Личный мотив - Клер Макинтош

— Ты не взяла с собой пальто?

Ты покачала головой. Я снял пиджак и накинул его тебе на плечи, пока мы шли к машине. Ты благодарно улыбнулась, и на душе у меня стало тепло.

— Вы собираетесь садиться за руль?

— Я в порядке, — коротко ответил я.

Некоторое время мы ехали в молчании. Когда ты садилась, юбка немного задралась, и я, протянув левую руку, поправил ее, положив ладонь тебе на колено; при этом мои пальцы слегка коснулись внутренней поверхности твоего бедра. Ты подвинула ногу, совсем немножко, но этого хватило, чтобы рука моя снова сдвинулась с бедра на колено.

— Сегодня вечером ты выглядишь сногсшибательно.

— Вы вправду так считаете? Спасибо.

Я убрал руку, чтобы переключить передачу. Когда я снова положил ее тебе на ногу, то продвинулся уже на дюйм выше. Мои пальцы нежно ласкали твою кожу, и на этот раз ты уже не шевельнулась.

Когда мы оказались у меня дома, ты ходила по гостиной и брала в руки разные вещи, чтобы рассмотреть их. Это сбивало с толку, и кофе я приготовил так быстро, как только смог. Это был некий бессмысленный ритуал: никто из нас пить его не хотел, хотя ты и сказала, что хочешь. Я поставил чашечки на стеклянный столик, и ты села рядом на диване, вполоборота ко мне. Я заправил волосы тебе за уши, на миг задержав ладони на твоем лице, а потом нагнулся и поцеловал тебя. Ты ответила мгновенно: твой язык оказался у меня во рту, а руки начали гладить мне спину и плечи. Продолжая целовать, я медленно опустил тебя назад, пока ты не оказалась лежащей подо мной. Я почувствовал, как твои ноги обхватили меня: приятно иметь дело с такой активностью и такой быстрой реакцией. Мария в этом смысле вела себя настолько без энтузиазма, что порой казалось, будто она вообще отсутствует: тело совершает какие-то движения, а мысли витают где-то очень далеко.

Моя ладонь скользнула вверх по твоей ноге и почувствовала гладкую кожу на внутренней поверхности бедра. Мои пальцы дошли уже до кружева твоих трусиков, когда ты оторвала от меня губы и, выгнувшись на диване, уклонилась от моей руки.

— Не так быстро, — сказала ты, но твоя улыбка показала мне, что на самом деле ты так не думаешь.

— Не могу, — сказал я. — Ты такая потрясающая — просто ничего не могу с собой поделать.

На твоих щеках вспыхнул розовый румянец. Опираясь на одну руку, другой я поднял твою юбку до пояса и медленно просунул пальцы под резинку твоих трусиков.

— Я не…

— Тс-с… — прошептал я, целуя тебя. — Все испортишь. Ты просто обворожительна, Дженнифер. И это ужасно заводит меня.

Ты ответила на мой поцелуй и в этот момент перестала притворяться. Ты хотела этого точно так же, как хотел этого я.

27

Поездка из Бристоля в Суонси на поезде занимает два часа, и, хотя мне не терпится снова увидеть море, я рада, что еду в одиночестве и у меня есть время, чтобы подумать. В изоляторе предварительного заключения я вообще не спала, и, пока дожидалась утра, мысли бешено метались у меня в голове. Я боялась, что если закрою глаза, то прежние кошмары вернутся. Поэтому я бодрствовала, сидя на тонком синтетическом матрасе и прислушиваясь к крикам и стуку, доносившимся со стороны коридора. Утром надзирательница предложила мне принять душ, показав на бетонную кабинку в углу женского крыла. Кафель был мокрым, а сетку на сливном отверстии перекрывал клок чужих волос, похожий на распластавшегося паука. Я отказалась от этого предложения, и моя одежда до сих пор пропитана затхлым запахом тюрьмы.

Они снова допросили меня, женщина-детектив и мужчина постарше. Мое молчание их раздражало, но я не собиралась вдаваться в детали.

— Это я убила его, — повторяла я, — неужели вам этого недостаточно?

В конце концов они отцепились от меня и, усадив меня на металлическую скамью у проходной изолятора, стали о чем-то шептаться с сержантом.

— Мы временно отпускаем вас под обязательство явки, — в итоге сказал ДИ Стивенс.

Я тупо смотрела на него, пока он не объяснил мне, что это означает. Я не ожидала, что меня отпустят, и чувствовала угрызения совести по поводу облегчения, которое испытала, услышав, что у меня есть еще несколько недель на свободе.

Две женщины, сидящие в вагоне через проход от меня, выскакивают в Кардиффе в таком возбуждении от предстоящего шопинга, что едва не забывают свои пальто. Они оставляют после себя сегодняшний выпуск «Бристол пост», и я машинально протягиваю руку за газетой, не особенно собираясь ее читать.

На первой полосе заголовок:

ВОДИТЕЛЬ, СБИВШИЙ РЕБЕНКА И СКРЫВШИЙСЯ С МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ, АРЕСТОВАН

У меня перехватывает дыхание. Я лихорадочно пробегаю глазами статью в поисках своего имени и вздыхаю с облегчением — они его не напечатали.

В связи со смертью пятилетнего Джейкоба Джордана, погибшего в результате автомобильной аварии в ноябре двенадцатого года в районе Фишпондс, арестована женщина тридцати с небольшим лет. В данный момент она временно освобождена под обязательство явки в Центральное управление полиции Бристоля в следующем месяце.

Я представляю себе, как эту газету читают в домах по всему Бристолю: родители качают головами и при этом крепче прижимают к себе детей. Я перечитываю статью еще раз — хочу убедиться, что не пропустила деталей, которые могли бы указать на место моего нынешнего проживания, — а потом аккуратно сворачиваю газету так, чтобы статья оказалась внутри.

На автобусной станции в Суонси я нахожу урну для мусора и заталкиваю газету на самое дно, под пустые банки из-под колы и смятые упаковки от фастфуда. Мои руки испачканы полиграфической краской, и я пытаюсь оттереть ее, но пальцы остаются черными.

Автобус на Пенфач опаздывает, и, когда я наконец добираюсь до деревни, уже смеркается. Магазин в отделении почты еще открыт, и я беру корзинку, чтобы купить кое-что из продуктов. Здесь два прилавка, расположенных в противоположных концах зала, оба их обслуживает Нерис Мэддок, которой после школы помогает шестнадцатилетняя дочь. За стойкой продовольственных товаров нельзя купить конверты, равно как за почтовой стойкой нельзя купить банку тунца и пакет яблок, так что в любом случае приходится ждать, пока Нерис закроет кассовый аппарат и шаркающей походкой перейдет от одного прилавка к другому. Сегодня за продовольственной стойкой ее дочь. Я кладу в корзинку яйца, молоко и фрукты, беру пакет собачьего корма и ставлю свои покупки на стойку. Я улыбаюсь девушке, которая всегда была достаточно дружелюбной по отношению ко мне. Она отрывается от своего журнала, но при этом молчит. Взгляд ее скользит по мне и возвращается обратно на прилавок.

— Здравствуй… — говорю я. Мое нарастающее смущение превращает сказанное в вопрос.

Над дверью звенит маленький колокольчик, и входит пожилая женщина, которую я знаю. Девушка встает и что-то кричит через всю комнату. Она произносит это на валлийском наречии, и через несколько секунд к ней за кассовым аппаратом присоединяется Нерис.

— Хай, Нерис, я бы хотела купить вот это, — говорю я.

Лицо у Нерис такое же каменное, как у ее дочки, и я даже думаю, что они поссорились. Она смотрит мимо меня и обращается к женщине за моей спиной:

— Alla i eich helpu chi?[9]

Они начинают разговор. Валлийские слова всегда звучали для меня как иностранные, но мимолетные взгляды в мою сторону и недовольное выражение на лице Нерис делают их значение понятным. Они говорят обо мне.

Женщина за моей спиной протягивает руку и передает мелочь за газеты, а Нерис пробивает ей чек. Затем она молча берет мою корзинку с продуктами и ставит ее за прилавок себе под ноги, после чего отворачивается.

Лицо мое горит. Я засовываю кошелек в сумку и резко разворачиваюсь, так торопясь уйти из этого магазина, что задеваю витрину, отчего на пол сыплются пакетики со смесью специй для соуса. Прежде чем рывком открыть дверь, я слышу за спиной возмущенные причитания. Я быстро иду через деревню, не глядя по сторонам, потому что боюсь еще одной конфронтации. Ко времени, когда я добираюсь до парка трейлеров, я уже рыдаю вовсю. Жалюзи на окне магазина подняты — это означает, что Бетан на месте, — но я не могу заставить себя заглянуть к ней. Я иду по тропинке к своему коттеджу и только сейчас соображаю, что машины Патрика у парка трейлеров не было. Не знаю, почему я решила, что он будет здесь, — я не звонила ему из полицейского участка, так что он никак не мог знать, что я возвращаюсь, — но его отсутствие почему-то вызывает дурное предчувствие. Я думаю, оставался ли он тут вообще или уехал сразу же после того, как меня забрала полиция, — может, он в принципе не захочет иметь со мной ничего общего. Я утешаю себя только тем, что, даже если он так легко ушел от меня, Боу он не бросит.

Я уже держу в руке ключ, когда понимаю, что красный цвет на двери — это не оптическая иллюзия, вызванная закатным солнцем, а мазки краски, грубо нанесенные клочком травы, который сейчас валяется у моих ног. Слова написаны в спешке, и каменный порог забрызган краской.