Нити Жизни - Эль Море

— Ну, ладно, — отдышалась сестра. Вскарабкалась на постель с ногами и вот самая увлекательная игра в «войнушку» уже идет полным ходом. Ведутся активные военные действия: в меня и обратно летят игрушки, одеяло, вещи и все те же подушки. Пух, перья, визг, хохотание, гонялки друг за другом по всем комнатам.

— Ой, всё, сдаюсь! — изнеможенная я грохнулась на кровать, закрываясь и маша руками.

— То-то же, — с королевским смехом заявляет сестра, плюхаясь рядом.

Мы переглянулись. Я умолкла, набрала в грудь воздуха и залилась смехом.

— Ты чего?

— Нет. Ничего, — задыхаюсь я от смеха. — Но, дом у нас кувырком.

— Э? — сестра приподнялась и оглядела местность. — Блин, — простонала она. — Мне мама и так приказала убрать свою комнату до их возвращения от бабушки, а из-за тебя я теперь до конца года не разберусь. Меня придушат. 

Из-за меня? — я села на кровати и подняла подушку. — Ты ничего не путаешь?

— Нет! — сказала она, нащупывая что-нибудь для обороны.

Но второго раунда не было. Зажужжал телефон, и сестра скрылась в моей комнате, закрыв дверь.

Я посмотрела на часы, было уже без двадцати двенадцать.

— Ни дать, ни взять, — подшутила я сама над собой и, плюхнувшись за ноутбук, тут же забралась в паутину сети. Напечатала и отправила:

«Как правильно прожить с единственной попытки?».

В этой пустоте бескрайнего сетевого пространства. Я даже не заметила, что была не одна.

«Это словно, как поймать вспышку света — нереально!».

От неожиданности дернувшись и застыв, я прижалась к спинке стула. Придя в себя, помотала головой, пытаясь избавиться от оцепенения, только что охватившего меня.

«Чужак?».

«Да».

«Не ожидала».

«Вчера?».

«Что?».

«Ты пропала».

«Знаю».

«Ты в порядке?».

«Ты в порядке?» — сколько раз я уже слышала эту фразу. Столько, что и не счесть. Представьте, что вам, вместо доброго утра или просто, когда встречают, изо дня в день будут говорить: «Вы в порядке?». Вы не почувствуете себя кассетой, той самой намотанной пленкой, которую неудачно зажевал магнитофон?! А вот у меня это вызывает чувство неполноценности, как будто, в меня тычут пальцем, шушукаются за спиной и делают вид, что заботятся о моем состоянии. Но, о какой заботе может идти речь, если делают только хуже. Неужели не понятно, что я просто хочу забыться. Напрочь и обо всем: о бесконечных капельницах, исколотых руках, болезни, больнице, врачах и их пустых утешающих словах, лекарств, безвкусной столовой еде, о реальности вокруг меня, о жизни, которой у меня больше нет и о той жизни, которая могла бы быть… Все вокруг показалось мелочным, неважным, серым и обыденным. Не знаю, как долго я просидела неподвижно за столом. Но экран компьютера давно погас, и тишина в квартире обволакивала меня чем-то липким и вязким. В глазах все ползло и мигало — это предательские слёзы опять взялись за своё — катают меня на каруселях. В ушах гудит, сдавливает и корёжит. Что-то не видимое глазу, тяжелой бетонной стеной начало давить на меня. Появилось странное ощущение тяжести в животе, и это чувство было таким острым, что в меня, словно кол вонзили, тут же перехватило дыхание и снова затошнило.

«Да что же это такое? — ловлю себя на мысли, — что за утренний токсикоз? Я же не беременная!».

И вот уже окунаю голову в унитаз. Один, два. Прощай вкусный завтрак, и да здравствует пустой желудок. Кое-как поднимаюсь, спускаю за собой и полощу рот.

— Ну и видок же у тебя, — смотрю в зеркало. Такое ощущение, что меня выкрутили, выжали и выкинули, словно тряпку.

— Бог мой, — раздается голос Алины, — я перезвоню, — говорит она и кидает телефон в корзину с грязным бельем.

— Давай помогу. — Подлетает ко мне, обнимает за талию, подлезает под руку и словно калеку тащит меня по проходу в комнату.

— Сама справлюсь, — возражаю я.

— Пустяки, — не обращает она внимания на мои неуместные замечания.

У меня ноги ватные, словно отнялись. Дышу и понимаю, что у меня одышка. Крыша едет. И почему эмоциональная активность, реакция организма на еду, лекарства и прочие превратности судьбы, осложняют и портят мне существование? Открываю глаза, голова сестры у меня на груди — ухом слушает биение сердца. Как-то, это смущает.

— Эй, — шепчу я ей. — Я вообще-то еще живая.

— Ты отключилась, — говорит она, не спуская с меня бегающих глаз.

— Не бойся, после такой-то ночки — это всего лишь утреннее недомогание. Спад. Скачок. Слабость.

По глазам вижу — не верит. Кажется, я теряю даже умение врать. Все — пора на пенсию, кости в ящик и пепел в урну.

— Комнату мою переоборудуешь под гардероб еще не скоро и даже не мечтай, — я пытаюсь как-то сгладить накалившуюся обстановку. Но, увы.

— Я вызову такси, тебе надо в больницу, — серьезный тон раздражает.

— Нет, не надо, — говорю я, приподнимаясь. — И не спорь со мной, я старше и это моя привилегия.

Ее взгляд смягчается, в уголках губ закрадывается намек на улыбку и она говорит:

— Да уж, я этого никогда не прощу родителям.

— Я улыбаюсь, слова сами выходят из меня, как по нотам струятся:

— Попроси родителей, пусть подарят нам еще младшую, вот и будешь ей командовать. Тогда будет честно, да?

— Не хочу! Мне нужна лишь ты, — говорит она и обнимает. — Ты ведь будешь всегда? — шепчет она у меня на плече. Я глажу её по спине.

— Глупая. Ну что ты, все хорошо. Все хорошо, — повторяю я, убеждая её и себя. Не помогает, не верю.

— Обещаешь? — искренние, доверяющие глаза младенца смотрят на меня и ждут. А что ответить, оригинальных мыслей нет, снова врать, а что делать? Иначе — боль, а это неприятно, сама знаю. Обнадежить, но, как и зачем? Опять боль. Сказать правду? Еще больней и трудней. Вот так и живет весь мир — во лжи, а где она, правда-то, тогда? В библии, в книгах по истории, в документальных хрониках? Нет, там её тоже нет. Да и если разобрать, что есть «правда», а что «ложь»? Если ложь, сказанная во благо, становится правдой, то искаженная правда во благо превращается в ложь? По-моему, тут все нейтрально, нет четкости. Мы сами определяем для себя, что и когда принимать за правду, а что за ложь. А если мы сами выбираем, значит, когда ошибаемся, нам некого винить, кроме, как самих себя.

— Постараюсь, — сказала я, надеясь, что это прозвучало, как можно правдоподобнее, нежели лживо. Что поделать, раз у меня не хватает духу сказать, и отсутствуют силы признаться, даже себе. Не хочу подвести, ведь обещала же выздороветь, еще очень давно. Но, увы, наши желания зачастую расходятся с нашими возможностями. И это убеждение застряло в моей голове, и давит мне на мозги. А что делать, у всех свои «критические дни». Абстрагироваться не выходит, я пыталась.