Античная лирика - Гомер

МОСХ[435]

Плач о Бионе[436]

Перевод М. Грабарь-Пассек

Грустно стенайте, долины в лесах и дорийские воды,Плачьте, потоки речные, о милом, желанном Бионе!Ныне рыдайте вы, травы и рощи, предайтесь печали,Ныне, повесив головки, цветы, испускайте дыханье,Ныне алейте от горя вы, розы, и вы, анемоны,[437]Ныне на всех лепестках еще ярче: «О, горе, о, горе!» —Ты, гиацинт, начертаешь — скончался певец наш прекрасный.Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Вы, соловьи, что в вершинах густых рыдаете горько,Вы сицилийским дубравам вблизи Аретусы снеситеВесть, что скончался Бион наш, пастух, и скажите, что вместеУмерли с ним и напевы, погибла дорийская песня.[438]Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Лебеди, в горести тяжкой стенайте близ вод стримонийских,Пойте своими устами дрожащими песню печали.Песню, какая и прежде близ ваших брегов раздавалась.Девам Эагровым[439] также скажите и всем возвещайтеНимфам бистонских краев[440]: «Орфей наш скончался дорийский».Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Тот, кто со стадом был дружен, напевов своих не играет,Песен своих не поет он, в тиши под дубами усевшись.Нет, он в Плутея жилище поет уже песню забвенья.Горы в молчанье стоят, и коровы печально с быкамиБродят, рыдая, вокруг и щипать свою траву не могут:Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Сам Аполлон зарыдал над твоею внезапной кончиной,Тяжко вздыхали сатиры и в темных одеждах приапы,Паны[441] о песне твоей тосковали; в трущобах дремучихПлакали нимфы ручьев, и в поток превращались их слезы.Плакала Эхо[442] меж скал, что ее обрекли на молчанье.С уст твоих песням уже подражать не придется ей. В гореПлод уронили деревья, увяли цветы полевые.Сладкого овцы уже не дают молока, а из ульевМед не течет, в восковых своих сотах умерший. Не должноМеда вкушать никому, если смертью твой мед был погублен.Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Так никогда не грустила сирена[443] у берега моря,Так никогда не кричала на скалах крутых Аэдона,Жалобно так Хелидона на высях горы не стонала.Так Алькионы беду никогда не оплакивал Кеикс,[444]И никогда в Илионских теснинах над отпрыском Эос,Возле гробницы кружась, не рыдала Мемнонова птица[445] —Так, как все вместе они горевали о смерти Биона.Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Ласточки все, соловьи, все, кого своей радовал песней,Все, кого он научил щебетать, все, на ветках деревьев,Горе друг с другом деля, выкликали, и птиц раздавалисьКрики: «Ах, плачьте о нем и горюйте! И вы с нами плачьте!»Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Кто на свирели твоей заиграет, о трижды желанный?Кто к тростникам твоим губы приложит? Кто был бы так дерзок?В них твои будто бы дышат уста и хранятся дыханье,Трубки еще сохраняют напевов твоих отголосок.Пану снесу ли свирель? Но, пожалуй, и он побоялся бТрубки к губам приложить, чтоб не стал он на место второе.Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Плачет о песнях твоих Галатея[446], которой немалоРадости ты доставлял, с нею вместе у берега сидя.Пел ты не так, как киклоп. Галатея прекрасная частоПрочь от него убегала, но ты был ей слаще, чем море.Нынче ж забыла она о волнах и на мели песчанойГрустно сидит одиноко, с любовью пася твое стадо.Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Вместе с тобою погибло, пастух, все, что музы нам дарят,Дев поцелуи увяли прелестных и юношей губы.Плачут в печали эроты над телом твоим, а КипридаНежно целует тебя; не дарили таких поцелуевДаже Адонису губы ее в час последней разлуки.Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Ты, что звучнее всех рек, для тебя это новое горе,Новое горе, Мелеса[447]. Гомер был потерею первой,Был Каллиопы глашатай он сладкий; о сыне чудесномПлакала ты, говорят, разливаясь струей многостонной,Море, рыданьем своим наполняя; и снова сегодняСлезы о сыне ты льешь, разливаешься в новой печали.Были любимцы они родников; из ключей пагасидских[448]Первый вкушал свой напиток, другой — из волны Аретусы.Тот в своей песне воспел прекрасную дочь Тиндарея[449],Мощного сына Фетиды[450] воспел, Менелая Атрида.Этот же пел не о войнах и плаче. Он Пана лишь славил.Пел пастухам свои песни и с песнею пас свое стадо.Ладил свирель и доил он стоящую смирно корову.Юношей он поцелуям учил, на груди своей нежноЭроса грел и ласкал и высоко вознес Афродиту.Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Все города о Бионе рыдают, рыдают селенья.Аскра[451] сильнее скорбит, чем встарь, Гесиода утратив;Лес беотийский тебя, а не Пиндара жаждет услышать.[452]С грустью такой об Алкее ни Лесбос прелестный не плакал,Ни о певце своем Теос[453] в печали такой не крушился.Так Архилох не оплакан на Паросе; Сапфо забывши,Плачет о песне твоей и скорбит по сей день Митилена.Все те певцы, кому звонкую песню пастушью вложилиМузы в уста, все рыдают о том, что ты смертью настигнут.Самоса слава, скорбит Сикелид[454]; в кидонийских пределахТот, в чьих глазах искони затаилась, сияя, улыбка, —Слезы льет нынче Ликид[455]; и среди триопидских согражданТам, где Галент[456] протекает, Филет предается печали;Меж сиракузян грустит Феокрит; я ж о горе авсонянПесню слагаю. И сам не чужд я песне пастушьей;Многих ведь ты обучил пастушеской музы напевам,Я ж этой музы дорийской наследник. Мне в дар ее дал ты.Прочим богатство свое ты оставил, но мне — свою песню.Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Горе, увы! Если мальвы в саду, отцветая, погибнут,Иль сельдерея листва, иль аниса цветы завитые,Снова они оживут и на будущий год разрастутся;Мы ж, кто велики и сильны, мы, мудрые разумом люди,Раз лишь один умираем, и вот — под землею глубоко,Слух потеряв, засыпаем мы сном беспробудным, бесцельным.Так же и ты под землею лежишь, облеченный молчаньем,Нимфам же было угодно, чтоб квакали вечно лягушки;Им не завидую я. Ведь поют некрасивую песню.Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Яд, о Бион, прикоснулся к устам твоим[457]; как же отраваЭтих коснулася губ и тотчас же не сделалась сладкой?Кто был тот смертный жестокий, который осмелился ядуДать тебе, даже по просьбе твоей? Его имя сокрыто.Грустный начните напев, сицилийские музы, начните!

Все это Дике[458] откроет. А я в моей горести слезыЛью, и с рыданьем пою я надгробную песнь. Если б мог яВ Тартар спуститься, как древле Орфей, Одиссей нисходилиИль еще раньше Алкид[459]! Я вошел бы в обитель Плутея,Там бы увидеть я смог, ты поешь ли Плутею напевы,Я бы услышал опять, что поешь ты. О, спой же для КорыПеснь сицилийскую ты, сладчайшую песню пастушью!Родом она сицилийка.[460] Когда-то на Этны утесахВ детстве играла она и дорийские знает напевы;Будешь ты петь не напрасно, и так, как обратно ОрфеюВстарь Эвридику[461] она отдала за игру на форминге,Так же, Бион, и тебя холмам возвратит. На свирелиЕсли б играть я умел, сам сыграл бы я песню Плутею.

«Факел и лук отложив, взял рожок, чем волов погоняют…»[462]

Перевод В. Латышева

Факел и лук отложив, взял рожок, чем волов погоняют,Бог пышнокрылый Эрот вместе с наплечной сумойИ, возложивши ярмо на затылки волов терпеливых,Тучную стал засевать ниву богини Део́[463].Зевсу ж, на небо взглянувши, сказал: «Ороси мою ниву,Чтобы Европы быка[464] я под ярмо не подвел!»

АНТИПАТР СИДОНСКИЙ[465]

Нереиды на развалинах Коринфа[466]

Перевод Л. Блуменау

Где красота твоя, город дорийцев, Коринф величавый,Где твоих башен венцы, прежняя роскошь твоя,Храмы блаженных богов, и дома, и потомки Сизифа —Славные жены твои и мириады мужей?Даже следов от тебя не осталось теперь, злополучный.Все разорила вконец, все поглотила война.Только лишь мы, Нереиды, бессмертные дочери моря,Как алькионы, одни плачем о доле твоей.

На храм Артемиды в Эфесе[467] 1

Перевод Л. Блуменау