Падший ангел за левым плечом - Татьяна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мимоза снова умолкла.
Потом спросила:
– Теперь что со мной будет?
– Теперь мы вас станем охранять как особо ценного свидетеля, – сказал Гущин тихо. Казалось, он и сам не ожидал произведенного признанием эффекта. – Как Витошкин с вами расплатился?
– Честно. – Мимоза смотрела в пол. – Бизнес под ключ – этот салон красоты, деньги на развитие и на жизнь… на безбедную жизнь. Он дал денег также на все мои пластические операции, я давно хотела сделать пластику. Мне хватило не только на лицо, на все. Я думала – буду жить как царица. Как по настоящему обеспеченная женщина – зиму в Баден-Бадене или в Монако, а летом в Каннах. Кто же знал, что этот кризис все сожрет? У меня салон сейчас почти банкрот. Я вся в долгах. Скоро вообще на счете в банке ничего не останется.
– Вы оговорили и засадили в тюрьму безвинного человека, – сказал Гущин. – Считайте, что с вами за это тоже расплатились по полной.
– Кто? – спросила Мимоза сквозь слезы.
– Судьба.
Глава 42
Сходство и несходство
– Я боюсь за Вавилова, – сказал Артем Ладейников тревожно, – руки на себя еще наложит.
Было уже очень поздно, однако все они собрались в кабинете Гущина – члены оперативной группы, Катя, Ладейников. Все, кроме Игоря Вавилова.
– На него столько сегодня свалилось – это предел человеческий, – не унимался Артем. – Эта фантасмагория в «Киселе» на поминках жены, и в довершение он узнал, что так облажался с делом, которое вел, которое считал доказанным на двести процентов. Федор Матвеевич, надо как-то с Вавиловым сейчас… ну я не знаю, я тревожусь за него.
– Я позвонил начальнику Главка, доложил ситуацию. Тот приехал, он встретил Вавилова у проходной и увез к себе домой. Так пока будет лучше, – ответил Гущин. – Ну вот, друзья мои, сами того не желая, мы раскрыли заново давно раскрытое дело об изнасиловании в отеле «Сказка».
– Это изощренная инсценировка и сговор, – сказала Катя, – а в результате Павел Мазуров пять лет отсидел в тюрьме ни за что. Но тем не менее мы не можем…
– Снять с него подозрений в убийстве Полины Вавиловой из мести и Виктории Одинцовой из мести? Ты это хочешь сказать, учитывая его художества в «Киселе»? Там месть – как четкий мотив.
– Но он отрицает свою вину в убийствах, – напомнила Катя. – Он и в «Киселе» никого убивать не стал, а лишь отомстил с помощью слабительного. Если он такой мститель и убийца, что мешало ему купить и подсыпать яд? Ничего не мешало.
– О гибели жены Вавилова я сейчас помолчу. Но кому, кроме Павла Мазурова, могла быть нужна смерть Виктории Одинцовой? – спросил Гущин. – Только у него есть внятный мотив.
– Почему же только у него, – быстро возразила Катя. – Теперь мы знаем, как на самом деле развивались события в отеле в ту ночь. Виктория Одинцова могла что-то знать, заметить. Она могла не все озвучить на суде. Аркадий Витошкин вполне мог ее убить. А чего он за рубеж слинял сразу? Только ли от страха? И Мимоза могла ее прикончить. Они могли заподозрить, что Виктория в ту ночь что-то видела или слышала – например, скрип той лебедки, на которой Витошкин наверх поднимался с лоджии.
– Такая техника бесшумно работает. И потом там музыка гремела внизу – вечеринка же была в разгаре у бассейна в аквапарке, – напомнил Артем. – Нет, тут что-то другое.
– Знаете, – задумчиво произнесла Катя, – мне тут мысль пришла сейчас. Мы вот эти дела – все три объединяли лишь по одной причине; все их расследовал пять лет назад Вавилов. А теперь оказывается, что между двумя делами из трех есть и другое сходство.
– Какое же? – спросил Гущин.
– Дело отеля «Сказка» оказалось тщательно спланированной и подготовленной инсценировкой изнасилования. А вы вспомните, что нам эксперт Сиваков говорил про убийство Аглаи Чистяковой – мол, классический случай криминалистики. Инсценировка изнасилования – все признаки.
– Вы хотите сказать, что Аркадий Витошкин и Мимоза могли и девочку убить? – воскликнул Артем. – Но это же полный абсурд.
– Это абсурд. Они тут, конечно же, ни при чем. Я хотела обратить ваше внимание на совсем другую вещь.
– На какую? – полковник Гущин, глядя на Катю, задал ей свой любимый вопрос.
– Ну, Вавилов же ошибся в деле отеля «Сказка».
– Там бы и я ошибся на таких сфабрикованных уликах. И ты, и мы все.
– Да, конечно, но я опять не о том. Возможно, он ошибся и в своей оценке, своей версии убийства девочки. А мы тоже ошибаемся, глядя на это дело через призму его расследования. Надо посмотреть на это дело под каким-то другим углом.
– А меня сейчас больше всего беспокоит пропавший сынок прокурора Алексей Грибов, – сказал Гущин. – Я считаю, задача номер один теперь – его разыскать и допросить.
Глава 43
Клочки
Взглянуть на дело под каким-то другим углом…
Полковник Гущин в тот вечер в третий раз так и не задал свой излюбленный вопрос – какой? Какой-такой еще другой угол?
Катя и сама не знала. Она поняла это на следующий день – дома. Наступила суббота, и Катя взяла для себя тайм-аут на все выходные.
Кошмар в «Киселе» словно отнял у нее последние остатки сил. И дело было даже не в нападении Павла Мазурова – это как раз произошло и закончилось так быстро, что Катя даже не успела толком испугаться.
Просто сама атмосфера провонявшего «Киселя»… Эти багровые от натуги лица гостей, штурмовавших туалеты… Этот запах…
Катя с трудом подавляла тошноту, вспоминая все это. Дом на набережной, мимо которого она порой проезжала, и прежде представлялся ей похожим на тюрьму – серое, неприветливое здание и одновременно памятник архитектуры. А теперь к этой нелюбви примешалось еще и чувство острой брезгливости.
И вместе с тем щемящей жалости. Ко всем – и к пострадавшим гостям. И к бедной Полине Вавиловой, чья посмертная память была жестоко оскорблена.
И к Игорю Вавилову, который вынес все это. Он дважды столкнулся с проявлениями мести в отношении себя – в первый раз месть обернулась кровавым кошмаром, резней, убийством. Во второй – неприличным, дурно пахнувшим фарсом, где всех действующих лиц понесло по кочкам в жестоком поносе.
Совершил ли это все один человек – Павел Мазуров?
Катя в это утро в субботу остервенело занималась домашними делами. И совершенно не хотела есть. Даже не помышляла ни о завтраке, ни об обеде.
Но к вечеру природа взяла свое. И она заставила себя поесть – отварила рис в мультиварке, достала овощи. Заварила себе крепкий чай. Села на диван, поджав ноги, отложив в сторону ноутбук и планшет. Взяла чашку горячего чая, подула.
Вот вчера вечером она говорила Гущину о сходстве… Но нет, тут и несходства полно. Это дело при всем своем единстве распадается на какие-то фрагменты…
Она предложила взглянуть на убийство Аглаи Чистяковой под каким-то другим углом… Но действительно, под каким? Игорь Вавилов сконцентрировал все свое внимание на единственном подозреваемом – учительнице Грачковской. Так же он поступил и в деле отеля «Сказка» – там все улики сходились на Павле Мазурове. Но Мазурова он посадил, а Грачковскую ему пришлось отпустить. В этом деле иная точка зрения банальная – а что, если не учительница убила девочку? Но факт инсценировки изнасилования указывал именно на женщину-убийцу, как в классическом примере из учебников криминалистики. И при всем при этом Игорю Вавилову отомстили убийством жены…
За что? За то, что он делал процессуально-следственные ошибки?
Может, он и в деле прокурора тоже совершил ошибку? Но нет, там он просто участвовал в задержании с поличным. Всю операцию проводили и разрабатывали совсем другие сотрудники. И процесс дачи взятки был зафиксирован на видео – деньги у прокурора помеченные из стола достали. А вдруг это тоже подстава?
Катя подумала о Гущине: вот он заявил, что для него задача номер один – найти сына прокурора Алексея Грибова, неуловимого до сих пор. Что, если и Гущин склоняется к мысли, что в отношении прокурора была допущена не ошибка, а подстава и… что же, в этой подставе Вавилов принимал участие? Против своего друга и наставника, и именно за это ему сейчас так жестоко мстит Алексей Грибов-младший?
Где он? Почему скрывается? Что это вообще за человек такой?
А в это самое время Алексей Грибов-младший находился на своем обычном месте – при певице Леокадии Пыжовой. Правда, на Пыжову в это субботнее утро было тяжко глядеть.
После запоя, сразившего ее на юбилее, трезвый просвет обернулся депрессией. Растрепанная, старая, вся какая-то разом опустившаяся и ослабевшая, она сидела на роскошном ковре в своей роскошной гостиной с ножницами в руках. На полу перед ней распластана дорогая шуба из палевой норки. И Леокадия кромсала мех ножницами в клочки, всхлипывая и причитая:
