыла с головой, сделала шум в ушах плотнее. Второй раз Глинка била не наугад — в запримеченное уродство, распухший локтевой сустав левой руки. Даже под водой она почуяла, как сочно он хрустнул, отделяя кости друг от друга.

Яростный визг поднял новую стайку пузырей, снова ударила нога и барыня потянулась к заветному воздуху. Подтягиваясь на руках, закинула тело на узкую тропинку, из носа и рта хлынула болотная вода, ее вырвало.

Торопиться, сзади поднимался живой мертвец, а волшебство болотного Хозяина не развеялось — он перекрыл все безопасные тропы к спасению.

Можно было не отпускать его волос. Может, тогда гибель от его руки была бы более благостной? По старой дружбе.

Над болотным небом разнесся пронзительный мужской крик, полный боли и страха. Он кричал, заходился, спугивая стайки птиц:

«Прости меня, Господи!»

Варя заплакала. Уткнувшись носом в склизкую корягу, приютившуюся на тропе, она давилась водой и рыданиями, легкие горели огнем, оцарапанные мертвяком ноги жгло. Как же ей отсюда выбраться…

И здесь произошло чудо. Из груди тонкой нитью вырвалось золото. Испуганное испуганным вскриком всколыхнулось, прочертило тонкую нить полукругом у разросшегося брусничника. И растаяло. Барыня поднялась на четвереньки, оскользнувшись, вновь упала и едва успела перекатиться вбок, наполовину вваливаясь в новый бочаг: на то место, где только что лежала ее лодыжка, с тяжелым ударом р землю выбросился из воды мертвец. Попытался подняться на ноги, но одно из колен оказалось вывернуто, стопа не становилась, как положено. И тогда он пополз. Подтягиваясь одной рукой, волочась оскаленной мордой по влажной земле, втыкая в помутневший глаз наломанные тонкие брусничные веточки.

— Сюда-а-а, сюда-а-а солнышко. Хо-олодно, жра-а-ать…

Страх разогнал кровь в венах, позволил подняться, высоко перепрыгивая ползущую нечисть, чтобы резво припустить по указанной волшебством дороге прямиком к дому. В себя она пришла только захлопнув за спиной дверь.

Варвару колотило. Трясло так, что лавка не сразу придвинулась к запертой двери, а дрова выпадали с очага, не желали ложиться ровно.

Раньше она просила болотного Хозяина открывать двери, когда они разжигали огонь, теперь бы она ее замуровала. Хватит, хватит ей и узкой дыры под крышей, дым найдет куда выскользнуть.

Она почти поверила, что удастся спрятаться в тепле от страшных мыслей, когда поняла — огонь разжигала нечисть, она ничего не сумеет. А над болотом все разносились, взлетали к небесам истошные вопли. Она опустилась на землю у очага, зажала трясущимися руками уши, зажмурила веки. Провалиться. Сквозь землю и ниже, лишь бы не слышать, как мучительно болотный Хозяин расправляется со своей жертвой.

Опустились сумерки, в землянке стало темно, крики стихли.

Варя не знала, сколько времени прошло, прежде чем она решилась открыть глаза, опустить дрожащие от напряжения руки. Скамья рассыпалась щепками, дверь была широко распахнута.

Он вернулся. Сердце трусливо рухнуло вниз: трепыхающийся алый комок, измазанный в болотной грязи. Его словно с хрустом из реберной клетки выдрали. Слишком больно стало, на глаза навернулись слезы. Глинка помнила его жестким. Но не жестоким.

С горящим взглядом, все лицо измазано густыми алыми разводами. Принадлежи кровь нечисти, Варвара испугалась бы меньше? Он молчал, крупно трясся, растворяясь в безудержной жажде, в гневе. Одним коротким рывком болотный Хозяин оказался рядом с ней, когти врезались в запястья, скользнули к земле, сорвались с бледных пальцев тонкие капли крови. Он дернул ее на себя, едва не вбил в разодранную перепачканную рубаху. Пахло страхом и смертью.

«Посчитала меня человеком? Забылась? Запоминай. Впитывай.»

— Идем, Варвара.

Она попыталась выскользнуть из хватки, отстраниться, вжимаясь всем телом в холодный очаг. Страх сжал горло, перехватил дыхание. Сейчас она поняла, что значит бояться по-настоящему, не как с мертвяком на болотных просторах, отбиваясь, надеясь на лучший исход. По-животному. Без единой мысли о сопротивлении или надежды на выживание. От него не сбежать, не спастись.

Не хотелось идти. Забиться бы в дальний угол, найти спасение от давящих мыслей…

Губы нечисти медленно потянулись в злобном оскале, разворачиваясь, он почти силой поволок ее за собой.

— Я сказал идем.

Ноги упирались в пол, а он тянул ее за собой играючи. Прежде чем грозный рык не разодрал воздух тяжелой вибрацией. Он замер. Вот-вот повернется, вцепится в горло. Глинка стала сопротивляться отчаяннее. Плакать не хотелось, мольбы бы не помогли. Так в чем ей каяться?

Не вцепился, кожу не обожгло режущими когтями. Он просто по-свойски перехватил ее поперек живота и зашвырнул на плечо, мокрая юбка тут же облепила ноги, обдала новой волной сырого холода. Нос уткнулся в шершавое бордовое пятно на пояснице — кровь успела подсохнуть. И она закричала, принялась брыкаться, из глаз наконец-то хлынули слезы, давая освобождение, смывая горечь и разочарование.

Она-то почти поверила… Забыла, как она могла забыться?

Не вздрогнул, ничего не сказал, перехватил так, что искры брызнули из глаз, от цепкой хватки сперло дыхание. И побежал. Ровно, размеренно, ни разу не сбилось дыхание, ей пришлось упираться ладонями в перепачканную спину нечисти, чтоб не отбить себе ребра о его плечо.

Видит Господь, как же сейчас она его ненавидела.

Дорога окончилась резко, он просто встал. Как вкопанный. А Варя почувствовала ощущение полета, в уши гулким шумом ударила вода, она плотно зажмурилась, задерживая дыхание. Утопит? Так просто?

Она рванула вверх и, с удивлением открывая глаза, поняла, что его давно рядом нет. Вода чистая, что родниковая, но от нее рваными клочьями в ночной воздух поднимается горячий пар. Разве может существовать такое место?

Нервно проводя руками по волосам, она убрала прилипшие к лицу пряди, крутанулась волчком, пытаясь отыскать нечисть. Он оказался в пяти саженях от нее — вода там доходила выше груди, болотный Хозяин стягивал перепачканную кровью рубаху. Лениво отшвырнул в сторону берега и поплыл. Уверенные, резкие движения толкали тело все дальше от берега.

Они оказались в маленьком горячем пруду. Ни рыбешки, ни тины или водорослей — пронзительная голубая пустота. Горячая. А на берегу, удобно рассевшись на длинной осоке лениво перемигивались сотни светлячков, им было все равно на человеческие переживания или страдания. Зашелестел над головой широкими крыльями филин, где-то пронзительно запищала мышь. Сердце билось на корне языка, в горле пересохло.

Силуэт хозяина угадывался на противоположном берегу — саженей десять, не больше. Раньше она, смеясь, назвала бы это озерцо лягушатником, а