Разрушенные - Кристи Бромберг

Он отрывается от моего рта и садится на колени, держа мои ноги раздвинутыми, и начинает двигаться внутри меня, одаривая своей ослепительной улыбкой, которой я никогда не смогу сопротивляться.

— Я же говорил тебе, что, в конце концов, ты будешь звать меня.

Хочу ответить, но он хватает меня за бедра, привстает и вонзается в меня. Устанавливая карающий ритм, от которого я хватаюсь руками за простыни, а его имя становится продолжением моего дыхания, когда он подводит нас к краю одновременно.

* * *

— Чего хотел Бэкс? — спрашиваю я Колтона, входя в его офис, усаживаясь на стол, чтобы встретиться с ним взглядом. Если бы не мое положение, я бы пропустила вспышку неуверенности в его глазах, прежде чем он морщится.

— Что, плохо? — спрашиваю я, имея в виду головную боль, которую он пытается скрыть.

— Нет, не так уж плохо. Они становится не такими частыми, — говорит он, замолкая, яростно сосредоточившись на скрепке, которую он разгибает.

— Бэкс? — подсказываю я, чувствуя, что что-то не так.

— Он… эм… спросил, не хочу ли я зарезервировать время на треке, так как у них расписано всё заранее. Чтобы быть уверенным, что у меня будет время, если я захочу. — Он отводит глаза и сосредотачивается на скрепке, разгибая ее пальцами. — Он считает, что мне нужно вернуться к гонкам.

Чертов Бэккет!

Мне хочется закричать во весь голос, но довольствуюсь смиренным молчанием. Ладно. Я бы выплеснула на него свой необоснованный гнев за то, что он сделал то, что, соглашусь, правильно, но это по-прежнему не означает, что мне это нравится… совершенно. Я бы чувствовала себя намного лучше, если бы у меня тоже была боксерская груша, потому что я все еще боюсь мысли о Колтоне в гоночном костюме и за рулем, но вопрос в том, а что же Колтон?

— Что ты об этом думаешь? Ты готов?

Он вздыхает и откидывается на спинку стула, сцепив пальцы за головой и глядя в потолок.

— Не-а, — произносит он, наконец, растягивая слово и время для объяснения. — Вчера я… — он замолкает и качает головой. — Не важно… моя рука не действует должным образом, чтобы держать руль, — говорит он. И я знаю, что это дерьмовая отмазка, так как вчера у него не было проблем, когда он поднял меня и прижал к входной двери, чтобы получить своё, но я знаю, что сказать это вслух было бы сродни удару по лежачему; я бы не только знала, что он напуган, но и доказала бы, что он лжет.

Но его прерванное объяснение, которое он так и не закончил, смешанное с его вчерашними словами о том, что это был тяжелый день, не очень изящно сталкиваются в моем сознании. Перемещаюсь, без спроса садясь к нему на колени, и прижимаюсь к нему. Он безропотно выдыхает, прежде чем разжать пальцы и обнять меня.

— Что случилось вчера? — спрашиваю я через минуту. Чувствую, как его тело на мгновение замирает, и целую его обнаженную грудь в знак молчаливой поддержки.

— Я смотрел запись.

Ему не нужно больше ничего говорить. Я прекрасно знаю, о какой записи он говорит, потому что до сих пор не могу заставить себя посмотреть ее.

— И как ты с этим справился?

Его тело дрожит от неконтролируемой энергии, и когда он начинает ерзать подо мной, понимаю, что ему нужно выпустить часть ее. Слезаю с его колен, и когда он встает и подходит к окну, погружаюсь обратно в кожаное кресло, все еще хранящее тепло его тела.

Колтон проводит рукой по волосам, в мышцах его обнаженной спины заметно напряжение, он смотрит в окно на пляж внизу. Вынужденно смеется.

— Ну, если можно называть то, что взрослый мужик ползает по гребаному полу голым, пока его выворачивает наизнанку от проклятой панической атаки, после того, как каждое гребаное ощущение от аварии ударило по нему исподтишка, — говорит он, голос пропитан сарказмом, — тем, что он справился? Тогда, черт возьми, да… я бы сказал, что сдал этот гребаный тест. — Он распрямляет плечи и выходит из кабинета, не оглядываясь. Удерживаю дыхание, когда слышу, как открывается, а затем закрывается дверь в патио.

Позволяю пройти времени, теряясь в своих мыслях, сердце болит из-за очевидной борьбы Колтона между нуждой и страхом перед гонкой, и я встаю, чтобы отправится на его поиски.

Выхожу во внутренний дворик и слышу плеск воды, прежде чем увидеть, как его длинное, поджарое тело с изящной плавностью разрезает воду. Он быстро преодолевает расстояние от одного края бассейна до другого, достигая конца, делает под водой кувырок и всплывает, прежде чем направиться в обратную сторону.

Сажусь на край бассейна, скрестив ноги, и восхищаюсь его природным атлетизмом — перекатывающиеся мышцы, полный контроль над своим телом — и задаюсь вопросом, есть ли у этого абсолютного влечения к нему какие-либо пределы.

Через некоторое время он делает кувырок под водой у самого дальнего от меня края бассейна, и вместо того, чтобы сразу же снова поплыть, переворачивается на спину и дрейфует, движущая сила воды приносит его туда, где сижу я. Сейчас он выглядит таким умиротворенным, несмотря на то, что его грудь вздымается от напряжения, и мне жаль, что я не могу чаще видеть подобное спокойствие на его лице.

Его тело поднимается из воды, когда он опускает ноги вниз, и проводит руками по лицу. Убрав их, он смотрит вверх, пораженный, увидев, что я сижу и смотрю на него, и самая завораживающая улыбка расплывается по его губам. Он морщит нос, напоминая мне о том, как бы выглядел в детстве, и все мое беспокойство о его душевном состоянии исчезает.

Он подплывает ко мне и заглядывает в глаза.

— Прости, Райлс. — Он со вздохом качает головой. — Мне трудно признать, что я боюсь вернуться за руль.

Его признание потрясает меня до чертиков. Протягиваю руку и провожу пальцем по его щеке, не испытывая к нему любви больше, чем сейчас.

— Ничего страшного. Я тоже боюсь.

Он тянется к моим бедрам, подтягивается ко мне, чтобы поцеловать. Прикосновение его губ и запах хлорированной воды на его коже — все, что мне нужно, чтобы снова почувствовать себя нормально рядом с ним. Он начинает что-то говорить, но останавливается.

— Что? — тихо спрашиваю я.

Он прочищает горло, облизывает губы и отводит взгляд в сторону пляжа.

— Когда я вернусь за руль… ты… ты будешь там?

— Ну конечно! — слова слетают с губ, а руки мгновенно обвиваются вокруг его мокрого тела, физически акцентируя мои слова. Чувствую дрожь его груди, и