Обычные люди: 101-й полицейский батальон и «окончательное решение еврейского вопроса» - Кристофер Браунинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С конца 1962 по начало 1967 года было допрошено 210 бывших полицейских 101-го резервного, многие не по одному разу. Обвинения были предъявлены 14 из них: капитанам Хоффману и Волауфу, лейтенанту Друккеру, гауптвахмистрам Штайнмецу, Бентхайму, Бекемайеру и Грунду, цугвахмистрам Графману* и Мелеру*, а также пяти рядовым полицейским. Судебные заседания начались в октябре 1967 года, а в апреле следующего года был вынесен приговор. Хоффман, Волауф и Друккер были приговорены к восьми годам заключения, Бентхайм – к шести, Бекемайер – к пяти. Графмана и пятерых полицейских признали виновными, но особым решением суда (в соответствии с действовавшим на тот момент положением Уголовного кодекса 1940 года, чтобы не бросать тень на Нюрнбергский трибунал в части, касающейся применения обратной силы закона) они были освобождены от наказания. Грунд, Штайнмец и Мелер не были включены в окончательный вердикт, поскольку по состоянию здоровья их дела были выведены из-под юрисдикции суда. Долгий процесс рассмотрения апелляций завершился только в 1972 году. Приговоры Бентхайму и Бекемайеру остались в силе, но от наказания их тоже освободили. Хоффману срок заключения сократили до четырех лет, Друккеру – до трех с половиной. Расследование в отношении других полицейских батальона было прекращено по инициативе стороны обвинения из-за того, что в ходе первого процесса ей удалось добиться приговоров только для трех подсудимых.
Сколь бы несоразмерным ни выглядело на первый взгляд наказание, нужно учитывать, что дело 101-го резервного полицейского батальона было одним из немногих, закончившихся судом над бывшими сотрудниками полиции порядка. В большинстве случаев расследование преступлений полицейских батальонов не доходило даже до стадии предъявления обвинений. Лишь в нескольких случаях дело дошло до суда, но и тогда приговорить удалось лишь горстку обвиняемых. В сравнительной перспективе расследование и суд над 101-м резервным полицейским батальоном были редким успехом германских судебных органов, пытавшихся расследовать деятельность этих подразделений.
Протоколы допросов 210 полицейских 101-го резервного батальона хранятся в архиве Государственной прокуратуры Гамбурга. Они стали основным и незаменимым источником для моего исследования. Остается надеяться, что выдающиеся усилия, предпринятые стороной обвинения в процессе подготовки дела, послужат истории лучше, чем они послужили правосудию.
Глава 17
Немцы, поляки и евреи
Разумеется, к показаниям, которые дали полицейские 101-го резервного батальона во время следствия и в зале суда, нужно подходить с большой осторожностью. Каждый свидетель или обвиняемый был озабочен проблемами собственной выгоды, особенно когда речь заходила о признании собственной вины или обвинениях в адрес товарищей. Существенно и то, что за прошедшие после совершения преступлений 25 лет воспоминания могли стереться или исказиться, даже если к этому не прилагались сознательные усилия. Механизмы психологической защиты, в особенности подавление и проекция, также решающим образом влияли на показания. Все эти уточнения относительно надежности свидетельств особенно проблематичны в связи с роковым треугольником немецко-польско-еврейских отношений. Проще говоря, авторы показаний рисуют немецко-польские и немецко-еврейские отношения исключительно в духе самооправдания; отношения же между поляками и евреями изображают с чрезвычайным осуждением. Если мы вначале внимательно рассмотрим первые две пары отношений, как их описывают бывшие полицейские, то сможем лучше увидеть асимметрию и искажения, присутствующие в их описании третьей пары.
Что касается немецко-польских отношений, то больше всего здесь обращает на себя внимание почти полное отсутствие каких-либо комментариев. Свидетели то и дело упоминают о партизанах, бандитах и грабителях, но не делают акцента на специфически антинемецком характере этих явлений. Напротив, они описывают бандитизм как неискоренимую проблему Польши, которая существовала и до немецкой оккупации. Таким образом, их отсылки к наличию партизан и бандитов преследовали две цели: во-первых, дать понять, что немцы всего лишь защищали поляков от сугубо местной проблемы беззакония, а во-вторых, затушевать периодичность и масштаб действий батальона против евреев, изобразив дело так, будто главной заботой полицейских было не истребление евреев, а борьба с партизанами и бандитами.
Некоторые из свидетелей указывали на конкретные шаги по установлению хороших отношений между немцами и поляками. Капитан Хоффман откровенно хвастался тем, как его рота ладила с местным населением в Пулавах. Он утверждал, что подавал жалобу на лейтенанта Мессмана, потому что тактика «стрельбы без предупреждения», используемая его мародерствующей моторизированной жандармерией, вызывала сильное раздражение поляков{432}. Лейтенант Бухман отметил, что во время карательной акции в Тальчине майор Трапп проводил отбор жертв для расстрела по согласованию с польским старостой. Полицейские проследили за тем, чтобы под расстрел попали только чужаки и бедняки, а не добропорядочные жители{433}.
Этой довольно благостной картине немецкой оккупации Польши противоречили лишь два свидетельства. Бруно Пробст вспоминал о действиях батальона в Познани и Лодзи в 1940–1941 годах, где полицейские безжалостно выгоняли жителей из их домов и развлекались, издеваясь над ними. Еще более критично он высказался о том, как немцы обращались с поляками в 1942 году.
Как раз в то время достаточно было доноса или замечания от завистливых соседей, чтобы расстрелять поляка вместе со всей семьей по одному подозрению в том, что он владеет оружием либо укрывает евреев или кого-то еще, находящегося вне закона. Насколько я знаю, в таких случаях поляков никогда официально не арестовывали и не передавали полиции. По своему опыту и рассказам сослуживцев я знаю, что при наличии таких подозрений поляков всегда расстреливали на месте{434}.
Вторым свидетелем, поставившим под сомнение благостную картину немецко-польских отношений, стал не ветеран-полицейский, а жена лейтенанта Бранда, которая ненадолго приезжала к нему в Радзынь. По ее словам, в то время даже для немецких гражданских лиц – не говоря уже о полицейских в форме – совершенно обычным делом было вести себя по отношению к полякам как «раса господ». К примеру, когда в городе немцы шли по тротуару, поляки должны были уступать им дорогу; когда немцы заходили в магазин, ожидалось, что польские покупатели выйдут. Однажды в Радзыне несколько враждебно настроенных польских женщин преградили ей путь, и фрау Бранд со спутником удалось пройти, лишь пригрозив позвать полицию. Когда об инциденте узнал майор Трапп, он страшно разозлился. «Полек нужно расстрелять на рыночной площади на глазах у всех», – заявил он.
