Жуть - Алексей Жарков

Карай. Пекарь. Его маленькие, жирные глазки пятнали Следа.

— Чего тебе? — спросил тот.

— Ты глянь! Говорить не разучился! Так с виду и не скажешь, что дурень.

— А? — непонимающе нахмурился След.

Дверь за Караем чернела пещерным зевом. Сейчас, сейчас из неё хлынет вся деревня, чтобы… остановить. Обезоружить. Раздеть и растерзать.

— Слышал, старуха твоя замуж выходит? Ха-Ха. Пригласишь на свадьбу? Такой видный жених за ней пришёл. На таком красивом корабле. Ха-ха. — Карай затрясся, машинально коснулся сети на стене, подёргал её в приступе идиотского веселья. — Так для тебя двойная радость! Ещё и от старухи избавишься! Вот повезло дурню.

След заставил себя выдавить идиотскую улыбку. Слова пекаря застряли в голове. Точно также он желал, чтобы остриё топора застряло в черепе Карая, раскроив его до кровавых губ.

— Ну так беги, готовься, стол накрывай! Ха-ха.

— Ага, — всё также придурковато улыбаясь, ответил След.

Он задыхался. Мелькнула мысль: «Вернуться домой?», но осталась без ответа, сердце с перестуком рвалось вглубь переулка, под оливковые деревья… дальше…

К дому кожевника.

Сердце стучало сильней, сильней, сильней. След не выдержал: развернулся и — по-прежнему руки в карманах, липкое дерево топорища, улыбка идиота на лице — двинулся прочь.

Он проскользнул в дом кожевника с осторожностью минующего рифы корабля. Отключил остальные чувства, чтобы не думать о том, что ему предстоит.

Запор на двери, ведущей вниз в мастерскую, был снят. Кто может угрожать мастеру?

По ступеням и стенам наползали голоса. Говорили двое или трое.

Мама родная! Зачем он здесь?! Кожевник даже не один…

След стал спускаться по лестнице, словно одержимый злым духом, почти не слыша, ничего не видя. Его будто вела чужая воля. Сердце стучало прямо в ушах. Отдавало в глаза, удар за ударом.

Пять ступенек. Шесть. Он пригнулся, затем опустился на колени, чтобы рассмотреть, что делается внизу.

Лестница заканчивалась в двух широких шагах от входа в мастерскую. Дверь отворена. Из проёма падал плашмя болезненно-жёлтый свет. По полу пролегли тёмные полосы, похожие на следы ржавчины, будто по нему проволокли ни одну истекающую кровью тушу. Чувствовался запах древней гари — возможно, призрак былого пожара.

След, дыша только краем лёгких, сделал ещё два шага и нырнул под лестницу. Затаился, осмотрелся.

Свет из мастерской не попадал в его ненадёжное укрытие, но на всякий случай он зарылся в кучу какого-то тряпья, едва не задохнувшись от жуткого зловония. Если кто-нибудь заглянет сюда, его не спасут эти грязные обноски, в которых словно продолжали разлагаться куски тел.

Ему было страшно. Ещё не поздно отступить…

Нет! Капитан чёрного корабля не повернёт назад. Кожевник — не откажется от своего дела. Значит След — тоже пойдет до конца.

Мастер ворчал что-то о тупости учеников. Ага. Два других голоса принадлежали подмастерьям. Один из них спросил что-то про маску. Второй слегка постанывал.

Потомки дьявола! Посредники между человеком и чертями! Они собирались надеть на Ба мёртвую личину и отдать на утеху капитану!

Подмастерья… Послушные щенки… Не сделав ни одного стяжка, ни одной раскройки по живому материалу, обретающие навык на трупнине, внимающие рукам мясника-масочника — они понесут его знания через года, чтобы стать посредниками, учителями следующего кожевника, которому столетие спустя предстоит сделать из чудовища красавицу, одурачить мертвеца, пришедшего в гавань под грязными парусами, пришить к бьющемуся пульсом лицу мёртвую плоть, подделку красоты…

— Маска должны быть свежей… Слышите, черти? Лучше всего держать её, как и эту в крови. Но не больше дня!

Масочник кашлянул. Ученики слушали молча.

— Края прячьте в волосах. Заправляйте в разрезы, как рубаху в штаны. У глаз сглаживайте воском. И швы! Внимательно со швами! Они должны быть тонкими, как щель девственницы.

— Ха-ха!

— Я не хочу вас рассмешить, бездельники. Я хочу научить вас ремеслу!

— Мастер, воска нет.

— Ступай наверх и принеси. Ступайте оба! Подарите мне немного тишины. Устал от вас, дармоеды.

Двое подмастерьев — один длинный, как мачта, другой мелкий, как молодая килька — затопали вверх по лестнице. След хорошо их рассмотрел. Это были парни из верхней деревни. Не рыбаки — садоводы.

Медлить нельзя. Он просто не мог больше сидеть под лестницей в подвале, закопанный в груду грязной одежды, хозяев которой, скорей всего, раскроили лоскутами на одном из столов за дверью. Ради навыка. Ещё тёплых.

След скользнул в проём. Плавно. Осторожно. Тише, повторял он себе.

Кожевник стоял к нему спиной. Печь перед ним краснела глазницами створок. Факелы коптили массивный потолок, плиту гробницы.

Руки Следа ужасно ослабли; он чувствовал, что каждое движение отдаётся в них немотой и бессилием. Топор они держали будто по привычке. Хотели, но не могли отпустить.

Кто-то смотрел на него снизу. Это взгляд едва не грохнул его в обморок.

Он медленно наклонил голову.

Осуждающие глаза девушки были черны. Нет, не глаза…

Прекрасная слепая девушка.

Голова закружилась. Девушка продолжала смотреть из заполненной кровью тарелки. Её бледное лицо плавало в тёмной крови. Маска из человеческой кожи с пустыми глазницами, ртом и вертикальными щелями на месте носа. Совсем рядом. На расстоянии вытянутой руки.

Кровь в ёмкости казалась тёплой, но не густой. Рядом на столешнице лежал нож-косяк для раскроя.

Мастер почуял опасность. Он начал поворачиваться, морщины на старом лице сделались глубже, а кожа на носу наоборот казалась прозрачной, словно после шерфовки.

— Ты? — В глазах старика зажглась скорей неловкость, чем страх.

Едва себя чувствуя, След опустил топор на седую голову. Остриём. Уронил, а не ударил, как подсказывали ощущения.

Но удар вышёл на удивление сильным. Топор — не нож. Это орудие умеет убивать. Оно влило в руки силу. Кожевник осел к полу, продолжая сжимать в одной руки какую-то тряпку, а вторую поднимая к разрубленной до затылка голове.

— Ты не приделаешь новое лицо к моей Ба! — крикнул След, не успев ужаснуться своему поступку. Наверху оставались подмастерья.

Он изо всех сил опустил топор второй раз, снова по голове. Кровь лилась как из треснувшего кувшина. Тело грохнулось навзничь.

С мастером был покончено. Его остекленевший глаз смотрел в вечность, другой вместе с черепом раскололо остриё. Лицо исказило судорогой, морщины будто нанизали на иглу и стянули пучками.

— Мастер! — раздался крик с лестницы.

След отполз в сторону, пачкаясь кровью, и едва успел прислониться к стене у двери, когда снова крикнули:

— Эгер остаётся наверху! — Топот приближался. — Мастер?.. Что происходит?

След едва не завопил, увидев лежащий у тела топор. Он оставил его рядом с убитым, словно единственного виновника с надеждой на прощение.

Рука метнулась к ножу.

Подмастерье шагнул через проём. Это оказался высокий малый, а След мысленно приклеил тревожный голос коротышке, нанося удар туда, где сталь, по его расчетам, должна была прошить грудь.

Нож вонзился в живот, твёрдый как доска, но всё же беззащитный.

Ученик закричал, порывисто согнулся, словно хотел укрыть ранившее его оружие от чужих глаз. Из руки что-то выпало. Шкатулка. Она раскрылась на полу, глядя восковыми потрохами в потолок.

След выдернул нож и попытался ударить снова. Пощёчина заставила его отшатнуться. Это было настолько диким, нелепым… парень ожёг его пощечиной! Его живот расцветал красным, а он шлёпнул его по лицу, как девчонка…

— Не надо…

— Вам не достанется её лицо, — сказал След.

Подмастерье издал жалобный стон. Отшатнулся, зацепился за порог и упал на спину.

След прыгнул — обрушился на свидетеля, гада, тварь, монстра…

Нож застрял в черепе, намертво засел в глазнице. Бред. Сон. Он сполз с тела, оставив в жертве ещё одно оружие.

Странно, но его перестало трясти. Он почувствовал что-то вроде гордости.

Хорошо выполненная работа. «Молодец След, горда-горда тобой», — так сказал бы Ба. Теперь некому будет причинить ей боль…

Он сделал это. Следом овладел страх.

Боже.

Он ещё толком не поднялся на ноги, как с лестницы раздался невнятный голос второго подмастерья. Нервы утихли, но тело пронзила судорога. Он бросился