Обычные люди: 101-й полицейский батальон и «окончательное решение еврейского вопроса» - Кристофер Браунинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Массовое убийство таких масштабов требовалось спланировать и подготовить. Недавно назначенный преемник Глобочника на посту руководителя СС и полиции Якоб Шпорренберг выехал в Краков, где провел совещание со своим начальником Вильгельмом Крюгером. Он вернулся со специальной папкой и приступил к составлению инструкций{411}. В конце октября евреев-заключенных в Майданеке, Травниках и Понятове отправили за территорию лагерей копать траншеи. Глубина траншей составляла три метра, а ширина – от полутора до трех, но тот факт, что они прокладывались зигзагом, помогал поверить, что они предназначены для защиты от воздушных налетов, как заявляли немцы{412}. Затем по всему Генерал-губернаторству началась мобилизация сил СС и полиции. Вечером 2 ноября Шпорренберг встретился с командующими частей, среди которых были подразделения Ваффен-СС из округов Краков и Варшава, 22-й полицейский полк из Кракова, собственно люблинский 25-й полицейский полк (в состав которого входил 101-й резервный полицейский батальон) и полиция безопасности округа Люблин. На встрече присутствовали коменданты лагерей Майданек, Травники и Понятова, а также сотрудники личного штаба Шпорренберга. Совещательная комната была набита битком. Шпорренберг раздал присутствующим инструкции из папки, с которой он вернулся из Кракова{413}. Операция по массовому истреблению началась на следующее утро.
Личный состав 101-го резервного полицейского батальона участвовал в массовой расправе Erntefest в округе Люблин буквально на каждом этапе. В столицу округа эти полицейские прибыли 2 ноября (так что Трапп, вероятно, присутствовал на совещании у Шпорренберга) и там же разместились на ночлег. Ранним утром 3 ноября они приступили к своим обязанностям. Часть полицейских помогала конвоировать евреев из небольших трудовых лагерей в окрестностях Люблина в концентрационный лагерь Майданек, располагавшийся в нескольких километрах от центра города, если следовать по главной дороге на юго-восток{414}. Самая большая группа полицейских батальона стояла в пяти метрах друг от друга по обе стороны улицы, которая вела с основной дороги мимо дома коменданта ко входу во внутренний лагерь. Мимо них тянулся бесконечный поток евреев, пригнанных с разных рабочих площадок округа Люблин{415}. Женщины-охранницы на велосипедах сопровождали примерно 5000 или 6000 женщин-заключенных из «старого лагеря на аэродроме», где их заставляли сортировать груды одежды, собранной в лагерях смерти. За день по этой же дороге прогнали 8000 евреев-мужчин. Учитывая, что в лагере уже находилось от 3500 до 4500 заключенных, общее количество жертв существенно увеличилось, составив примерно 16 500–18 000 человек{416}. Все время, пока евреи двигались вдоль полицейского оцепления в лагерь, из громкоговорителей, установленных на двух грузовиках, грохотала музыка. Но, несмотря на попытку заглушить любой другой шум, из лагеря постоянно доносились звуки стрельбы{417}.
Евреев заводили в бараки последнего ряда, где заставляли снять с себя всю одежду. С поднятыми руками, с ладонями, сцепленными за головой, полностью раздетых, их группами выводили из бараков через специально сделанный проход в ограждении и подводили к вырытым за лагерем траншеям. Эту дорогу также охраняли полицейские 101-го резервного батальона{418}.
Генрих Бохольт*, которого поставили всего в 10 метрах от могилы, наблюдал за происходящим:
Оттуда, где я стоял, мне было хорошо видно, как другие полицейские из нашего батальона гонят раздетых евреев из бараков… Стрелками расстрельных команд, которые сидели на краю рва прямо передо мной, были люди из СД… За спиной у каждого на небольшом расстоянии стояло еще несколько членов СД, которые постоянно перезаряжали рожки автоматов и передавали их стрелкам. У каждого рва было расставлено несколько таких стрелков. Сегодня я уже не смогу вспомнить, сколько там было рвов. Возможно, во многих расстрелы производились одновременно. Я точно помню, что раздетых евреев загоняли прямо во рвы и заставляли ложиться аккуратно сверху на тела расстрелянных ранее. Затем стрелок давал очередь по распростертым жертвам… Я уже не могу с уверенностью сказать, как долго продолжалась вся акция. Вероятно, она длилась весь день, потому что я помню, что один раз меня сменили на посту. Я не могу указать точное количество жертв, но их было очень и очень много{419}.
Шпорренберг наблюдал за расстрелами с большего расстояния – он кружил над лагерем в самолете «Физелер “Шторх”». Польские зеваки смотрели с крыш{420}.
В тот же день и точно таким же способом другие немецкие подразделения расправились с еврейскими заключенными в лагере Травники, расположенном в 40 километрах к востоку от Люблина (количество жертв, по разным оценкам, составило от 6000 до 10 000) и в ряде небольших лагерей. На тот момент в живых оставалось еще 14 000 евреев в Понятове (в 50 километрах к западу от Люблина) и 3000 в лагерях Будзынь и Красник. Заключенные последних двух лагерей не подлежали уничтожению: Будзынь производил детали для авиастроительной компании «Хейнкель», а Красник обеспечивал личные потребности главы СС и полиции Люблина. Что касается большого трудового лагеря в Понятове, его не ликвидировали 3 ноября потому, что у немцев просто не хватило исполнителей. Лагерь тем не менее полностью изолировали, а телефонные линии перерезали, чтобы туда не просочились известия о событиях в Майданеке и Травниках. Расправа, назначенная на следующий день, 4 ноября, должна была стать неожиданностью.
В показаниях многих полицейских 101-го резервного батальона два подряд массовых убийства в двух лагерях, смешавшись, превратились в одну-единственную операцию, занявшую два или три дня и проводившуюся в одном-единственном лагере – в Майданеке или в Понятове. Но некоторые свидетели – как минимум по одному из каждой роты – запомнили расстрелы именно в двух лагерях{421}. Таким образом, можно считать доказанным, что ранним утром 4 ноября полицейские батальона действительно проделали путь в 50 километров на запад из Люблина в Понятову.
На этот раз силы батальона не распылялись. Полицейских расставили между бараками для раздевания и зигзагообразными рвами, где должны были проходить расстрелы, а также вокруг самих рвов{422}. Они образовали линию оцепления, вдоль которой прогнали 14 000 евреев Понятовы. Те шли на смерть полностью раздетые, держа руки за головами, а из громкоговорителей вновь раздавалась жизнерадостная музыка, тщетно пытаясь заглушить звуки автоматных очередей. Мартин Детмольд с близкого расстояния наблюдал за происходящим:
Я со своей группой стоял в охранении прямо перед рвом. Сам ров представлял собой изгибавшуюся зигзагом линию траншей шириной примерно в три метра и от трех до четырех метров в глубину. Со своего поста я видел, как евреев… в последних бараках заставляли раздеться и отдать все свои пожитки, после чего их прогоняли через наше оцепление и по наклонным проходам