Личный мотив - Клер Макинтош

— Нам нужно поторапливаться, — сказал он. — Когда мы доберемся до камеры предварительного заключения, вас там допросят и вы получите возможность рассказать нам, что же случилось на самом деле. До этого мы не можем говорить с вами об этом деле. Это понятно?

— Да. — Дженна взяла рюкзак, висевший на спинке стула, и взглянула на Патрика. — Сможешь остаться здесь и присмотреть за Боу? Я постараюсь позвонить тебе, как только станет ясно, что происходит.

Он кивнул, но ничего не сказал.

Интересно, подумал Рей, о чем он сейчас думает. Каково это, вдруг выяснить, что тебе лгал человек, которого, как тебе казалось, ты хорошо знал?

Рей надел на запястья Дженны наручники, проверил, чтобы они не жали, и обратил внимание на полное отсутствие реакции на ее лице, пока он все это делал. Он заметил страшные шрамы на основании ее ладони, но она быстро сжала руку в кулак и спрятала их.

— Боюсь, машина наша довольно далеко отсюда, — сказал он. — Нам удалось доехать на ней только до парка трейлеров.

— Нет, — сказала Дженна. — Дорога обрывается в полумиле отсюда.

— Правда? — удивился Рей.

Когда они с Кейт шли сюда пешком, ему показалось, что они прошли намного больше. Рей нашел в багажнике их машины болтавшийся там фонарь, но батарейки в нем были на последнем издыхании, и ему приходилось каждые несколько шагов встряхивать его, чтобы заставить хоть как-то светить.

— Позвони мне, как только сможешь, — сказал Патрик, когда они выводили Дженну на улицу. — И возьми адвоката! — крикнул он им вслед.

Но ночная мгла проглотила его слова, и она ничего ему не ответила.

Они представляли собой странное трио, бредущее, спотыкаясь, по тропинке к парку трейлеров, и Рей был рад, что Дженна не отказывалась сотрудничать. Она была худощавой, но при этом такой же высокой, как Рей, и, безусловно, знала дорогу намного лучше их с Кейт. Он полностью потерял ориентировку и даже толком не понимал, насколько близко они идут от края обрыва. Время от времени шум прибоя раздавался так громко, что он ожидал почувствовать на щеке брызги волн.

Рей испытал большое облегчение, когда они без приключений добрались до парка трейлеров, и открыл заднюю дверцу «Корсы» без полицейских опознавательных знаков для Дженны, которая безропотно уселась на заднее сиденье.

Они с Кейт отошли на несколько шагов от машины, чтобы переговорить.

— Вы думаете, она в порядке? — спросила Кейт. — За все время она едва произнесла пару слов.

— Кто знает… Может, она в шоке.

— Мне кажется, она думала, что столько времени прошло и мы все давно бросили. Как можно быть такой бессердечной? — Кейт сокрушенно покачала головой.

— Для начала давай послушаем, что она нам скажет, хорошо? — сказал Рей. — Прежде чем казнить ее.

После эйфории, связанной с тем, что им наконец удалось идентифицировать водителя, сам арест прошел разочаровывающе обыденно.

— Вы же знаете, что красивые девушки тоже бывают убийцами? — сказала Кейт. Она явно насмехалась над ним.

Но прежде чем Рей успел что-то ответить, она забрала у него ключи и решительным шагом направилась к машине.

Дорога обратно была скучной и утомительной, бóльшую часть времени они плелись в сплошной веренице машин, тащившейся по трассе М4. Рей и Кейт тихонько разговаривали на всякие безобидные темы: политика, новые автомобили, вывешенное на доске еженедельных приказов объявление о вакансиях в отделе особо тяжких правонарушений. Рей решил, что Дженна задремала, но, когда они уже подъезжали к Ньюпорту, она неожиданно заговорила:

— Как вы меня нашли?

— Это было не так уж трудно, — сказала Кейт, когда Рей не ответил на этот вопрос. — На ваше имя есть аккаунт высокоскоростного доступа в интернет. Мы перепроверили это у вашего арендодателя, чтобы убедиться, что не ошиблись, — он нам очень помог.

Рей взглянул в зеркало заднего вида, чтобы понять, как Дженна к этому отнеслась, но она смотрела в окно на сплошной поток машин. Единственным признаком того, что она не находится сейчас в состоянии полной расслабленности, были плотно сжатые на коленях кулаки.

— Вам, должно быть, тяжко было жить, — сказала Кейт, — после того, что вы сделали.

— Кейт, — одернул ее Рей.

— Тяжелее было матери Джейкоба, конечно…

— Все, довольно, — сказал Рей. — Прибереги все это для допроса.

Он предостерегающе взглянул на Кейт, а она в ответ бросила на него дерзкий взгляд. Впереди их ждала долгая ночь.

24

В темноте полицейской машины я позволяю себе заплакать. Горячие слезы падают на мои сжатые кулаки, пока эта женщина-детектив разговаривает со мной, даже не считая нужным скрывать свое презрение. Я этого заслуживаю, но все равно воспринимать тяжело. Все это время я ни на минуту не забывала о матери Джейкоба. Не переставая, думала о ее потере — потере гораздо более значительной, чем моя собственная. И я ненавижу себя за то, что сделала.

Я заставляю себя дышать глубоко и размеренно, чтобы заглушить всхлипывания, потому что не хочу больше привлекать внимание полицейских. Я представляю, как они стучат в дверь Йестина, и щеки мои начинают гореть от стыда. Новость о том, что мы с Патриком встречаемся, распространилась по деревне с удивительной скоростью: вероятно, по ней уже поползли слухи об этом последнем скандале.

Ничего не могло быть для меня хуже, чем смотреть в глаза Патрику, когда я вернулась в кухню в сопровождении полиции. Выражение его лица говорило, что я предала его: я прочитала это совершенно однозначно, словно написанное трехметровыми буквами. Все, что он знал обо мне, было ложью, причем ложью, выстроенной, чтобы скрыть преступление, которому не может быть прощения. Я не могу винить его за это выражение глаз. Нужно было тридцать раз подумать, прежде чем позволить себе сблизиться с кем-то — и позволить кому-то сблизиться со мной.

Мы едем уже по окраинам Бристоля. Мне нужно привести мысли в порядок. Полагаю, они отведут меня в комнату для допросов; предполагается, что я позвоню адвокату. Полиция будет задавать мне вопросы, а я буду отвечать на них как можно спокойнее. Я не буду ни плакать, ни оправдываться. Они выдвинут против меня обвинение, меня направят в суд, и все будет кончено. Справедливость наконец восторжествует. Что, вот так это и работает? Я в этом не уверена. Мои познания о полиции почерпнуты из детективных романов и газетных статей — мне и в голову не могло прийти, что я могу оказаться по ту сторону решетки. Перед моими глазами возникает пачка газет, на первой странице крупным планом фотография моего лица в мельчайших деталях. Это лицо убийцы.

В связи с гибелью Джейкоба Джордана арестована женщина…

Не знаю, напечатают ли в газетах мое имя, но, если и не напечатают, они наверняка все равно подробно опишут эту историю. Я прижимаю руку к груди и чувствую, как гулко бьет в ладонь мое сердце. Тело горячее и липкое, как будто у меня жар. Все становится явным.

Автомобиль притормаживает и въезжает на парковку перед группой невзрачных серых строений, отличающихся от окружающих их офисных заданий только вывеской «Полиция округа Эйвон и Сомерсет», висящей над главным входом. Машина мастерски становится в узенькое пространство между двумя патрульными машинами, и девушка-детектив открывает мою дверцу.

— Все в порядке? — спрашивает она. Голос ее звучит уже мягче, как будто она жалеет о резких словах, которые бросила в мой адрес раньше.

Умилительно благодарная ей за это, я киваю.

Из-за тесноты на стоянке дверцу машины нельзя открыть полностью, и мне очень неудобно выбираться с наручниками на запястьях. В результате собственной неуклюжести я еще больше пугаюсь, теряю ориентацию и начинаю уже думать, что, может быть, в этом и есть настоящее предназначение наручников. В конце концов, если я сейчас сбегу, куда я могу отсюда деться? Внутренний двор огорожен высокой стеной, выход блокируется раздвижными электрическими воротами. Когда я наконец выпрямляюсь, ДК Эванс берет меня за руку и выводит из-за машины. Она держит меня некрепко, но само это действие вызывает клаустрофобию, и мне приходится бороться с собой, чтобы не сбросить ее руку. Она подводит меня к металлической двери, где детектив-мужчина нажимает кнопку и поворачивается к переговорному устройству.

— ДИ Стивенс, — говорит он. — Ноль девять и одна женщина.

Тяжелая дверь со щелчком открывается, и мы заходим в большую комнату с грязно-белыми стенами. Дверь за нами громко захлопывается, и этот зловещий звук еще целую минуту звенит в моих ушах. Воздух здесь спертый, несмотря на шумно работающий под потолком кондиционер, а со стороны лабиринта коридоров, уходящих в сторону от центральной зоны, раздается какой-то ритмичный стук. В дальнем конце комнаты стоит серая металлическая скамья, намертво прикрученная к полу, на которой сидит молодой человек лет двадцати с небольшим. Он обкусывает ногти и сплевывает себе под ноги. На нем синие тренировочные брюки с потрепанными краями, кроссовки и грязная серая футболка с длинными рукавами и едва различимым затертым логотипом. От запаха его немытого тела у меня перехватывает горло, и я отворачиваюсь, прежде чем он успевает заметить страх и жалость в моих глазах.