Не переходи дорогу волку: когда в твоем доме живет чудовище - Лиза Николидакис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Промчавшись мимо репортера, я промямлила: «Без комментариев», – и ворвалась в дом, где мать крепко обняла меня, а мое тело настолько онемело, что я едва ощущала ее прикосновения. Я присоединилась к своему брату за кухонным столом, наши лица были помяты и исхудали от недосыпа. Сколько напряженных трапез мы разделили с отцом на этой кухне?
– Что мне сделать? – спросила мать.
– Ничего, – ответила я.
– Вот же он мудила, – сказала она и помедлила, прежде чем продолжить: – Хочешь есть? Ты поела?
Я не ела.
– Можно покурить? – спросила я.
Прошло шесть месяцев с тех пор, как я бросила.
– Пожалуйста, не начинай курить. После такого долгого перерыва.
Я опустила голову и заговорила, глядя в растрескавшееся дерево стола:
– Кто-то из вас говорил с тем падальщиком на лужайке?
Никто не говорил с ним.
Когда мать села, я почувствовала, как изменилось давление в комнате. Она и мой брат обменялись взглядами. Это и есть суперспособность, которую дает травма: ты начинаешь чувствовать даже движение молекул.
Я подняла голову:
– Что?
– Мы должны решить, что делать с телом, – сказала мать.
Ее голос звучал нежно, она боялась, что меня что-то может вывести из себя, и именно от этого мое лицо залило жаром. Я не была сделана из сахарной пудры. Разве она не знала, какая я сильная? Сколько всего я пережила? Вот тут-то и проявилось мое насмешливое подростковое «я» – нежеланное для всех.
– Пусть гниет, – сказала я.
– Какая же он сволочь, – сказала мать.
Майк поерзал на месте.
– Я думаю, мы должны устроить похороны.
– Зачем? – грубо спросила я.
Я знала ответ. Майк был ближе к нашему отцу. Так или иначе.
– Так будет правильно, – ответил он.
– Он не заслуживает ничего правильного, – сказала я и глубоко вздохнула, прежде чем разразиться тирадой о том, что похороны – это праздник жизни.
– Какого черта мы должны праздновать? – кричала я. – Он сраный убийца. И трус. Пусть его труп забирает округ. Отец не заслужил ничего от нас. Ничего.
– Дорогая, – сказала мать. – Ты же не хочешь потом пожалеть об этом решении?
Я фыркнула.
– Я не пожалею. Никогда. Но если вы двое хотите устроить похороны, вперед. Мне насрать.
Долгое время я писала и переписывала эту сцену, а потом ругала себя: какой же мразью я была. Моего отца не стало, и убитая горем семья сидела рядом со мной, вынужденная ходить на чертовых цыпочках ради меня. Я была зыбкой силой, глыбой сухого льда, тонким слоем ртути. Какая-то часть меня знала, что мы все проходим через это, но моя боль преобладала над сочувствием. Боль преобладала над всем, потому что я не понимала, что происходит внутри меня самой. В жизни я получала от отца только худшее; разве не он будет смеяться последним, если это же случится и после его смерти? Много лет назад я шутила, что он оставит нам в наследство только долги и плохую репутацию. Я не знала, что этот налог на наследство, который мне придется заплатить, будет исчисляться валютой ненависти, и уж точно не знала, что выплачивать его мне придется годами.
Очень больно узнавать, что противоположные идеи могут одновременно являться истинными. Мы любим рассматривать мир в двоичных терминах, но я уже достаточно взрослая, чтобы понимать: когда у тебя появляется двоичная картина мира, это повод передохнуть и хорошенько подумать. Бо́льшая часть мира существует в серых тонах, и в тот день, когда я покинула дом матери, я знала, что есть две вещи, которые настолько невероятно верны, что я чувствовала себя идиоткой, не распознав одну из них раньше: да, мой отец был насильником, но он также был и больным человеком. Насколько это очевидно, если оглядываться назад: раздутое эго, величие, быстрая смена настроения, неспособность держать член в штанах. Я считала, что знала худшее о своем отце, но это новое насилие – эти чертовы каталки с телами – показало мне совершенно нового человека. Что мог такой человек, как он, прятать у себя дома? Что мог скрывать человек, который кого-то убил?
Глава 9
Человек
«Британника для подростков» утверждает: «Человек – высшая форма жизни на Земле». Я готова поспорить, что автор этих строк не унаследовал от своего отца место преступления.
По мере того как проходили дни после гибели моего отца, меня все больше угнетала моя растерянность. Нашли ли мы первым делом адвоката? Когда именно судмедэксперт подтвердил, что это и правда тело отца? Когда Мэтт перестал спать в нашей с ним спальне? Кто дал нам ключ от отцовского дома? Я начала перечислять события в блокноте, стараясь выстроить их последовательность, этот вырванный тетрадный листок до сих пор хранится у меня. Под номером 11 в этом списке значилось: «моя неспособность составить временную шкалу событий».
Травма мгновенно бросает вас под воду. Вы, конечно, можете открыть глаза, но, черт возьми, вы не можете ничего ясно там разглядеть.
Мы получили в наследство адвоката – того самого, кто представлял интересы моей матери при разводе, – и он посоветовал нам найти любые бумаги, которые могут оказаться полезными, поэтому мы вместе с Майком приехали в бунгало нашего отца и сели у обочины. С перил над ступеньками свисала полицейская лента. Майк первым нарушил молчание.
– Я не хочу туда идти.
– Я знаю, – сказала я и заглушила двигатель.
«Ученый изучает оставленные свидетельства, – говорит «Британника для подростков». – Эксперты собирают вместе фрагменты скелетов: несколько зубов, разбитый череп, несколько длинных костей, и создают модель того, как, по их мнению, мог выглядеть человек в прошлом». Я, конечно, знаю, как выглядел мой отец в прошлом, но прошло уже четыре года с тех пор, как я видела его или говорила с ним, и я была уверена, что должно было произойти нечто ужасное, чтобы вызвать это насилие. У всего есть причина; ничего не происходит просто так. Я была полна решимости разгадать эту головоломку.
Я остановилась на ступеньках перед его входной дверью, открыла банку ментоловой мази Vicks VapoRub, намазала немного на пазуху под носом и попросила Майка сделать то же самое. Если сериал «Закон и порядок» чему-то и научил меня, так это тому, что к вони смерти никогда нельзя привыкнуть, однако все эти бесконечные телемарафоны никак не подготовили меня к тому, чтобы впервые почувствовать эту вонь самой. Если бы рядом со мной оказался Ленни Бриско, он
