Нити Жизни - Эль Море

Я развернулась:

— Я не вернусь, не хочу, устала, — слова исторгались из меня, как вино из бутылки, которую откупорили. Они просто потекли рекой. Меня пробило на откровенность. — Ну же, пойми меня правильно?! — заканчиваю по-английски, словно, это что-то изменит, внесет новый смысл.

Лицо Алины стало потерянным — осунулось, на миг мне показалось, что даже посинело, как будто, она надолго задержала дыхание под водой, и мимолетом забыла вдохнуть или решила этого попросту не делать.

Но мои глаза были непроницаемы, мозг работал на полную катушку, я не намерена была останавливаться, надо было выговориться.

— Прости меня, но я просто не могу вот так претворяться и жить, изображая, что ничего не случилось, мне это не под силу, — я говорила на родном языке, но он казался мне чужеземным. — Рано или поздно, но это случится, и мы не можем этого отрицать. Тогда, какой смысл во всем этом: в таблетках, капельницах, обследованиях? Зачем делать из меня тепличное растение, держа под присмотром врачей? Набивать пестицидами и прятать от всего. Отрицать неизбежность, конечно можно, но это не спасет меня. Я знаю, что меня ждет.

Сестра судорожно качала головой, словно не веря, что всё это я говорю ей и сейчас. Она не принимала моих слов. Она выталкивала их из своих ушных раковин, выбивала из мозговых впадин и, сжимая челюсть, покусывала нижнюю губу.

Я причиняла боль, такое отношение с моей стороны было ей очень непривычно, но наверно, настал именно тот момент, когда ангел, вступая на другой путь, теряет свои крылья. И я была сейчас той самой — падшей.

Тишина. Многозначительная тишина — такая ощутимая и липкая, как смола, кленовым сиропом лилась с неба. В ней вязли машины, люди, животные и даже птицы застывали в ней, как песчинки пыли в струях солнца. Мир замер, все исчезло, и только мы остались на арене жизни — как перед страшным судом.

— Ты себя, вообще, слышишь? — выплевывает она.

Я прекрасно себя слышала. И сама себе внушала чувство отвращения, даже больше, чем когда-либо. Размазня!

— Знаешь, что, — подняв глаза, выдала она: — я уже начинаю думать, что тебе это нравится! Пережевываешь своё состояние, как ириску, ты, что это, специально делаешь? Возвела себя в статус — писаной торбы и носишься, носишься… Знаешь, как это выводит! Ты хоть раз задумывалась, а каково остальным? Папе, маме, мне? Нет же, ты не думала, потому, что если б думала, то поняла, как всем хреново! Ты что, великая мученица? Еще не свихнулась постоянно чудить и делать то, что взбредет в голову. Решила, на тебя всем наплевать, что ли? Да ты для нас — центр мира. Родители не спят по ночам и уже полгода живут на успокоительных. Ну, тебе же невдомек, ты же у нас всем обделенная. Хочешь правду? Я тоже не каменная, у меня есть чувства и эмоции. И все мне это уже поперек горла! Я устала, пресмыкаясь, прыгать на задних лапках, и всё держать в себе, как это делают родители. — Она говорила на английском языке, поэтому люди уже оглядывались в нашу сторону, но мне было плевать. — Я тебя люблю, но я не могу смириться, во что ты превращаешься. — Она сглотнула и тяжело выдохнув, продолжила: — Может ты права и мне никогда не понять твоих чувств. Однако, мне не меньше больно от того, что ты вытворяешь, говоришь и думаешь. Я понимаю все перепады твоего настроения, но стараясь помочь, я почему-то оказываюсь в дураках. Почему все, кто пытается быть полезными, сблизиться и поддержать тебя, сразу зачисляются в статус врагов?!

У меня звуков на ответ не нашлось, бескрайняя пустыня простиралась внутри, в которой меня бросили одну. Я даже не подозревала, что сестра когда-нибудь заведет этот разговор или сразу исключила такую возможность. Глупое, наивное самовнушение. Бесспорно. Поэтому в недоумении, уставившись на неё, я продолжала стоять на месте, пока один из прохожих не задел меня плечом.

— Извиняюсь, — пробурчал пижон, но это был камень в мой огород. Походивший скорее на «свали с дороги», чем «извиняюсь, что налетел на вас».

Когда я раззявила рот, чтобы выложить всё, что я думаю по этому поводу, он уже растворился в толпе, как мыльный порошок в воде. Я спешно подавила желание продемонстрировать свои знания по ненормативной лексике английского языка. И тут прозвучал отстраненный голос сестры, в нем вибрировали нотки усталости и чего-то еще, чего я не смогла расшифровать:

— Знаешь, а я уже несколько месяцев, как созрела для этого разговора, но не хватало храбрости. А сейчас могу откровенно сказать тебе — хочешь, можешь ненавидеть весь мир, это твой выбор, но от этого только тебе хуже и будет. Я все сказала, — и с этим безжизненным тоном, она принялась соскребать с асфальта тетрадки и пособия.

Во рту внезапно пересохло. Я съежилась. Это был своеобразный шок и потрясение. Все усилия воли пришлось пустить на то, чтобы дышать и не отключиться. Подобное оглашение приговора должно было вызывать у меня более осмысленные эмоции, но вызвало лишь одну — тупую растерянность. На меня только что вывернули ведро с помоями или я получила бесплатный урок — «вся правда о вас!»? Да, жгучий характер и острый язык — эта наша коронная черта. Обижаться можно только на саму себя, как говорится, напросилась — пожимай теперь плоды своего деяния. Отчитали, как нашкодившего школьника. Без капли снисхождения. Еще немножко и я точно, начну обдумывать своё поведение. Младшая поучает старшую. И куда катится этот мир?

Подняв свои пожитки, сестра пошла на меня и на тебе — прошла мимо.

Я оцепенела, только и скрипнула челюстями, пытаясь выжить из себя хоть что-то, когда она всё же замедлила шаг и, развернувшись, подошла ко мне.

— На, — пихнула мне телефон. И тут же сунула мне в руку бумажку в сто долларов. — Хотела свободы? Можешь смело делать, что хочешь. Станет плохо — набирай «911». Но учти, тебя еще связывает обещание помочь мне с географией, так что, если надумаешь умереть, сильно пожалеешь. А я иду на занятия. Удачного дня! — Она отвернулась и, махнув мне рукой, держа спину, промаршировала в сторону подземки.

Такого поворота я и вообразить не могла. Вот так, думаешь, знаешь человека, а на деле-то выходит совсем наоборот, что ничего не знаешь. А ведь, что не говори, она права и от этого еще скверней. Возникает чувство вины за постоянную трату времени впустую, а это гадко. Будто мне тринадцать, сейчас вернется мама с работы, а я не могу оторваться от экрана телевизора с «Чародейками», чтобы закончить уроки и сделать уборку.

Хочется заткнуть ушки берушами от громких мыслей в котелке, что грызут меня, накрыться сверху подушкой и приступить к засыпанию — просто напросто отрубиться, выключиться, как не исправный прибор и забыть, что когда-либо существовал. Если бы можно было вот так взять и стереть себя из жизни, а потом переписать заново свою личность. Потому что, что такое личность — безликая, одна из многих, фигура и как много требуется лет, чтобы она превратилась в индивид. Некоторым и жизни не хватает. Но мы отчаянно стремимся к этому — обтачать, создав идеальную огранку для себя. Загоняемся, словно мы подарок, который вот-вот надо преподнести, и нам срочно нужна подходящая, оригинальная, модная упаковка, ведь так мы будем выглядеть дороже, выгоднее на другом-то фоне. Может, так оно и должно быть, в конце концов, во всем изначально лежит три позиции — это случай, конкуренция и наше желание первенства. И жизнь — не такая простая штука, обычный подход не подойдет, да и не должно быть все так просто.