Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

В семидесятые Алисе и ей подобным нечего было искать на Квин-стрит — в те времена туда ходили выпить виски мексиканцы в белых футболках, на дух не выносившие хиппи. Может, один из таких ему и сказал про салон Китайца. Наверное, говорил правду. Безымянный салон по ночам был закрыт, в крайнем случае — работал в пятницу и субботу до восьми вечера.

Так где же она проводила вечера все эти годы, что Джек учился в школе Св. Хильды? Джек не знал, что и думать. После долгих размышлений он решил, что, наверное, мама пыталась сломить свою болезненную привязанность к сыну, ведь чем старше он становился, тем больше походил на Уильяма, а чем больше он на него походил, тем больше от мальчика отдалялась Алиса.

Наверное, виной этому был и лифчик миссис Оустлер, принесенный Эммой Джеку. Алиса должна была найти его рано или поздно. Джек же ложился с ним спать каждый вечер — и даже брал с собой в постель к маме, когда ночью переползал к ней в спальню. И вот однажды мама пришла и перекинула, как обычно, ногу через спящего Джека. Джек проснулся — но Алиса проснулась тоже. Ей в ногу впились жесткие металлические дуги лифчика Эмминой мамы. Она села на кровать и зажгла свет.

— Что это у тебя тут, Джек? — спросила мама, взяв в руки вонючий лифчик. Как она посмотрела на сына в этот миг! Джек на всю жизнь это запомнил. Казалось, она нашла в постели не лифчик, а саму Эммину маму; казалось, она застала ее и Джека в момент совершения страшного — то есть когда "малыш" касался того странного места, покрытого волосами.

— Это "пышный" лифчик, — объяснил Джек.

— Я знаю, что это такое, я хотела спросить, чей он.

Алиса понюхала лифчик и состроила гримасу, затем откинула одеяло и уставилась на "малыша", который стоял по стойке "смирно", натягивая пижамные штаны хозяина.

— Джек, рассказывай.

— Это лифчик мамы Эммы Оустлер, Эмма украла его и дала мне. Я не знаю зачем.

— А вот я знаю, — сказала Алиса.

Джек заплакал. Лицо Алисы изменилось, куда-то подевалось чудовищное омерзение, которое Джек видел только что, да и "малыш" стал уменьшаться в размерах.

— Так, не глотай сопли, не глотай, кому сказала, — рявкнула Алиса. Джеку нужен был платок, мама протянула ему лифчик, Джек замялся.

— Давай, сморкайся! Я все равно выстираю его, прежде чем отдать ей.

— Вот оно что.

— Рассказывай, Джек. Все как есть, начистоту. Например, вот с чего начни — в какие такие игры вы тут играете с Эммой?

Сын рассказал маме все — ну почти все. Наверное, он умолчал, что Эмма показывала ему свои обнаженные груди, наверное, он преуменьшил число случаев, когда Эмма просила показать ей "малыша", разумеется, не сказал, как "малыш" касался странных волос у Эммы между бедер. Но мама и так прекрасно поняла, в чем дело.

— Ей всего пятнадцать, а тебе, Джек, всего восемь! Боюсь, мне придется хорошенько поговорить с миссис Оустлер.

— Она накажет Эмму?

— Я искренне на это надеюсь.

— А ты меня станешь наказывать?

Как она посмотрела на него! Сначала Джек не понял, что мама хотела сказать своим "мы с тобой так говорим, будто совсем не знакомы друг с другом". Вот теперь он понял — они с мамой друг другу чужие, так она на него глянула.

— Чего тебя зря наказывать, все равно вляпаешься во что-нибудь в этом духе, дай только срок, — только и сказала Алиса.

Глава 11. Папа, который сидит внутри

Отношения Джека и Эммы, как мы видели, развивались весьма драматически, этот же путь был уготован и отношениям Алисы и миссис Оустлер (им, впрочем, еще только предстояло зародиться). На фоне этой драмы последствия неспособности мисс Вурц держать класс в руках выглядели незаметными; впрочем, драма (импровизационного свойства) крылась и тут.

В классе Джек сидел за спиной Люсинды Флеминг. Девочка она была высокая, из-за нее бедняга Джек не видел доску, но мало этого — Люсинда еще завела привычку регулярно (и намеренно) хлестать его по лицу своим хвостом, толщиной с хорошую швабру и длиной до середины спины. Джек не знал уже, что и делать, и в ответ стал хватать Люсинду за хвост и изо всех сил дергать; силенок едва хватало, чтобы притянуть Люсинду затылком к парте, поэтому Джеку приходилось еще и нажимать ей на лоб подбородком. Но ему было больно, а Люсинде — хоть бы что, и Джек уже начал сомневаться, а правда ли она любит наносить себе травмы. Может, она просто невзлюбила Джека после того, как ей пришлось играть преподобного Димсдейла (на пару с Джеком в роли Хестер), а может, за то, что была выше его на голову. Наверное, решил мальчик, Люсинда подумала, что если хлестать его хвостом по лицу, то он, то есть Джек, вырастет.

Каролина Вурц не видела, что Люсинда охаживает Джека хвостом. Она обратила на них внимание, когда Джеку впервые удалось притянуть Люсинду затылком к парте.

—Джек, будь так добр, — сказала мисс Вурц, — не надо меня расстраивать.

Когда Вурц снилась Джеку, ее "не надо меня расстраивать" произносилось тоном томной соблазнительницы, в классе же — совсем иначе. Расстраивать мисс Вурц — себе дороже, она очень не любила расстраиваться и плохо умела с расстройствами справляться. А третьеклашки частенько — и намеренно — ее расстраивали. Уж слишком идеальным тираном она была в своей другой роли, когда учила их играть на сцене; поэтому они с удовольствием пользовались ее слабостями в классе.

Как-то раз Гордон Френч запустил своего хомяка в волосы ненавистной сестре-двойняшке. Глядя на бедную Каролину Френч, можно было подумать, что хомяк укусил ее, да к тому же заразил бешенством, на самом же деле тот просто бегал у нее по голове туда-сюда. Мисс Вурц заплакала — наверное, испугалась, что хомяку несдобровать. Рыдание было ее последним средством защиты, и она прибегала к нему с пугающей регулярностью.

— О боже мой, не думала, что вы можете так меня расстроить! — надрывалась мисс Вурц. — Вы совершенно, совершенно не щадите мои чувства!

Когда мисс Вурц начинала рыдать, дети уже не обращали внимания на ее слова, думая лишь о том, что будет дальше и к чему невозможно подготовиться. Речь шла, конечно, о внезапном появлении Серого Призрака — все знали, что она обязательно появится, и все равно каждый раз жутко пугались.

В класс вела единственная дверь, и, несмотря на свой статус призрака, миссис Макквот не умела проходить сквозь стены; но все-таки, даже видя, как поворачивается ручка двери, дети не могли не вздрогнуть. Иногда бывало так — дверь распахивалась, а там — никого! Лишь из коридора доносится тяжелое дыхание Серого Призрака; Джимми Бэкон начинал стонать, а две пары близнецов — производить свои обычные звуки. Иногда же миссис Макквот влетала в класс, а ручка двери перед этим даже не дергалась! И только Роланд Симпсон, единственный во всем классе будущий преступник, намеренно закрывал глаза (он любил, когда его пугали).

Миссис Уикстид утверждала, будто Серый Призрак потеряла на войне одно легкое. Какое легкое и на какой войне, Джек так и не узнал. Миссис Макквот служила полковой медсестрой и попала под газовую атаку (где и что был за газ, Джек тоже не знал), отсюда ее тяжелое дыхание. Серому Призраку вечно не хватало воздуха.

Третьеклашки заучили реплики миссис Макквот наизусть. После своего неожиданного появления Серый Призрак вел себя, как персонаж пьесы в постановке мисс Вурц. Холодным как могила, прерывающимся на вдохи голосом миссис Макквот неизменно спрашивала:

— Кто из вас... довел мисс Вурц... до слез?!

В тот же миг все как один указывали на виновного. Когда третьеклашкам задавали этот ужасный вопрос, они были готовы предать кого угодно. В тот миг у них не было ни друзей, ни правил, ничего. Ибо они рассуждали так: если правда, что миссис Макквот попала под газовую атаку и потеряла легкое, то, значит, она умерла, не так ли? Кто поручится, что она и взаправду не призрак? Ее кожа, волосы, одежда — все серое, серое, серое! И почему у нее такие холодные руки? Почему никто никогда не видел, как она приходит в школу, почему никто никогда не видел, как она ее покидает? Почему она всегда появлялась именно там, где ее никто не ждал?

Джек на всю жизнь запомнил, как Серый Призрак спросил у Гордона Френча:

— Как-как?.. Что ты там такое... запустил в волосы... своей сестре?

— Хомяка, просто хомяка, доброго и ручного! — отвечал Гордон.

— Гордон, я решила, что это мерзкая вонючая собачонка! — ответила Каролина. Гордон знал, как себя вести — стоял, вытянув руки по швам, рядом с партой и с трепетом ожидал, когда настанет неизбежное наказание.

— Надеюсь, Каролина... ты не сделала... хомяку больно, — изрекла миссис Макквот, временно забыв о Гордоне.

— Знаете, когда у тебя хомяк в волосах, об этом не думаешь, — отвечала Каролина.

— Где хомяк? — внезапно всхлипнула мисс Вурц. Она перепутала — миссис Макквот обращалась к ее тезке, сестре Гордона.