Дети и тексты. Очерки преподавания литературы и русского языка - Надежда Ароновна Шапиро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любопытно также осмыслить эффект от фраз «справедливо указал капитан», «сделался человеком набекрень». Правда, важно вовремя остановиться.
Если книги Юрия Коваля можно читать и обсуждать и с пятиклассниками, и с выпускниками, то фрагменты из романов А. Фадеева и В. Гроссмана даже старшеклассники воспринимают и анализируют с трудом. Однако попробовать стоит.
Спросим учеников, к какому стилю принадлежат данные отрывки.
…природные донецкие шахтеры, оба они участвовали в гражданской войне во времена еще той немецкой оккупации и деникинщины. Филипп Петрович Лютиков, оставленный секретарем подпольного райкома, был немного постарше своего товарища, – было ему уже за пятьдесят. Старый мастеровой, герой труда еще тех первых лет восстановления хозяйства, он выдвинулся как производственник: был директором сначала совсем маленьких, а потом все более крупных предприятий. В Краснодоне он работал уже лет пятнадцать, в последние годы – начальником механического цеха Центральных мастерских треста «Краснодонуголь»[189].
Его товарищ по подполью Матвей Шульга, по отчеству Костиевич <…> принадлежал к самому первому призыву промышленных рабочих, брошенных на помощь деревне. Родом из Краснодона, он так всю жизнь и проработал потом в разных районах Донбасса на должностях, связанных с деревней. С начала войны он работал заместителем председателя исполкома одного из северных сельских районов Ворошиловградской области[190].
Дементий Трифонович Гетманов был родом из Ливен Воронежской области, но у него имелись долгие связи с украинскими товарищами, так как он много лет вел партийную работу на Украине. Его связи с Киевом были упрочены женитьбой на Галине Терентьевне, – ее многочисленные родственники занимали видные места в партийном и советском аппарате на Украине.
Жизнь Дементия Трифоновича была довольно бедна внешними событиями. Он не участвовал в гражданской войне. Его не преследовали жандармы, и царский суд его никогда не высылал в Сибирь. <…> Он был когда‑то толковым, дисциплинированным пареньком, хотел учиться в механическом институте, но его мобилизовали на работу в органы безопасности, и вскоре он стал личным охранником секретаря крайкома. Потом его отметили и послали на партийную учебу, а затем он был взят на работу в партийный аппарат – сперва в организационно-инструкторский отдел крайкома, потом в управление кадров Центрального Комитета. Через год он стал инструктором отдела руководящих кадров. А вскоре после тридцать седьмого года он сделался секретарем обкома партии, как говорили, – хозяином области[191].
Если ученики не читали романов, из которых взяты отрывки, они могут не догадаться, что имеют дело с художественной литературой, и, скорее всего, «художественным» стиль не назовут. Незнакомые с языком недавно ушедшей эпохи и жанрами биографии, служебной, партийной или комсомольской характеристики, они иногда говорят, что тексты напоминают им досье или резюме, то есть все-таки чувствуют сходство с документами официально-делового стиля. Ощущение можно подкрепить конкретными наблюдениями. Во всех отрывках сообщаются факты: точные географические названия, в частности сведения о том, откуда герои родом, должности, официальные названия учреждений и предприятий – места службы героев. Употребляются сходные конструкции: «участвовал в гражданской войне, через год (в последние годы, вскоре после тридцать седьмого года, с начала войны) стал (сделался, работал) начальником (секретарем обкома партии, инструктором, заместителем председателя исполкома)». Заметны специфические устойчивые выражения: «выдвинулся как производственник, вел партийную работу» и т. п.
Строго говоря, неточность указаний на время, некоторая разговорность интонаций («он был когда‑то толковым, дисциплинированным пареньком, был немного постарше своего товарища, так всю жизнь и проработал потом, герой труда еще тех первых лет восстановления хозяйства, во времена еще той немецкой оккупации») заставляют вспомнить не столько документ, сколько хвалебный очерк, и стиль всех отрывков получается, если можно так выразиться, официально-публицистический.
Самые зоркие старшеклассники могут увидеть общее и в том, что, когда речь идет о перемене деятельности героя, употребляются страдательные причастия: «оставленный секретарем, брошенный на помощь деревне, взят на работу». Ясно, что путь героя определяет какая‑то высшая сила, неназываемая, но всем известная. В третьем отрывке «страдательность» передана и другим способом – неопределенно-личными конструкциями: «его мобилизовали на работу в органы безопасности; его отметили и послали на партийную учебу». Спросим учеников, считают ли они, что это отличие третьего отрывка от двух предыдущих существенно, не видят ли они других отличий. В частности, одинакова ли интонация рассказа о трех героях, авторского отношения к ним.
Возникает вопрос, зачем так подробно рассматривать не слишком интересные и не очень‑то понятные школьникам тексты. Отвечу так. «Молодая гвардия» Фадеева и «Жизнь и судьба» Гроссмана – произведения, значимые для истории советской литературы, рассказывающие примерно об одном периоде нашей истории и имеющие очень разную судьбу: «Молодая гвардия» упрочила славу автора, была экранизирована, вошла в школьные хрестоматии; роман «Жизнь и судьба» был запрещен к печати, его текст был арестован, и автор умер, так и не узнав, дойдет ли когда-нибудь его книга до читателя. А между тем на поверхностный взгляд романы кажутся довольно близкими стилистически. Вот и хотелось бы, чтобы взгляд их потенциальных читателей не был поверхностным. Если работа с этими текстами не вызывает ни малейшего интереса, идет через силу, лучше прекратить ее, удовольствовавшись наблюдением, что произведения художественной литературы не всегда можно отличить по стилю и их «художественность» проявляется в том, как именно и с какой целью используются в них эти чуждые стилистические особенности.
Если же учеников занимает эпоха, изображенная в романах, или «жизнь и судьба» писателей, или исследовательская деятельность, сравнительный анализ текстов стоит продолжить.
Конечно, хорошо бы сохранить интригу и предложить исследователям самостоятельно найти отрывок, взятый не из того произведения, из какого два остальных. Активизировать умственную деятельность поможет такой вопрос:
О каком из героев автор пишет: «Доклады на конференциях и съездах он обычно читал по рукописи. Читал он хорошо, – без запинок, с выражением, хотя писал доклады не сам. Правда, читать их было легко, их печатали крупным шрифтом, через два интервала, и имя Сталина выделено на них было особым красным шрифтом»?[192] Почему вы так думаете?
Вероятно, кто-нибудь заметит уже названную раньше особенность третьего текста – он‑то и принадлежит перу Гроссмана – и скажет, что в этом тексте мысль о высшей силе, руководящей действиями героя, проводится настойчивее, с некоторым нажимом. Если обратиться еще раз к послужному списку Гетманова, можно заметить, во‑первых, что в нем подчеркнуты именно карьерные, а не личностные успехи;
