Чикатило. Зверь в клетке - Сергей Юрьевич Волков

– Ситуация с тех пор изменилась только в том смысле, что жертв стало больше, – твердо заговорил полковник. – И я не услышал: вы, товарищ капитан, отказываетесь от того, что излагали в служебных записках несколько лет назад? Стало быть, вы умышленно вредили расследованию, пытаясь затянуть дело? Или вы занимаетесь вредительством теперь, пытаясь запутать нас и пустить по ложному следу?

В кабинете снова повисло молчание. Витвицкий запоздало напрягся, но было поздно, удар он уже пропустил. Брагин смотрел на него стальным взглядом.

– Я не отказываюсь от своих слов, товарищ полковник, но…

– Давайте ближе к делу, товарищи, – вклинился в разговор Ковалев, снижая напряжение. – Что следует из вашего предположения, Виктор Петрович?

– Следует начать масштабную проверку всех водителей области.

Ковалев переменился в лице, теряя миротворческий вид.

– При всем уважении, Виктор Петрович, – сдержанно процедил он, – не подскажете, где взять людей для этой цели?

– Снимите с «Лесополосы», – легко отозвался Брагин.

– То есть операция «Лесополоса» закрывается? Я вас правильно понимаю?

– Операцию «Лесополоса» никто не отменял. Просто перекиньте часть людей на проверки водителей.

– Товарищ полковник, – теперь в голосе Ковалева чувствовалось раздражение, – у меня нет лишних людей.

– Людей у вас более чем достаточно, товарищ полковник, – безапелляционно отрубил Виктор Петрович. – Просто нужно заставить их нормально работать. Хватит баклуши бить. Москва требует результат! А ваши отговорки про нехватку кадров – форменная демагогия. – Он кивнул на Витвицкого. – Вон у вас психолог сидит, ни черта не делает. И это только в этом кабинете.

Капитан вскипел, уже готовый ответить, но его остановил взгляд Горюнова. Майор смотрел отрезвляюще и едва заметно качал головой. Витвицкий выдохнул. К неудовольствию Брагина, который, кажется, только и ждал вспышки гнева со стороны психолога.

– Цели обозначены. Задачи ясны. Никого не задерживаю. Жду отчетов, – так и не дождавшись реакции, закончил совещание полковник.

Доктора Екатерину Васильевну Овсянникова знала много лет. Она занималась женскими вопросами, и доверие к ней у Ирины было полное.

Когда старший лейтенант привела себя в порядок и вышла из-за ширмы, пожилой гинеколог что-то сосредоточенно вписывала в карту. Поймав на себе напряженный взгляд Овсянниковой, она оторвалась от бумаг и кивнула на стул напротив.

– Что ж ты стоишь, Ириш? Садись.

Ирина осторожно присела на край стула. Врач уткнулась обратно в бумаги и быстро заполняла бланк все с тем же настораживающим усердием.

– Екатерина Васильевна, что-то серьезное? – тихо поинтересовалась Овсянникова.

– А сама как думаешь? – Посмотрела на нее гинеколог с лукавым прищуром.

– Вы же меня с шестнадцати лет знаете. У меня никогда никаких проблем не было.

– Да у тебя и сейчас проблем нет. Только повод для радости. Как его зовут?

– Кого? – оторопела Ирина.

– Кавалера твоего.

Овсянникова смотрела на Екатерину Васильевну непонимающе, от этой растерянности гинеколог заулыбалась.

– Ты беременна. – И, посерьезнев, протянула растерянной Ирине бумаги. – Сдашь анализы, вот направление. С результатами ко мне.

– А дальше что?

– Ты это о чем? – не поняла Екатерина Васильевна.

– У меня же работа…

– Работать можно, – разрешила врач. – Только без ночных дежурств и этих ваших задержаний. Поменьше стрессов, побольше на свежем воздухе гулять. Поняла?

Овсянникова молча кивнула и задумалась, оценивая свое новое положение.

Старая часть кладбища давно заросла. Тут и там высились могучие деревья, бросая густую тень на оградки и памятники. Солнцелюбивые цветы здесь не приживались, зато буйно перла сорная трава там, где за могилами по какой-то причине не было ухода.

С простого широкого гранитного надгробия смотрели несколько очень разных лиц. Роднила их только фамилия – Одначевы. Возле могильного камня возилась с бархатцами Фаина. Рядом высилась кучка выдернутых сорняков и сухих листьев. В стороне, присев на корточки, аккуратно подкрашивал оградку черной краской Чикатило. Походы на кладбище к родственникам жены не напрягали Андрея Романовича, скорее даже умиротворяли. Было что-то спокойное и в рассеянном, пробивающемся сквозь мощные кроны солнечном свете, и в легком ветерке, гуляющем по дорожкам.

Чикатило сунул кисточку в банку, поставил краску рядом с кучей травы.

– Все поправил, Фенечка.

– Вот и хорошо. – Фаина закончила с клумбой, поднялась на ноги и оценивающе посмотрела на могилку. – Теперь несколько месяцев можно не появляться.

– Раньше мы сюда раз в полгода приходили, а то и раз в год, – подметил Чикатило. – А теперь зачастили как-то… Люди обычно со временем реже ходить начинают, а у нас все наоборот.

– Может, возраст, – пожала плечами Фаина. – Нам ведь не по двадцать лет. Тоже уже не так много осталось…

Это было сказано абсолютно спокойно, но произвело на Андрея Романовича неожиданное впечатление. Он замер, глаза его застыли, лицо неприятно искривилось, будто мысль о собственной смерти никогда не приходила Чикатило в голову, будто она стала для него откровением.

– Нет, Фенечка, – криво улыбнулся Андрей Романович и мотнул головой. – Нет, что ты. У нас с тобой еще вся жизнь впереди.

Фаина улыбнулась, не обратив внимания на перемену в муже. Взяла траву и банку из-под краски:

– Пойду выброшу.

Она вышла на дорожку и пошла между могилами к мусорному контейнеру. Чикатило еще какое-то время стоял перед могилой, но не для того, чтобы отдать дань памяти покойным родственникам жены. Они сейчас не волновали его вовсе. Лицо Андрея Романовича неприятно кривилось. Наконец он отвернулся от натолкнувшего на неприятные мысли памятника и направился за женой.

Дверь с лязгом закрылась за спиной Чикатило. Он прошелся по камере туда-сюда, будто ища выход, но выхода не было. На его лице не осталось и намека на сумасшествие. Напротив, Андрей Романович был серьезен и задумчив.

Смерив шагами узкое пространство камеры еще пару раз, он взял карандаш, газету и сел на нары. Перелистнул газету на последнюю страницу с кроссвордом, но кроссворд оказался уже разгадан. Упущенная возможность переключить мысли вывела из себя, и Чикатило нервно отшвырнул газету в сторону. Взял другую, снова перелистнул на страницу с кроссвордом и вдруг замер, глядя на лежащую рядом отброшенную газету.