Инквизиция на выезде - Марина Медведева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юлий и сам удивился, как ловко у него получилось вырвать зуб. Словно всю жизнь только это и делал. С печи раздался звонкий смех — Эрика не в силах сдержаться хихикала в кулак.
— Хорошее у тебя орудие, храмовник, — прошамкал Мошка. — Я к тебе соседа Ельку отправлю. Он который день зубами мается.
Юлий вытащил из кусачек зуб, сунул в руку Мошке и сердито проворчал:
— Я сюда не зубы дергать приехал, а в истинную веру обращать. Чтоб к вечеру всем селом благодарственную молитву выучили. Иначе ни к одному рту больше не притронусь.
— Не боись, выучим, — кивнул Санька и бухнул, наконец, ведро на дощатый пол. Немного воды расплескалось. Иванка метнулась за тряпкой и быстро затерла лужу.
— Наследили мы у тебя, Эрика, — девушка виновато глянула на хозяйку. Та сидела на печи, свесив босые ноги и ухмылялась.
Когда «гости» с благодарностями и поклонами вышли из дома, Эрика спрыгнула на пол и, прищурившись, сказала:
— Не успел явиться — народ к тебе потянулся. Видать, ты и правда неплохой храмовник, брат Юлий.
Эрика подошла к сваленным в углу орудиям, потянула на себя два кольца, соединенных толстой цепью, глянула на Юлия. Храмовник тяжко вздохнул:
— Это чтоб позвоночник вытягивать. В особо тяжких случаях неверия.
— Железки свои на улице держи, — глаза Эрики полыхнули гневом. — Ненавижу пытки. Каждый рожден свободным. Сам решает: верить ему в Русалку или в демона из преисподней. Узнаю, что ты сельчан своими орудиями пытал — в жабу превращу.
Эрика натянула сапоги, куртку и вышла, хлопнув дверью. Юлий глянул на пол в грязных следах, взял тряпку и приступил к уборке.
Жить в Непролазных Грязях оказалось не так уж и плохо. Вечерами Юлий ходил по домам — зубы уже не дергал, но помогал, чем мог. Брат Тюльп оказался рукастым, к любому делу пригодным. Здесь забор поправит, там дров наколет. Старикам воды из колодца натаскать или двор вымести. Даже коров доить научился. Коров в Грязях было две. Одна на подворье у Саньки. Другая у старой Луизы, соседки Эрики. Санька жил с матерью, суровой троллихой Жибой и найденной сестрой Иванкой. Юлий сперва удивился — какая же она ему сестра? Человеческая девушка и тролль. Но Иванка сиротой оказалась, Санькины родители ее в лесу нашли и вырастили. А теперь вот мать Санькина состарилась, к Иванке все хозяйство перешло. Санька же с утра до ночи в лесу на охоте пропадал.
Брат Тюльп любил навещать троллий дом. Добротный, бревенчатый, с покатой крышей, вымазанной глиной. Едва войдя, с порога, окунался в сладкий запах Иванкиных пирогов. А потом смотрел на румяное лицо и сияющие глаза этой девушки и больше всего на свете хотел остаться здесь, рядом с ней. Видеть, как сноровисто и ловко она суетится по хозяйству, ловить ее нежную улыбку и радоваться, что она, красивая и звонкая, рядом с ним. Как — то незаметно Тюльп стал приходить в троллий дом с утра пораньше и уходить уже в сумерках, когда возвращался с охоты молчаливый Санька. Когда с зайцем или косулей, а когда с пустыми руками. Иванка тут же начинала хлопотать возле брата, и Тюльп уходил. Жил он до сих пор у чародейки.
Старая Луиза не раз просила храмовника поселиться у нее, дабы помогать по хозяйству. Но Юлий отчего — то медлил. Вспоминал сон и клятву, данную демону. Юлий не сказал про сон Эрике. Она бы его на смех подняла. Брат — храмовник — и вдруг слушает демона! А как же вера в Русалку Небесную? Но все же сон тот беспокоил храмовника, а в особенности ночная «работа» Эрики. Юлий спать не мог, ворочался на своем тюфяке и едва зубами от страха не клацал, пока ждал ее. А потом притворялся, что крепко спит, чтоб ни в коем разе Эрика не узнала о его страхах.
Проследить бы за ней по-тихому, чтобы не узнала. Не со злым умыслом, а для собственного успокоения. Да как это сделать? Эрика пешком не ходит, все на Луне верхом. А Бурка храмовника отродясь седока не видывала, ее всегда в телегу запрягали. Юлий представил, как стегает Бурку, чтоб та догнала быстроногую Луну, и фыркнул с досады. Если крамольные слова демона о золоте и серебре в покоях отца Сульфия правда, почему в храме вечно не хватает денег на сбор выездных инквизиторов? Даже тулуп поновее не могли выдать, не говоря уж о лошади.
Все же худой конь лучше, чем без коня. И однажды ночью, когда Эрика вышла из дома, Юлий быстро погасил лучину и скользнул за порог. В конюшне достал загодя припрятанные седло и уздечку, снарядил Бурку и вывел за ворота. С вечера выпал снег, закрыл грязь белым покрывалом, высветлил небо. Юлий глянул в сторону леса — Эрика верхом на Луне легкой рысцой скакала в сторону леса. Храмовник вздохнул, подогнул мантию и кое-как взобрался в седло. Бурка нервно взбрыкнул, пытаясь сбросить неугодного седока.
— Тише, тише, Бурка, — приговаривал Юлий, пытаясь удержаться в седле. — Я все же полегче телеги буду. Давай-ка смири свой нрав и скачи к лесу, за той серой лошадью.
Юлий сжал лошадиные бока сапогами и направил коня в поле. Бурка нехотя перешел на тяжелую рысь. Лошадиные копыта рыхлили снег, холодный ветер пробирался за ворот тулупа. Руки, держащие уздечку, закоченели. Юлий вглядывался в мелькающую впереди Луну: только бы не потерять из виду! Иначе в лесу потом ни в жизнь не найдет. В Непролазных Грязях и лес был под стать — непроходимый. Полный валежника, с оврагами, поваленными деревьями. В таком ноги переломать — раз чихнуть. Когда Юлий добрался до леса, Эрики уже и след простыл. На опушке одиноко паслась Луна, трясла серебристой гривой и насмешливо, как ее хозяйка, смотрела на Юлия. Храмовник слез с Бурки и привязал недовольного коня к ближайшей сосне. Оставлять без привязи не решился — кто знает, что упрямой животине взбредет на ум?
Юлий оглянулся на чернеющие за полем домишки, тяжко вздохнул, и направился в лес. Теперь бы Эрику отыскать в темной чаще. Брел по лесу и беспрестанно оглядывался. Сквозь верхушки сосен проглядывало молочно-серое небо. Было тихо и жутко. Юлий вздрагивал от каждого шороха. Ступит на трескучую ветку, крикнет где-то сова, послышится издали волчий вой — сердце ухает в
