Личный мотив - Клер Макинтош

Я едва шевелюсь.

— Взгляни-ка на меня, крошка.

Голос у него высокий и гнусавый, как у подростка. Я смотрю на него, но ничего не говорю.

— Подойди проверь мой аппарат, если хочешь!

Он хватает себя за промежность и хохочет, и этот звук совершенно не вяжется с коробкой этой серой и безрадостной комнаты.

— Кончай базар, Ли, — говорит ДИ Стивенс, и парень с самодовольной ухмылкой прислоняется спиной к стене, продолжая посмеиваться над собственной грязной шуткой.

ДК Эванс снова берет меня за локоть, и ее ногти впиваются мне в кожу, когда мы идем через комнату к стойке перед высоким письменным столом. Там за компьютером втиснулся полицейский в форме, белая рубашка чуть не лопается на его громадном животе. Он кивает констеблю Эванс, а меня удостаивает лишь беглым взглядом.

— Обстоятельства задержания.

ДК Эванс снимает с меня наручники, и кажется, что мгновенно становится легче дышать. Я растираю красные полоски на запястьях и испытываю какое-то извращенное удовольствие от боли, которую это доставляет.

— Сержант, это Дженна Грей. Двадцать шестого ноября две тысячи двенадцатого года в районе Фишпондс-эстейт был сбит машиной Джейкоб Джордан. Водитель с места аварии скрылся. Автомобиль был идентифицирован как красный «Форд Фиеста», номерной знак J634 OUP, зарегистрированный на владельца Дженну Грей. Ранее сегодня мы посетили Блаен Седи, коттедж возле деревни Пенфач в Уэльсе, где в 19:33 я арестовала Грей по подозрению в опасном вождении автомобиля, приведшему к смерти человека, а также в том, что она скрылась с места дорожного происшествия.

Со стороны скамьи в дальнем конце комнаты доносится тихий свист, и ДИ Стивенс бросает на Ли грозный взгляд.

— Что он вообще тут делает? — спрашивает он, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Ждет справку адвоката. Я его сейчас отсюда уберу. — Не оборачиваясь, тюремный сержант кричит куда-то: — Салли, уведи Робертса обратно во вторую камеру, ладно?

Из помещения позади стойки выходит полная надзирательница, на поясе которой болтается громадное кольцо с ключами. Она что-то жует, стряхивая крошки с форменного галстука. Надзирательница уводит Ли куда-то в недра изолятора предварительного заключения, и, уже поворачивая за угол, он успевает бросить на меня взгляд, полный отвращения.

Вот так будет и в тюрьме, думаю я, когда все узнают, что я убила ребенка. Выражение омерзения на лицах других заключенных, люди, отворачивающиеся при моем появлении…

Я прикусываю нижнюю губу и тут понимаю, что на самом деле будет еще хуже, намного хуже. Желудок мой сжимается от страха, и впервые я задумываюсь, смогу ли это вынести. Но потом я напоминаю себе, что пережила вещи и похуже.

— Ремень… — говорит сержант-тюремщик, протягивая прозрачный пластиковый пакет.

— Простите?

Он говорит со мной так, будто мне знакомы правила, и я совершенно теряюсь.

— Ваш ремень. Снимите его. На вас есть драгоценности?

Он начинает терять терпение, и я лихорадочно вожусь с ремнем, вытаскивая его из петелек джинсов и засовывая в пакет.

— Нет, драгоценностей нет.

— Обручальное кольцо?

Я мотаю головой, инстинктивно прикасаясь к едва различимому следу на безымянном пальце. ДК Эванс осматривает мою сумочку. Там нет ничего особо личного, но ощущение все равно такое, будто грабитель роется в моем доме. На стойку выкатывается тампон.

— Вам это нужно? — спрашивает она.

Сказано это обыденным тоном, и ни ДИ Стивенс, ни сержант из изолятора ничего не говорят, но я все равно густо краснею.

— Нет.

Она бросает его в пластиковый пакет, после чего открывает мой кошелек, достает оттуда несколько карточек и откладывает в сторону монеты. Только тут я замечаю бледно-голубую визитку, которая лежит среди квитанций и кредиток. Мне кажется, что в комнате наступает мертвая тишина, и я практически слышу, как в груди стучит сердце. Я краем глаза поглядываю на ДК Эванс и вижу, что она перестала писать и смотрит прямо на меня. Мне не хочется на нее смотреть, но я не могу отвести взгляд в сторону.

Оставь ее, мысленно прошу я, просто не трогай!

Медленно и неохотно она поднимает карточку и начинает разглядывать. Я думаю, что она хочет что-то спросить у меня, но потом просто вносит ее в бланк описи и бросает в пластиковый пакет с остальными моими вещами. Я незаметно вздыхаю с облегчением.

Я пытаюсь сосредоточиться на том, что мне говорит сержант, но теряюсь в нудном перечне своих прав и обязанностей. Нет, я никого не хочу извещать, что нахожусь здесь. Нет, я не хочу адвоката…

— Вы в этом уверены? — прерывает меня ДИ Стивенс. — Пока вы здесь находитесь, вы имеете право на бесплатную юридическую помощь.

— Мне не нужен адвокат, — говорю я совсем тихо. — Это сделала я.

Наступает молчание. Трое полицейских переглядываются.

— Подпишите здесь, — говорит сержант, — и еще здесь, здесь и здесь.

Я беру ручку и коряво вывожу свое имя в местах, отмеченных жирными черными крестиками.

Сержант поднимает глаза на ДИ Стивенса.

— Отсюда прямо на допрос?

В комнате для допросов душно и висит застоявшийся запах табака, несмотря на полуотклеившийся стикер «Не курить» на стене. ДИ Стивенс жестом показывает, куда я должна сесть. Я пытаюсь придвинуть стул ближе к столу, но оказывается, что он тоже прикручен к полу. На поверхности стола кто-то шариковой ручкой нацарапал ругательства. ДИ Стивенс щелкает выключателем на черной коробочке на стене позади себя, и раздается противный писк ожившего микрофона.

Он откашливается.

— Сейчас двадцать два сорок пять, вторник, второе января две тысячи четырнадцатого года, и мы находимся в допросной номер три Бристольского управления полиции. Я детектив-инспектор Стивенс, личный номер 431, со мной детектив-констебль Кейт Эванс, личный номер 3908. — Он смотрит на меня. — Назовите, пожалуйста, свое имя и дату рождения для протокола допроса.

Я судорожно сглатываю и пытаюсь заставить язык двигаться.

— Дженна Элис Грей, двадцать восьмое августа тысяча девятьсот семьдесят шестого года.

Он говорит о серьезности обвинений против меня, о последствиях наезда на человека и моего бегства с места происшествия для семьи пострадавшего и всего общества, а я позволяю его словам обтекать меня. Он не говорит ничего такого, чего бы я не знала сама, и он не может усугубить бремя вины, которое я уже и так несу.

Наконец наступает моя очередь.

Я говорю тихо, не отрывая глаз от находящегося между нами стола, и надеюсь, что он не будет меня перебивать. Я хочу высказать все одним махом.

— Это был тяжелый, долгий день. Я проводила выставку на другом конце Бристоля и очень устала. Шел дождь, и видно было плохо.

Я стараюсь говорить размеренно и спокойно. Я хочу объяснить, как это произошло, но не хочу сбиваться на оправдания — да и как можно оправдать то, что случилось потом? Я много раз обдумывала, что буду говорить, если до этого когда-нибудь дойдет, но сейчас, когда я здесь, все слова кажутся неуклюжими и неискренними.

— Он появился из ниоткуда, — говорю я. — Дорога только что была чистой, и тут вдруг совсем близко возник он, бегущий через улицу. Этот маленький мальчик в синей вязаной шапочке и красных рукавицах… Было слишком поздно… слишком поздно что-то делать.

Я обеими руками цепляюсь за край стола, пытаясь таким образом удержаться за настоящее, в то время как власть надо мной грозит захватить прошлое. Я слышу визг тормозов, чувствую едкий запах паленой резины на мокром асфальте… Когда Джейкоб ударяется о ветровое стекло, он на мгновение оказывается совсем близко от меня. Я могла бы протянуть руку и прикоснуться к его лицу через стекло. Но он ускользает от меня и, перевернувшись в воздухе, тяжело падает на дорогу. Только после этого я замечаю его мать, склонившуюся над безжизненным телом и пытающуюся прощупать пульс. Ей это не удается, и она пронзительно кричит — это первобытный вопль, забравший весь воздух, до последней капли, из ее легких. Через разбитое и залитое дождем ветровое стекло я с ужасом вижу, как под головой мальчика, окрашивая мокрую дорогу, расплывается лужа крови, пока асфальт не начинает отсвечивать красным в лучах фар.

— Но почему вы не остановились? Не вышли? Не позвали на помощь?

Усилием воли я возвращаю себя в допросную и широко открытыми глазами непонимающе смотрю на ДИ Стивенса. Я почти забыла о его присутствии.

— Я не могла.

25

— Разумеется, она могла остановиться! — с жаром заявила Кейт, вышагивая туда и обратно между своим письменным столом и окном. — Она такая холодная — у меня от нее просто мурашки по телу.

— Может, ты сядешь наконец? — Рей допил кофе и подавил зевок. — Ты своей беготней выматываешь меня еще больше.

Было уже за полночь, когда Рей и Кейт неохотно прекратили допрос и отпустили Дженну немного поспать.