Ужас по средам - Тереза Дрисколл

– Послушай, Элис, я не хочу обижать тебя… Но в нынешней ситуации… И после той истории с Алексом…

– Что ты хочешь сказать? Что я все еще не научилась видеть людей? Что не усвоила урок и по-прежнему доверяю кому попало?

– Да нет же. – Лиэнн краснеет. – Я вовсе не это хотела сказать.

Наступает молчание. Мы заполняем мучительную паузу тем, что стоя пьем каждая свой напиток.

– Ладно. Если хочешь, приглашай этого Джека. Только ненадолго, ладно? Мы обе устали.

Я отправляю сообщение и допиваю кофе. Джек, наверное, откажется приехать, напишет, что далеко, поздно, еще что-нибудь, но он отвечает немедленно – что скоро будет, и просит выслать адрес. Отправляю ему адрес и предупреждаю сестру:

– Знаешь, Джек был так добр ко мне в тот день, когда поступил тот ужасный звонок в редакцию… Он хороший парень, Лиэнн. И многое пережил… года два назад у него умерла жена. А теперь он прикрывает мне спину в офисе. Похоже, редактор решил передать мою историю о кампании другому журналисту. Ну, ту историю о сносе ветхого жилья, над которой я уже давно работаю.

Лиэнн смотрит на меня с прищуром:

– Хорошо. Но помни, ты должна соблюдать осторожность. Со всеми.

– Думаешь, я этого не знаю?

* * *

Когда появляется Джек, я веду его в кухню, где тут же появляется Лиэнн – якобы за газированной водой, а на самом деле чтобы поглядеть на моего гостя.

Он привез с собой бутылку красного вина, так что сестра поднимает бровь, демонстрируя свое недовольство. Но я достаю для всех бокалы, а Джек рассказывает, как не хватает меня в офисе и как коллеги обо мне беспокоятся.

– Я все время твержу ей, что не надо постоянно думать о работе. Разве я не права, Джек? И вы не согласны с тем, что Элис нужно отдохнуть, пока полиция не разберется с этим делом? – Лиэнн кладет ладонь на свой бокал, когда я предлагаю ей вина.

Джек отвечает не сразу – сначала улыбается Лиэнн, как бы нерешительно, потом поворачивается ко мне:

– Тебе, наверное, трудно без работы, Элис. У нас многие считают, что этот преследователь – готовая история, о которой грех не написать. Но Тед категорически против. Он полагает, что освещение в прессе этого дела – все равно что кислород для пожара. Ясно, конечно, откуда ветер дует, но это ужасно раздражает. Такая история прямо у нас под носом пропадает. Знаешь, если бы подобное случилось со мной, я бы точно об этом написал.

– Верно! – Я показываю на Джека пальцем, а затем, набрав побольше воздуха, поворачиваюсь к сестре: – Вот видишь. Он тоже журналист. И он все понимает. Да, Джек. Ты прав. – Мы чокаемся бокалами. – Именно об этом я и думаю. И просто места себе не нахожу от злости, что не могу об этом написать.

– По-моему, вы оба спятили. Писать о личном – это значит напрашиваться на неприятности, ежу понятно.

Лиэнн встает и, извинившись, уходит в гостиную, закрыв за собой дверь. Джек, вскинув бровь, смотрит на меня.

– Извини, Джек. Ей сейчас тоже достается. Наша мать больна, а тут еще это расследование, вечные допросы в полиции – с ума сойти можно.

– Тебе тоже тяжело?

– Конечно.

– Я слышал о вчерашней фальшивой кислотной атаке. В общем-то из-за этого и приехал. Просто жуть.

– А как ты узнал? – Может быть, кто-нибудь из кафе запостил что-то в соцсетях?

– В газету опять приходили из полиции.

– Правда?

– Да. Та беременная детектив. Рутина, я полагаю. Говорила со всеми. Со мной беседовала наедине.

– Это еще зачем?

Джек подносит бокал к губам, держит вино во рту, потом глотает и отвечает:

– Много причин. Я делал репортаж с побережья и, видимо, оказался где-то поблизости от того места. Мою машину видели.

– Где? На записях камер наружного наблюдения?

– Не знаю. Я объяснил, что был там на задании. Так что, наверное, совпадение. Но это хорошо, что они так дотошно все проверяют. Это вселяет уверенность.

– Да, пожалуй. Но очень жаль, что из-за меня у тебя неприятности.

– Никакие это не неприятности. Хотя звучит ужасно – я про нападение.

– Да это и было ужасно, но я уже в порядке. Том нанял частного детектива для моей безопасности.

– Это хорошо. Правильно. Странно, конечно, немного… но если тебе так лучше, то все правильно.

– Честно говоря, сначала я и сама не знала, нужно мне это или нет. Но детектив не заменяет полицию. Он обеспечивает безопасность. Кстати, а что еще она говорила? Та женщина из полиции? Что-нибудь обо мне? – Мне снова становится не по себе, вдруг теперь и коллеги узнают, что я – это не совсем я?

– О тебе ничего. Только допытывалась, что я делал на побережье. А что? Еще что-нибудь случилось?

– Нет-нет. – Я смотрю на него и радуюсь, что он пока ничего не знает о моем двойном имени. О связи с Алексом. Вдруг мне приходит в голову, а не рассказать ли ему все самой, прямо сейчас? Снять тяжесть с души. Но момент проходит, а с ним и желание покаяться. Интересно, когда СМИ докопаются и до меня. Наверное, уже скоро.

– Ну ладно. Я тут привез информацию, касающуюся кампании по сносу здания. Как я говорил, Тед хочет передать твою историю другому журналисту, но я бы на его месте сначала связался с жильцами. Вот последний пресс-релиз. В нем имена и прочие данные тех жильцов, кто съехал, не дожидаясь назначения официальной даты сноса. Жилищный комитет встретился с представителями фирмы, которая будет производить снос, и с представителями благотворительного жилищного комитета из Лондона насчет заявления для прессы. Ты можешь связаться с ними сама? И сообщишь Теду, что продолжишь заниматься этой историей, не выходя из дома.

– Отличная идея. Спасибо, Джек. – Я смотрю на лежащий передо мной пресс-релиз и корю себя за то, что раньше не связалась с сотрудником из жилищного комитета. В голове столько разных мыслей. В том числе и удивление – почему Джек просто не переслал мне документ по почте? Наверное, у него просто нет моего личного адреса, а работать мне вроде как не положено.

– Знаешь, я так тебе благодарна. Можно я пришлю тебе свой адрес, чтобы ты пересылал мне информацию, если еще что-то появится?

– Разумеется. Будь это моя история, я бы не хотел потерять ее, вложив в нее все силы.

Я предлагаю Джеку сэндвич, но он отказывается: не хочет отнимать у меня время, тем более что моя сестра явно не в духе.

Не проходит и получаса,