Одна сотая секунды - Иулсез Клифф

Я прислонилась к стене. Шершавая, прохладная, такая приятная. Можно я так и останусь стоять?

— Проходи, госпожа, — Иннара заметила меня первой, указала на кресло.

Обернулись остальные — Эллис и Гарор. Выглядели они неважно, встревожено и нервно.

— Карма. Просто Карма, — поправила я служанку и доползла до кресла.

Передо мной возникла большая кружка традиционного ароматного обжишающего чая. А вот это очень правильно, это, пожалуй, чуть ли не лучшее, что случилось за сегодняшний день.

Я обхватила кружку двумя руками, стала медленно и с наслаждением пить, радостно отмечая, что даже головная боль стала сдаваться, отпускать, уползать. Боль-то уползала, но разбросанные мысли и полное непонимание оставалось. Все молчали, ожидали, видимо, того момента, когда я дам добро на беседу. Как меня служанка назвала — госпожа? Да, вот и еще одно подтверждение, помимо браслета, который мне так и не удалось содрать, что я теперь носительница фамилии Рутхел. Карма Рутхел. Нет, не звучит, не состыкуется.

Чая оставалось еще больше половины, но это нетерпение в глазах, это напряжение в лицах мне уже порядком надоело.

— Рассказывайте, что стряслось.

Ближе всех ко мне сидела Эллис. Она подняла осунувшееся лицо с сухими запавшими глазами и выдавила из себя:

— Господин Рутхел пропал.

Молча, подтверждая озвученное, кивнули подпиравшая пухлые разрумянившиеся щеки Иннара, и молчаливой тенью высившийся за нею Гарор.

Так, я чего-то не поняла, разве не ящерица меня сюда притащила?

— А как я сюда тогда попала? — Озадаченно протянула я, совсем уже потерявшаяся и в собственных воспоминаниях, и в новых фактах.

— Эллис привела, — промолвила служанка, — поверила в тебя деточка. Мы уж всех, кого надо оповестили, а она уперлась, решила, что ты только можешь помочь. Ну, Гарор и нашел тебя, с Эллис выдернули из той ямы поганой.

Гарор, значит, не Арвелл. Видно, совсем все серьезно, раз после моего ухода из этого дома с потрясающим скандалом все же вернули, умыли, чаем теперь отпаивают.

— Пропал, понимаешь? — Голубые глаза тщетно пытались вывернуть мне душу в надежде на отклик.

— По бабам с горя пошел, — парировала я.

— Не пошел, — возразила служанка.

— А зря. Когда пропал?

— Шесть дней точно прошло. Последний раз видели в его центре, вечером.

— Тогда точно по бабам. И по барам. Для разнообразия, так сказать.

— Да нет же! — Воскликнула, вскочив, Эллис. — Нет! Он… он не такой!

— Все мужики такие, — усмехнулась я. — Ладно, чего вскочила-то, как ужаленная? Лучше поведайте, в первый раз такой цирк ваше чудо устраивает?

— Нет, но… — уже не девчонка, Иннара снова вмешалась.

Начала и не договорила.

Тихо вернулась на место Эллис, пронзила напряженным взглядом, как иголкой ткнула. Да иголка — не рапира, насквозь не проткнет.

— Ну и чего тогда с ума сходите? — Протянула я. Головная боль окончательно ушла, настроение вернулось, и теперь мне было даже немного забавно наблюдать, как эти курицы переполошились на ровном месте. — Решил ваш ненаглядный отдохнуть, мир посмотреть, развеяться. Он же взрослый мужик, при деньгах и крыльях, в самом деле! Пройдет время, вернется сам, никуда не денется. И из-за этого, мать вашу, надо было мешать мне наслаждаться новой жизнью. Эх… ну что с вас взять?

— Ты пила как сапожник, — процедила девушка, не скрывая разочарования.

— О! — Хохотнула я: — Детка, не недооценивай меня, я пила так, что вашим сапожникам впору начать вести трезвый образ жизни, дабы не позориться.

— Нашла, чем гордиться, — проворчала Иннара.

— А что? — Повела я плечом, — как говорится, за неимением других поводов… Короче, дорогие мои, успокойтесь и ждите. Нагуляется ваш дракон, разберется со своими душевными терзаниями, и после — посвежевший и загоревший, вернется в отчий дом. Гуляет, гуляет он просто, как любой нормальный мужик, у которого в доме имеется ненормальная штука, определяющая ему жену.

Я говорила и сама чувствовала какую-то фальшь в собственных словах. Нет, уж если я хоть немного понимаю разноглазого, то он из породы тех ненормальных, что любой стресс забивают активной работой. Да и Иннара подтвердила, что в научном центре он был. Даже если и решил выпить, развеяться, то вряд ли бы шесть дней не просыхал. Скорее, расправил бы крылья, полетел бы…

— А шторма за это время были?

— Нет, — покачал головой Гарор, — я уже об этом думал. После твоего ухода, Карма, господин Рутхел напился, после улетел на несколько часов, вернулся и с тех пор все время проводил то в лаборатории, то в центре. Поэтому поверь, что в данном случае действительно что-то произошло плохое. Мы с Иннарой прожили рядом с ним всю жизнь, Арвелл нам как родной. Мы уже наняли сыщиков и оповестили короля. Но пока никаких результатов нет. Первые слухи поползли, письма даже пришли.

Ну, раз все так серьезно… Одного не понимаю, а при чем здесь я? Ах, да, я же теперь жена, мне положено, вроде как, сидеть и переживать. А, может, напротив, стоит порадоваться? Муженек пропал без вести, я же теперь вольная вдова. Продам замок, прихвачу драгоценности, открою какой-нибудь милый ювелирный магазинчик. Нет… не могу я так. Сама даже не знаю, но почему-то в тайне, самый далеким уголком своего сердца я понадеялась, что бестолковый дракон жив и невредим, и мне не придется распоряжаться его наследством, как материальным, так и не материальным.

— Письма, значит, — произнесла я, чтобы не создавать ненужных пауз, — ну, давайте я почитаю эти письма, посмотрю, каким тут стилем принято изъясняться.

— Придется подняться в лабораторию, — сказал Гарор, — часть пришла на электронную почту.

Нет, а все же меня этот мир радует. Никогда не думала, что словосочетание «электронная почта» вызовет во мне такой теплый и душевный отголосок.

Писем оказалось немного. Разные конверты — плотные или шелковистые, шероховатые или гладкие, они содержали в себе одно и то же: изящные или безвкусные, витиеватые или сдержанные строки, выражающие лицемерную или не очень надежду на благополучный исход.

Я отложила письма в сторону. Прочитала, даже не прочитала, а так, пробежалась глазами, и только просматривая третье, неожиданно поняла, что они адресованы мне. Это теперь ко мне обращаются «леди Рутхел», это меня пытаются в меру своих талантов подбодрить или же, прячась за изысканным слогом, облить грязью. Да, это я теперь вторая леди страны, на которую смотрят и решают, что вот она, женщина, позорит имя рода или, напротив, его возвеличивает. Впрочем, все это так — шелуха ни листе бытия, слетающая от одного дыхания. Разминутся года, раскланяются дни, проскользнет веселой разноцветной змейкой череда случайностей, и ничего не будет стоить некогда прилепившееся обозначение, чужое и чуждое, слетит осыпавшейся позолотой, и хорошо, если раньше, чем множество глаз запомнит новую фигуру на шахматной доске, а тысячи ртов произнесут ее название.