Пламя свободы. Свет философии в темные времена. 1933–1943 - Вольфрам Айленбергер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шестого июля 1939 года она садится в поезд в Амьен, чтобы посетить там воинскую часть, в которой находится Бост, и пишет Сартру несколько писем, дающих представление о ее жизненной ситуации в то время:
6 июля 1939 года
Мое милое маленькое создание,
<…> Во «Флор» я встретила очень нервную Коз.[Ольгу. – В. А.], которая только что проводила домой Ванду; мы еще посидели… и… поговорили о наших отношениях, которыми она так восхищается; потом зашли в «Капулад», она говорила о Босте; <…> В принципе, когда она показывает себя с лучшей стороны, веселой, доверчивой и доброжелательной, то она кажется очень интересной и даже привлекательной, но не симпатичной. Мы нежно попрощались на лестнице станции метро «Сен-Мишель», наверное, в следующем [учебном – В. А.] году у нас будут идиллические отношения…[69]
<…> у меня мрачное настроение, в эти дни я слишком мало спала, я устала; я получила первое предупреждение по налогам, пока без штрафа, – это 2400 франков, а Коз. вчера попросила у меня 300 франков на выплату долгов и квартплату, это неожиданность <…> Коз. долго говорила о Босте, и теперь из-за нее у меня не угрызения совести, а чувство непорядочности и собственной бесполезности, оно исчезнет, когда я увижу Боста, но это портит мне всю радость от путешествия…[70]
И два дня спустя из Амьена:
8 июля 1939 года
<…> В 11 часов Бост должен был снова надеть форму, я проводила его до казармы и пошла домой. Он был очень мил, но сильно удручен, да и я тоже немного; это ощущение растерзанности, трудно говорить с человеком и вообще проводить с ним время, а это последние часы визита; никакого будущего нет, и это провоцирует мрачное равнодушие.[71]
Воинственность
Растерзанная жизнь, последние часы, мрачное равнодушие – настроение всей нации. А Бовуар, как свидетельствуют ее письма, взгляд в пропасть дает силы. Никогда она так хорошо не работала, никогда так не приближалась к идеальной форме своего письма. Вот уже несколько месяцев она как одержимая пишет роман, который должен стать суммой всего ее предшествующего философского пути. По совету Сартра он по преимуществу основывается на ее жизненном опыте. Философским ядром произведения выступает то напряжение, которое Бовуар еще в девятнадцать лет поверила дневнику, назвав ключевым вопросом своего мышления: «противоречие между самим человеком и другими»[72].
В ее жизненной ситуации всё соотносится с этим вопросом. Не только то обстоятельство, что они с Сартром как раз теперь экспериментируют в своих отношениях с переключением от полного внимания к холодному отвержению. В аморфной фигуре близкой войны с уникальной четкостью совмещаются, согласно Бовуар, две главных травмы формирующегося сознания: во-первых, знание о своей конечности, а во-вторых, знание о существовании других сознаний.
Так же, как смерть, о которой говорят, никогда не встречаясь с ней лицом к лицу, – вспоминает Бовуар решающий мыслительный прорыв того жизненного этапа, – сознание другого оставалось для меня пустой абстракцией, но когда мне случалось по-настоящему осознать реальность его существования, я чувствовала, что имею дело со скандалом того же порядка, что и смерть, и столь же нестерпимым; впрочем, первый абсурдным образом мог компенсировать второй: я отнимаю у Другого жизнь, и он полностью теряет власть над миром и надо мной.[73]
Устранение другого ради спасения якобы своего собственного. В политическом смысле это означает волю к войне. А в частной жизни – волю к убийству. Это и стало двигателем сюжета в необычном философском романе воспитания. С октября 1938 года Бовуар работала над ним с невиданным ранее внутренним горением: «Наконец-то, начиная писать книгу, я была уверена, что завершу ее…»[74]
Двойники
Сначала жертвой идеального убийства должна была стать литературная версия Симоны Вейль – в мире представлений Бовуар на тот момент это воплощение «большого Другого»[59]. «Я намеревалась противопоставить себе действующее лицо, похожее на Симону Вейль, поскольку в моих глазах она обладала неким престижем…»[75] Но и тут подоспел Сартр со своим советом. Он посчитал, что Ольга в качестве непереносимо иного сознания гораздо лучше впишется в сюжет, у нее почти идеальный типаж: она моложе, скрытнее, капризнее, упрямее, эгоцентричнее[76].
Работая с треугольной конфигурацией вокруг Ольги, которой Бовуар несколько лет наслаждалась и из-за которой страдала, она сможет показать борьбу своего сознания за подлинность и воплотить главную философскую тему своей жизни в форме романа. Подобно тому как Айн Рэнд в те же дни гордо утверждала, что главным объектом психологических исследований для создания ее героя Говарда Рорка была она сама, так и главная героиня Бовуар, начинающий драматург Франсуаза, создана по ее психологическому образу и подобию. Ольга в романе превращается в начинающую актрису Ксавьер, Сартр – в гениального режиссера Пьера, место действия переносится из Руана в парижские бары и богемную среду 1938 года. Основная схема максимально абстрактна, а вот детали чрезвычайно реалистичны. Прекрасный расклад. Особенно ясно Бовуар представляет себе философские аспекты развивающейся констелляции и напряжения внутри нее. Это будет типология трех разных способов реакции сознания на очевидное существование других сознаний.
Главная героиня Франсуаза (Бовуар) воплощает в этой схеме тип совершенно незамутненного сознания:
Она почитала себя чистым сознанием, единственным; она и Пьера присоединила к своей суверенности: вместе они пребывали в центре мира, который, в силу предопределенной миссии, ей следовало разгадать.[77]
Это сознание считает себя абсолютно чистым сразу в трех философских аспектах: во-первых, оно не замутнено влиянием других сознаний, не искажено и не растревожено. Во-вторых, оно чисто в своем стремлении раскрыть мир таким, каким он является и показывает себя. В-третьих, оно чисто в том смысле, что стремится к нейтральности и не оценивает, а только описывает – осознанно отказываясь от всего, что можно было бы заподозрить в субъективности: «Она была чистой прозрачностью, без лица и индивидуальности»[78]. На фоне многолетнего изучения Гуссерля Бовуар показывает свою Франсуазу идеальным воплощением феноменологически ориентированного и в лучшем смысле открытого опыту сознания, которое располагает свой центр восприятия не внутри себя, а ищет и находит его в мире. Феноменология тут превращается в психологию, абстрактная теория познания – в исследование конкретного персонажа.
Прямым антиподом Франсуазы задумана Ксавьер (Ольга) с ее сознанием. Вместо того чтобы
