Разрушенные - Кристи Бромберг

Колтон наклоняет голову и мгновение изучает меня, глаза умоляют, но губы неподвижны. Тишина тянется, пока я жду ответа, пока жду, чтобы посмотреть, разорвет ли он меня на части или станет смягчающим бальзамом для моего исцеляющегося сердца.

— Рай… разве ты не знаешь, я никогда не забываю ни одного момента, когда обгоняю… на трассе или вне ее?

Требуется время, чтобы сказанное отпечаталось в сознании, чтобы слова и их значение проникли в меня. Что он помнит и по-прежнему чувствует то же самое. И самое смешное, теперь, когда я знаю — теперь, когда все это беспокойство может уйти, и мы можем двигаться вперед — я застыла на месте.

Мы голые, прислонившиеся к двери, за которой около сотни репортеров, мужчина, которого я обгоняю, только что сказал мне, что он тоже меня обгоняет, и все, что я могу делать, это смотреть на него, пока моя душа, находя свое постоянное пристанище, осознает, что ее наполняет надежда.

Колтон наклоняется так, что его губы шепчут в мои, ладони обрамляют мое лицо, заглядывая в глубины моей души.

— Я обгоняю тебя, Райли, — говорит он мне, ошибочно принимая мое молчание за непонимание его предыдущих слов.

Откуда ему знать, что я настолько влюблена в него, — прямо здесь, прямо сейчас мое тело, как и сердце, обнажены — что я лишена способности говорить. Поэтому вместо этого я принимаю прикосновение его губ в нежном и благоговейном поцелуе, прежде чем он упирается лбом в мой лоб.

— Разве ты не знаешь? — спрашивает он. — Ты мой гребаный клетчатый флаг.

Чувствую, как его губы, касаясь моих, изгибаются в улыбке, и поддаюсь смеху. Мне так хорошо, что этот шип внезапно из меня выдернули.

Знать, что мужчина, которого я люблю, любит меня в ответ.

Знать, что он на лету поймал мое сердце.

Руки Колтона начинают спускаться вниз по линии моего позвоночника — дрожь его правой руки настолько незначительна, что я едва ее замечаю — а затем по попе, и я чувствую животом, как он снова начинает твердеть.

— Я так понимаю, ты получил разрешение от доктора? — спрашиваю я, мое пресыщенное тело уже трепещет от вновь наполняемого желания.

— Да, но после сегодняшнего дня, — говорит он, целуя меня в лоб и притягивая обратно в свои объятия, — не имело никакого значения, получил бы я разрешение или нет, я бы взял то, что принадлежит мне.

— Принадлежит тебе, да? — дразню я его, несмотря на слова, согревающие мое сердце.

— Ага.

И затем слова, сказанные им вначале, отражаются в моем сознании, и я отступаю, чтобы найти ответ.

— Что случилось сегодня?

Вижу, как что-то затуманивает его глаза, прежде чем он отмахивается от этого.

— Не беспокойся обо мне, — говорит он, и мне сразу же становится тревожно.

— Что еще случилось, Колтон? Ты что-то вспомнил, что…

— Нет, — говорит он, прижимаясь губами к моим губам, успокаивая. — Я вспомнил только то, что было важно. Некоторые пробелы все еще там. — Вечный мастер уклоняться от ответа, он продолжает, — кажется, я пренебрегал тобой в последнее время.

Итак, что бы его ни беспокоило, он не хочет говорить об этом. Хорошо… что же, после последних двадцати минут, я определенно предоставлю ему пространство без вопросов и не буду давить.

— Пренебрегал мной?

— Да, обращался ненадлежащим образом, — говорит он, шлепая меня по заднице; боль не приносит с собой ничего, кроме ударной волны, пробегающей по сверхчувствительной плоти между моих бедер. — Ты заботишься обо мне — обо всех, кроме себя, как обычно — а я не забочусь о тебе должным образом.

— Уверена, что ты только что позаботился обо мне… и вполне должным образом, — дразню я, ерзая по нему обнаженным телом и получая в ответ гортанный стон. — Если так ты не заботишься обо мне — пренебрегаешь мной — то прошу, Эйс… — я прикусываю кожу на его подбородке, — …пренебрегай мной больше.

— Боже, женщина, ты испытываешь мужскую сдержанность, — стонет он, его руки бегут по моему позвоночнику и сцепляются у меня на пояснице. — Но это был лишь небольшой отвлекающий маневр от…

— Небольшой — я бы так не сказала, — шучу я, закатив глаза, и снова покачиваю бедрами, заставляет его громко смеяться. — Я готова к подобным отвлекающим маневрам в любой день.

— Клянусь твоей задницей, я их тебе предоставлю, — дразнит он, быстро сжимая мои бедра, — но, как я уже говорил, пришло время сегодня вечером позаботится о тебе должным образом, вместо грубой больничной еды и того, чтобы чем-то развлекать меня, пока я лежу в постели. — Когда я приподнимаю бровь, намекая на развлечения в постели, он лишь качает головой, и улыбка, которую я так люблю, озаряет его лицо. Он наклоняется и нежно меня целует, бормоча следующее возле моих губ. — У тебя будет достаточно времени, чтобы занять меня в постели позже, потому что прямо сейчас — сегодня — я веду тебя на премьеру фильма.

Его слова застают меня врасплох.

— Ч… что? — смотрю на него с недоверием, в шоке приоткрыв губы. Он только улыбается мне улыбкой кота, съевшего канарейку, потому что удивил меня.

Легкое волнение пронзает меня при мысли о том, чтобы испытать что-то новое с Колтоном — создать новые воспоминания — но в то же время это означает, что мне придется делить его с ними. Папарацци, засевшими за воротами, и теми, которые без сомнения, будут на мероприятии со своими навязчивыми вопросами и тычущими в лица камерами. И это также означает, что мы должны выйти за пределы этого мира, подальше от нашего уютного маленького царства, где мы можем лениво и сладко предаваться любви, когда и где хочется.

Знаю, что бы я предпочла.

И в этот момент у меня в голове звучит его саркастический комментарий, адресованный на днях Бэксу. Слова слетают с губ, прежде чем я успеваю сдержаться.

— Я думала, как только тебя выпишут, ничто, кроме смены простыней, не встанет между нами на долгое, нахрен, время. — Повторяю я ему его же собственные слова.

Глаза Колтона мгновенно темнеют от вожделения и сверкают озорством, кривая улыбка появляется на губах, он понимает, какой вариант предпочел бы.

— Что же, — говорит он, смеясь, — я и правда так сказал. — Он лениво ведет пальцем по моей щеке, к декольте, а затем вниз между грудями. Ничего не могу поделать с дыханием, шумно втягивая воздух, с твердеющими сосками или млеющим сердцем. — А ты знаешь меня, Райлс, я всегда держу