Брусничное солнце - Лизавета Мягчило

Не убить. Он просто хотел отвести ее в место, где можно вымыться, избавиться от запаха трупного яда мертвеца и промыть тину с волос. Озябшая, до подбородка она опустилась в воду, принялась стягивать юбку, а следом и рубашку.

Всплеск воды рядом заставил ее дернуться.

Он лежал на мирной водной глади, широко раскинув руки, вокруг летали любопытные светлячки, пускали блики на пустые черные глаза и острые скулы. Взгляд упирался в вышедшую на небосвод луну. И ее не видел.

— Чудно, как легко ты разбиваешь мир на своих и чужих, солнышко. Деревенского пожалела? Себя загнать готова была? — Нежный голос скользил у водной глади, но теперь он не вызывал дрожь — чистый ужас, неприязнь и страх. Варвара повернулась к нему спиной, неловкие пальцы попытались выстирать пятна земли с рубахи.

— Никто не заслуживает смерти, тем более такой.

Глаза печет, она упрямо смаргивает. До сих пор в ушах стоит истошное «Господи, помоги! Избави меня, Господи!». Ей представилось, как когти, придерживающие ее над бочагом, чтоб спасти от падения, вспарывали чужую плоть. Как он наслаждается.

— Не убила бы своего мучителя, если б было возможным? Не за этим ты шла сюда? — Ласковый голос ударяет оплеухой, она пошатывается, закусывая губу. Что ей ответить? Что другое это? Сама ведь сказала, что никто подобной участи не заслуживает. И соврала. Не нужно было заглядывать в глубину души — все было на поверхности. Если б не пригрозил болотный Хозяин ненужными смертями, она молила бы убить Брусилова. Медленно. Наслаждаясь каждым мигом его страданий. Она бы не устояла. Увидев слабину, он продолжал, вливал яд сомнений. — А если я скажу, что мужик этот в смертях повинен? Что женщин на тот свет извел. Кого родильной горячкой, кого вилами, кого беспричинным доносом, вынуждая твою мать продавать в другие губернии? Что, если душа его гнилая, ни единого доброго дела от него не увидела деревня. Если он вор, душегуб и обманщик, тогда чего он будет достоин, Варвара?

Глинка молчала. Всплески стали ближе, дыхание обожгло влажную макушку, тело покрылось гусиной кожей несмотря на горячую воду. Проникновенный шепот раздался у самого уха, она не дернулась, не попыталась сбежать. Зачарованно слушала, следя за брачным танцем летящего светлячка, к концу ночи он должен найти свою половину.

— Даже самое милое лицо, самые льстивые восторженные слова могут в человеческом обличье прятать монстра. Чудовища живут глубоко внутри нас, вопрос лишь один — позволишь ли ты им вырваться на волю?

Глава 14

Лошадь под ним тяжело дышала, взмыленные бока ходили ходуном, с губ пышными хлопьями падала пена. А Брусилов не мог остановиться — гнал вперед, будто это могло прямо сейчас вернуть Варвару. Мощеная дорога к центру уезда становилась шире, дома Суздаля делались выше, богаче. У крылец разрастались жасминовые, аккуратно подстриженные, кусты, возвышались арки, усеянные мелкими, ныне популярными в Англии и Франции мелкими розами Liberty Bell. Не такого он ожидал, когда ехал за прославленной ведьмой. Самуил натянул поводья лошади и сжал коленями ее бока, та замедлилась и вскоре остановилась перед нужным домом.

Выкрашенный в белый, он удивительно неприметно сливался со своими соседями — те же аккуратные розы, небольшая калитка и тяжелые гардины, закрывающие окна от любопытного взгляда зевак. Брусилов спешился.

Сюда он приехал без сопровождения, ни к чему тащащийся следом хвост, косые взгляды и пересуды шепотом. Ныне мужики стали, что бабы — развязанный язык и полное отсутствие здравомыслия. Порка за поркой, они повторяли одни и те же ошибки, это утомляло, а избавиться от глупых крепостных претил закон. Убийства ныне не в чести.

Стоило ступить под своды пышно цветущей арки, ведущей к дверному порогу, ноги вмерзли в землю, внутренности дернуло вниз, едва не опустив его на колени. Зрачки Самуила расширились — моментальное узнавание — так чуялась та ночь, когда магия Варвары опрокинула его на постель. Ведьма. Все-таки ведьма… Шаг за шагом, словно через липкую приторно смердящую розами паутину. На скулах проступили желваки, упрямо сжались челюсти.

Если ведьма способна так беречь свой дом, то и остальное ей будет под силу… Стоило ноге в запыленном ботинке ступить на порог, как дверь с тихим стоном приоткрылась. Сама. Ни дворовых девок, ни дворецкого рядом не было. А глаза Брусилова уже привыкали к вечернему сумраку, сгустившемуся в углах. Свечи не горели, не было слышно ни единого шороха. Из темноты проступали силуэты вещей, с картин смотрели томно изогнувшиеся в объятиях любовников грешницы. Слишком вызывающе, подобное подверглось бы критике в любом из приличных столичных домов. Красный бархат на стенах давил, черные провалы распахнутых дверей будоражили. Он не звал — тихо, крадущимся шагом двинулся дальше. Не нужно голосить, ведьма о его приходе наверняка знает.

Комната за комнатой, Самуила встречали изящные скульптуры, высокие фарфоровые кадки с пышно цветущими растениями, под потолком в широких позолоченных клетках вяло переговаривались сонные канарейки. Господи, откуда же столько добра у простой безродной колдуньи… Как он раньше о ней не слышал?

Брусилов помнил лицо Аксиньи, когда та влетела в кухню, в которой он успел зажать мерзкую лживую девку. Помнил, как та пронзительно резко завизжала, пошатнулась, падая на грубо сколоченный кухонный стол. Как разлетелись из миски спелые алые яблоки. В память врезалось, как старшая Глинка с широко распахнутыми от ужаса глазами цеплялась за его одежды трясущимися пальцами, молила забыть о Варваре, не ехать к ведьме. Настасья предрекала ему гибель, пророчила потерю разума от рук хитрой Лады… Что проку, если он давно утонул в вязкой тьме? Иного выбора у него и не было.

И ту, от рук которой ему пророчили смерть, встретила его на верхних ступенях, ведущих к личным покоям.

И снова удивление. Густое, перекатывающееся на кончике языка, отдающее приторной сладостью. Он ожидал увидеть зрелую женщину, какой описывал ее посыльный. Ждал острых черт и огромных ведьмовских глаз. Подобие Варвары. Нет. С ней никто не сравнится… Жалкая выцветшая и изъеденная временем копия.

Она оказалась иной. Длинные золотистые волосы спускались мягкими волнами до округлых бедер, в пронзительно-голубых глазах отражался его нависающий силуэт. Низенькая, хрупкая и мягкая, казалось, сомкни на ней руки и она сломается, фарфоровой крошкой опустится к сапогам. Пухлые губы изогнулись в понимающей улыбке, Лада молча потянула Брусилова следом за собой за лацканы мундира. И он пошел. Ошарашенно моргающий, не способный развязать прилипший к небу язык, выдавить хоть слово.

В ее комнате так густо