Действие вместо реакции - Олег Юрьевич Цендровский

Когда некоего результата уже нет, мы вновь страдаем и воспринимаем реальность через призму утраченного. Жажда его вернуть, потребность его вернуть и удерживать становится новым миражом, новым навязчивым фильтром для ситуаций жизни.

При обоих сценариях наша деятельность не способна меняться вместе с ситуацией и отпускать то, что не может и не должно быть удержано. Она становится эгоманией. Мы отстаем от динамики ситуации и либо агрессивно боремся с ней, либо пытаемся притянуть некую другую. Мы формируем застывшее представление о себе и жизни и упорно пытаемся его защитить и увековечить. Мы хотим выстроить забор вокруг кругов на воде или любой ценой нарисовать именно этот круг, а не какой-то другой. Прямой и живой контакт с реальностью оказывается утрачен.

Консервомания

Все, что не понимает пластичной природы бытия и не понимает существа времени, обречено на пустое страдание и расходование сил в борьбе с ними. Это то, что великий философ-стоик Сенека имел в виду в своих известных словах:

«Желающего судьба ведет, а нежелающего – тащит».

Эго не желает идти со временем, потому время его тащит. Эго борется со временем, потому что не понимает, что оно само и есть время. Эго и есть то непостоянное бытие, с которым оно сражается, то существо, чей хвост оно кусает, то движение, которое хочет прекратить. Время все равно тащит нас за собой, но в процессе транспортировки мы умудряемся искусать и изодрать как самих себя, так и зачастую все вокруг.

Эгомания есть установка на обладание в острой и воспаленной форме. Наш малый ум становится еще более цепким и падким до накоплений, достижений и всякого рода консервации себя и своих результатов. За счет этого человек и правда становится активнее, но эта активность – невротическая.

С точки зрения количества, эгоманьяк может быть невероятно продуктивен, но в качественном отношении его деятельность остается неполноценной. Творчество, движимое цеплянием и обладанием, всегда тронуто болезненностью. Оно не может раскрыть своего действительного потенциала.

Творческая эгомания похожа на активную прокрастинацию, о которой мы говорили ранее.

Человек строит башни из спичечных коробков, планирует завтрашний разговор с соседом, копает грядки, идет на пробежку – все что угодно, лишь бы не браться за настоящее дело. В сущности, это гиперактивное и невротическое избегание. Так и при эгомании творческая сила может горы свернуть, но вот оставить эти горы в покое и заняться чем-нибудь действительно полезным она уже не в состоянии.

По этому поводу хорошо высказался Ницше:

«Главный недостаток деятельных людей. Деятельным людям обыкновенно недостает высшей деятельности – я разумею индивидуальную деятельность. Они деятельны в качестве чиновников, купцов, ученых, т. е. как родовые существа, но не как совершенно определенные отдельные и единственные люди; в этом отношении они ленивы.

– Несчастье деятельных состоит в том, что их деятельность почти всегда немного неразумна. Нельзя, например, спрашивать банкира, накопляющего деньги, о цели его неутомимой деятельности: она неразумна. Деятельные катятся, подобно камню, в силу глупости механики»[31].

Иначе говоря, непрерывная суета многих деятельных и творческих людей является хитрой маскировкой их полнейшей бездеятельности, пассивности и неподвижности в самом существенном. Им не хватает главных форм деятельности, а их творчество просто выполняет капризы эгомании. Оно организует и переорганизует действительность, не меняя саму степень, сам уровень ее организации.

Большинство кумиров человечества всегда было представлено людьми, видящими картину жизни с позиций установки на обладание. Это чрезвычайно активные люди, которые направляют свои силы на накопление и консервацию личных результатов и нередко добиваются в этом выдающихся успехов.

По уже описанной логике, как раз это сопротивление существенным внутренним переменам и сковывает их энергию. Это невротическая активная прокрастинация. Самые грубые формы культа личных достижений мы обнаруживаем в политике, бизнесе и среди многочисленных публичных знаменитостей. Там человеческая энергия, как правило, направляется на болезненное накопление наиболее примитивных форм внешнего изобилия.

Люди становятся профессиональными прокрастинаторами и эгоманьяками. Они обрастают собственностью и достижениями, а затем накопленное имущество оборачивает их публичное «Я» в несколько слоев и образует вокруг них своего рода яркий фантик.

Вне всяких сомнений, выставленный на публичное обозрение такой фантик выглядит весьма привлекательно, даже аппетитно. Для внешнего наблюдателя на нем будто бы написано: «Райское наслаждение, взрыв вкуса, непередаваемая глубина ощущений». Но вот стоит нам развернуть яркую бумажку и попробовать содержимое на вкус, как мы оказываемся ошарашены. Внутри находится нечто пресное, скучное, липкое, серое и вдобавок ко всему ядовитое.

Столкнувшись с таким сюрпризом, мы порой неосознанно принимаемся убеждать себя, что это и правда было райское наслаждение. Другого просто не бывает. В противном случае нам придется признать, что все усилия были напрасны и мы дали себя провести.

Это одна из коварных ловушек эгомании. Положив много времени и сил на добычу и консервирование ресурсов и личных результатов, мы отрезаем себе путь назад. Мы уже так много вложили в свой сверхневроз, что намерены теперь пройти его до конца. Кто знает, может быть там, вдали, и правда забрезжит райское наслаждение?

Достижения эгомании периодически вызывают у нас явную или затаенную зависть, хотя по правде нам стоило бы проявить сострадание. Мы большими глазами смотрим на накопления власти, статуса и богатства, на почести, титулы и дворцы.

Порой мы пытаемся смягчить свое инстинктивное влечение осуждением и отторжением. Мы уверяем себя, что нам это не нужно, что мы выше этого, но в этом акцентированном отрицании все еще сквозит вожделение эго. Победить такое вожделение может лишь просвещенное сострадание.

Необходимо понять, что мы видим перед собой лишь анфиладу из памятников человеческому невежеству и бедности. По сути, это даже не памятники. В них нет никакого величия. Это просто бесконечно длинная полка с консервами. Они довольно противны на вкус, но этикетками у них бывают первоклассными. Обманувшись яркими этикетками, люди становятся заложниками собственных консервных полок.

Эгоманьяк неизбежно является и консервным маньяком, а эгомания с равной точностью может быть названа консервоманией. Пораженные этим недугом, мы хотим все вокруг закатать в банку и сдать на вечное хранение, не исключая самих себя.

Мы кладем всю свою жизнь на заполнение полок и уже не можем от них отойти. Мы привязаны к своему складу, и этот груз охраняемых результатов и достижений мешает нам двигаться и проживать динамику ситуации.

Пока мы существуем в рамках установки на обладание, все самое важное в себе самих и в мире мы оставляем нетронутым. Вдобавок к этому, мы яростно защищаем свои