Инквизиция на выезде - Марина Медведева

Марина Медведева

Инквизиция на выезде

Глава 1

Юлий Тюльп дернул поводья — остановил лошадь и тяжко вздохнул, глядя на покосившиеся домишки и грязную, с глубокими колеями, дорогу. Эх, тяжела и неказиста участь выездного инквизитора! Нет бы, устроиться секретарем аутодафе. Важно скрести гусиным пером по гладкому пергаменту, внимая суровым речам проповедников и судей. И думать о горячем обеде, которые уже готовят повара на храмовой кухне. Ноги в тепле и сухости — камин в зале жарит вовсю. Дров храмовники, служители Русалки, не жалеют. Каждый день не меньше десяти людей и нелюдей осуждают за ересь, забирают имущество в пользу храма. И секретарям кое-чего перепадает. То новые башмаки, а то и пара серебрушек на вино. Благо до Русалочьего поста еще целых два месяца. А вино служителям пить никто не запрещал. Про вино в Главной Книге Русалки ни словечка не сказано.

Так нет же, когда отец Сульфий, главный храмовник, выбирал «посланников истинной веры», его перст сразу указал на брата Юлия. «Ты, мол, брат, верный приверженец Русалки, к тому же владеешь мечом. Сама Русалка велела тебе отправляться в путь, дабы обращать язычников Борелии в истинную веру». Как говорится, словом и пытками!

Снарядили его быстро. Сложили в телегу кое — какое пыточное добро, нужное для скорого обращения особо упорствующих неверных, запрягли Бурку и дружными песнопениями и напутствиями проводили за ворота Моренилля. Уж как он уговаривал отца Сульфия повременить с назначением! Просил отсрочки хотя-бы до весны, до теплых деньков. Но отец Сульфий недаром прослыл суровым и непреклонным служителем веры. Выслушал Юлия и лишь распорядился выдать ему худую овчинную телогрейку — надеть поверх мантии. Даже шапку не дали. Мол, у тебя, брат Юлий, волос на голове предостаточно, греть будут.

Два дня и две ночи несчастный Юлий Тюльп трясся в телеге, добираясь до села Непролазные Грязи, чуть колеса с телеги не потерял в этих самых Грязях. И вот добрался. И никто его не встречает. Дома все заперты — крыса не проскочит. Храма и вовсе нет. В донесении, зачитанном отцом Сульфием, говорилось, что строить храм Русалке аж пять раз начинали. Да каждый раз останавливались. То бревна растащат под ночным покровом, то зима наступит, то картошку пора выкапывать. Жили в Грязях бедно. С картошки на картошку перебивались. В удачный год ягод и грибов в лесу наберут, рыбы в речушке наловят — довольны и счастливы. А уж ересь в тех Грязях царила пуще некуда.

В деревне на сорок домишек смешались все известные разумные расы Борелии. Люди соседствовали с гномами, а те после доброй драки с извечными врагами троллями вместе распивали яблочную брагу. Веры не было никакой. К тому же, в село нет-нет да приезжали чародеи и своими колдовскими обрядами еще больше сбивали наивных сельчан с пути истинного. Те верили во что угодно, кроме Русалки.

Задачу отец Сульфий поставил серьезную. Ересь изгнать со всей строгостью, чтобы в головах сельчан все прояснилось и должным образом устаканилось. При необходимости использовать особые орудия — творения изощренных умов и рук мастеровитых храмовников. Те орудия сейчас громыхали в холщовых мешках позади брата Юлия, напоминая о клятве обращаться с ними бережно и вернуть в храм согласно описи в первозданном виде.

Брат Юлий остановил Бурку и слез с телеги у крайнего дома, на вид побогаче. Стараясь обходить особо грязные лужи, добрался до окошка и постучал в ставень. Поздней осенью темнеет рано. Красное солнце уже клонилось к закату, из ближайшего леса неуклонно тянуло сумраком и страхом. Холодный ветер пробирался в широкие рукава телогрейки, щекотал озябшее тело Юлия. Инквизитор от холода стучал зубами и вовсю молился Русалке о теплой печи и плошке горячего супа.

Стоять пришлось долго, и брат Юлий уже собрался двинуть к следующему дому, как вдруг сквозь щели в ставнях показался дрожащий огонек свечи. Сердце радостно забилось, а губы зашептали благодарную молитву. Скрипнула дверь, и брат Юлий увидел девушку. С распущенными по плечам темными волосами и колдовскими зелеными глазами. Одетую по-мужски в штаны и рубашку. С горящей свечой в руке. Девушка глядела на брата Юлия насмешливо, отчего его тут же охватил стыд за свое бедственное положение. Негоже брату — храмовнику нести веру в столь жалком виде!

— Чего надобно, почтенный брат? — в голосе девушки звенела крепкая гномья сталь.

— Да хранит тебя Русалка, сестрица! Не пустишь переночевать? Я могу и в сенях, дабы не смущать твой покой.

— Чтобы смутить мой покой, нужен мужичок покрепче тебя, — усмехнулась «сестрица». — И с мечом, а не ржавой палкой, которая у тебя в ножнах.

Брат Юлий в гневе полыхнул румянцем и сделал шаг назад. Девушка вновь улыбнулась, чуть теплее:

— В такой холод даже скотину на улице не оставишь. Лошадь распряги, привяжи на конюшне, только подальше от моей Луны — слишком уж она любит брыкаться. Телегу на улице оставь. Вряд ли у тебя там что — то ценное. Не иначе, храмовые книги так громыхают?

Девушка вытянула шею, глядя, как смущенный брат Юлий распрягает Бурку.

— Орудия пыток, — проворчал он и повел лошадь на конюшню.

— Это кого же ты надумал пытать, горе-храмовник? — хохотнула девушка. — Безобидных сельчан?

Брат Юлий устраивал Бурку в темном стойле, обтирал куском холстины, задавал овса, а в его ушах все звенел язвительный хохот красавицы. От стыда и гнева хотелось провалиться сквозь землю, к демонам в преисподнюю.

Но когда после вошел в дом, то мигом раздобрел и даже прослезился. В печи весело трещали дрова, в углу ярко горела лучина, а на простом дощатом столе уже красовался чугунок с ароматным варевом. Брат Юлий потянул носом, и его губы невольно растянулись в довольной улыбке. Куриный суп.

Ел он медленно, тщательно дул на деревянную ложку, остужая суп. Кроме мяса в супе плавал картофель, морковь и незнакомые Юлию травки, жуть какие пахучие.

— Не приворотный супец-то? — спросил он девушку, проглотив очередную ложку горячего варева.

— Кого привораживать? Тебя что ли? — девушка насмешливо изогнула красивую черную бровь. — Так в селе и краше тебя парни найдутся. Или ты решил, что храмовный сан добавляет тебе в глазах женщины особой притягательности?

— Тебе моя притягательность ни к чему. У меня обет — следующие десять лет я верой и правдой буду служить одной Русалке. За это она наградит меня домом и порядочной женой.

— Желаю, чтоб эти