Нити Жизни - Эль Море

Последнее время я была слишком эмоциональна, чтобы объективно что-то судить. Может, всего лишь иметь шанс на большее и лучшее — не это ли счастье?

Если подумать, то не так уж это и сложно: упал — поднялся, потерял — соберись и ищи, сломал — почини, больно — терпи, хочешь — делай всё, чтобы это заполучить и неважно, сколько сил потребуется растратить, а преодолел — выдохни и наслаждайся. Ведь главное, чтобы у проблемы было решение — возможность справиться или исправить.

Но с другой стороны, своими убеждениями мы только программируем себя, заставляем верить в хорошее. А где? Где оно — это прекрасное и совершенное?

Вся жизнь — это сплошная дилемма. Перед нами всегда возникает развилка — три дороги, три разных пути. Вот только выбрав какую-то одну, мы уже не узнаем, что бы произошло, выбрав мы две другие. И почему в нашей жизни нет кнопки — «перемотка»? Вот мне функция — «возврата» просто необходима. Тогда бы в моей жизни было меньше бед, ошибок, разочарований, да и другим в отношении меня было легче.

«Вот такая моя слезливая история, где в меня верят сильнее, чем я сама в себя» — подумала я. Пора менять тактику.

— Эй, — окликнула я сестру, поравнявшись и пятясь назад, как рак. — Значит, ты меня бросаешь? — сказала я, обдумывая: проигнорирует или нет.

— Ты сама себя бросила, и походу, даже этого не заметила, — сразу огрызнулась она. — Что ты имеешь в виду? — ответила я, хлопая ресницами. По моему лицу расплылась дьявольская улыбка, когда она перевела взгляд на меня.

— Ох, Полин, — выдохнула она, присмотревшись ко мне. — Ты просто не выносима. — Она улыбнулась и поддела меня плечом. — Ты переворачиваешь всё с ног на голову, и это кажется тебе в порядке вещей?!

— Мир? — я оттопырила мизинец.

Алина искривила брови, и они сошлись на переносице, она всё еще раздумывала, а потом со смехом произнесла:

— Мир! — и ухватилась за мой палец.

Я обняла её за плечи, и мы сделали несколько шагов в одну ногу.

— Можно, я всё же оставлю те деньги, что ты мне дала? — пропела я.

— Нет! — тут же отсалютовала она. — Это моя заначка на черный день, которой я с тобой щедро поделилась.

— Моя добрая фея-крестная, ну пожалуйста!

— Это чистой воды вымогательство, — заметила она.

— Ну и что, считай это пожертвование нуждающимся.

— Это ты про себя, что ли?

— Ага.

— Ты просто…

— Знаю! — я расплывалась в лукавой улыбке.

Она ответила тем, что обвила меня руками и сказала:

— Что теперь?

Я сжала зубы:

— Без понятия.

— Хочешь, ты можешь посидеть в кафе не далеко от школы. Я и Майкл потом планировали собраться где-нибудь, так что будем рады твоей компании. — Она тонко улыбнулась, почти призрачно.

— Третий лишний…

— Я же стукну тебя, если не перестанешь нести чепуху!

Я задрала подбородок повыше, проворачивая ее последнее предложение в уме. — Маловероятно, — в заключении парировала я.

— Думаю, ты права. Я тебя просто задушу!

Я расхохоталась на столь мнимые угрозы.

День был уже в разгаре. Стояла ясная погода и бескрайнее голубое небо простиралось над головой, под прямыми лучами солнца грели бока — здания, деревья, статуи, а мы тенью вползали в метро.

Вступив на платформу, я внезапно почувствовала что-то леденящее, легкая дрожь сыпью выступила на коже, мне показалось, что чья-то рука прошла сквозь меня и сдавила моё сердце в своем кулаке. Люди с разными выражениями лиц, фигурами, очертаниями, характерами и внешностью сновали вокруг нас вровень движению поездов. Я посмотрела на телефон, который до сих пор находился у меня. На часах было — 13:28.

— Черт, я могу опоздать, — звучный голос сестры молнией сверкнул передо мной. — Этот профессор Хэйл — дьявол и предмет у него под стать — математический анализ, — продолжала она вещать. Я не переживу десятый класс! Его лекции, практика, для меня, как двухчасовая экскурсия по кругам ада. И я её наматываю уже не один месяц. Знаешь, сижу и думаю, как бы прикинуться бревнышком, чтоб он не вызывал меня к доске. Это же такой позор! Он просто любитель публичных унижений! И я — его любимая жертва. Так и слышу… а это на примере покажет нам мисс Айрина, еще и имя мое коверкает, — передразнивала она, показывая мне манеру препода. — Расстрелять его! — выдохнула она. — Я уверена, что такой злодей живет один, а вместо девушки у него книги, кот или попугай, и замороженная еда из морозилки.

Я тихо засмеялась, стараясь не обращать внимания на мой внутренний дискомфорт.

Сейчас нет ничего проще, чем сесть, закрыть глаза и помечтать. Пять секунд и где-то позади — город с его вечными проблемами и хлопотами, соседи с ремонтом, шум, гам, суета, толкучки и очереди — ничего нет. На миллионы миль — джунгли — зеленые, густые, непроходимые. Воздух такой чистый, что, кажется, у него даже есть вкус. Где-то журчит ручей — это бьющий ключ из земли делится своей энергией и силой. Молочные реки простираются по небу и высоко под солнцем парят свободные птицы. Все едино. Все живет в гармонии. Нет никого лишнего.

Но отпустив воображение, можно лишь грустно улыбаться. Ничто тут не отличается красотой и изящностью, скорее наоборот, попадая в подземку в первый раз, получаешь солидную дозу шока от грязи, запаха, царящего там, крыс, постоянно снующих по железнодорожным путям, а в безлюдное время даже и по платформе, я не видела, но считаю это оправданным слухом.

Проводя пальцами по железным перилам, краю обшарпанной обивки сидения, могла бы и по разрисованному граффити стеклу, но до него дотянулась только глазами.

Бесконечное хождение между вагонами во время движения поезда, выкладывание ног на соседнее сиденье беспринципными парнями и обливание соседей кофе, соком, содовой при встрясках. Поцелуи взасос, крепкие объятия и другие проявления очень дружеских чувств — вообще норма. Куда не погляди кто-нибудь обязательно стоит, приклеившись, друг к другу и лижется. Тошно. Я попросту презираю таких людей, никакой эстетики поведения. Почему то, что в девятнадцатом веке боялись показать, даже оставшись наедине, теперь запросто демонстрируют на каждом углу?! Неужели так трудно обойтись улыбкой и поцелуем в щеку? Они бы хоть раз подумали, а каково тем, кто стоит рядом? Мне вот, например, неприятно.

— Ты прожжешь в них дыру, — шепчет Алинка. — Не стоит завидовать, — её рот искривляется в полупрозрачной улыбке, тающей, как первый снег.

Я закатываю глаза и, уперев локоть в колено, вкладываю в него челюсть, выдыхаю, изучая пол. На нем втоптанные жвачки, отпечатки от грязных бутсов, наклеенная реклама, царапины. «Ну и как привыкнуть ко всему этому?» — думаю. Разве только загородиться равнодушием и вытащить засохшее терпение. Впрочем, мне не привыкать. Ведь я умею это лучше любого другого.