Действие вместо реакции - Олег Юрьевич Цендровский

Самая же главная галлюцинация эго есть его вера в себя как нечто цельное, независимое и даже вечное. Эго убеждено в обособленности от мира и в противопоставленности ему. В эго-трипе нам кажется, что взаимопереход между нами и миром невозможен и нежелателен. Как следствие, мы тщетно стремимся утвердить и укрепить этот иллюзорный образ себя, защитить его от посягательств и впечатать себя в мир как можно глубже.

В течение того недолгого времени, которое эгоманьяк существует, он хочет закрепить за собой и за своей волей как можно больше частей окружающей реальности. Он пытается натащить больше имущества в построенный им маленький домик у жерла вулкана, удержать побольше в личной собственности, увековечить свое «Я» в неизменной форме.

Эгоманьяк ощущает, что отделен от реальности, и жизнь для него есть борьба. Это движение от цели к цели, меняющее мир в соответствии с интересами эго. Он вцепляется в каждый порыв ветра и пытается сжать его до боли.

Вновь, проблема здесь в том, что эго мимолетно, и отмеренный ему срок равен щелчку пальцев. А если точнее, эго вообще не существует. Это всего лишь самообман, древняя оптическая иллюзия мозга, к анализу которой мы еще вернемся. Вся суета, направленная на то, чтобы снабдить крошечное, эфемерное и, по сути, даже не существующее эго большой личной собственностью и территорией, оказывается пустым шумом.

Эта суета тем абсурднее, что эго не умеет жить сейчас. Сейчас оно умеет лишь воевать, воровать, поглощать, накапливать и изучать свои фантазии о том, что еще предстоит приобрести. Оно инстинктивно убеждено в своей вечности и делает все «на потом». Но это счастливое «потом» никогда не наступает. Есть лишь сейчас, в котором эгоманьяк страдает и причиняет страдания. Такой подход производит очень много мучений, он рождает острые внутренние противоречия в человеке и в мире вокруг.

Порой эгоманьяк может быть убежден в высоком качестве своей жизни и безвредности своей деятельности, но не следует обманываться его простодушной верой. Объяснением здесь является невежество, его слепота в отношении себя. Несчастный человек может не знать, что он несчастен; это самое обычное дело.

Точно так же злодей не сознает, что он злодей. Они так долго были больны, так глубоко больны, что потеряли здоровье как точку отсчета. Эгомания и кажется ему счастьем, потому что ему не с чем ее сравнить, а болезнь представляется ему оптимальным состоянием организма.

Даже за пределами обострившейся эгомании внешнее понимание смысла не только мучительно, но и ослабляет человека. Это происходит за счет того, что установка на обладание заставляет делать акцент на внешних формах творчества. Смысл деятельности видится за пределами нас и в пространстве, и во времени. Он где-то там и в будущем.

Мы ведем наступление на пространство и на время. Мы стараемся приобрести больше ресурсов, будь то деньги, власть или статус, создать и удержать в собственности больше предметов, произвести больше чисто внешних перемен.

Чем сильнее ориентация на внешнее, тем более она оглупляет. Мы так загипнотизированы горизонтом, что не можем посмотреть себе под ноги, не видим самих себя. Созидательная энергия сковывается и отделяется от своих высших возможностей, потому что в самую первую очередь она зависит от того, кто мы, от структуры нашего ума.

Чтобы понимать, чтобы быть счастливыми, чтобы создавать, мы должны непрестанно творить себя, расти изнутри наружу, а не снаружи внутрь, засасывая в себя мир вечно голодным ртом. Внешний смысл, ориентирующий нас вовне, мешает этому кардинальному пониманию. Человек теряет шансы понять, что от состояния его ума зависит и счастье, и творческий потенциал, и ощущение осмысленности его существования или же отсутствие такового.

Впрочем, порой эгомания порождает специфические внутренние формы творчества. Это неизбежно, учитывая, что эго может быть достаточно интеллектуально. Оно в состоянии понять, что успех его планов зависит от его внутреннего содержания. Попытки эго преобразовать и усилить себя, чтобы стать успешнее в собственных затеях, называются эгоцентрической духовностью, или лжедуховностью.

Сущность эгоцентрической духовности в том, что она движима установкой на обладание. Это стремление использовать для укрепления эго те самые средства, которые были созданы для его преодоления. Чаще же всего эгоманьяк пользуется подделками и отдаленными подобиями этих средств. С их помощью он пытается увековечить свое «Я» в более высоком качестве, сделать жажду и агрессию более утонченными и окультуренными, огражденными от критики.

Он использует поверхностную риторику и ритуал, и это позволяет улучшить его мнение о себе и увериться, что в действительности он является не эгоманьяком, а его полной противоположностью. Он возвышается над непосвященными, повышает свой статус и становится членом элитного клуба. Все это позволяет натащить себе в собственность больше имущества и власти или как минимум повысить удовлетворенность собой.

Установка на бытие

Внешнее понимание смысла жизни является для человеческого ума естественным и интуитивным. Оно действует в нас по умолчанию именно потому, что это наиболее простой и экономный подход. Такой подход напрямую следует из особенностей лимбической системы, ведь она управляется примитивными потребностями и бесконечной стихией желания.

Творческая энергия жизни устремлена вперед, и эта ее внешняя ориентация толкает нас на неверные выводы. Мы заключаем, что первостепенное внимание к этому «вперед» и содержит в себе разгадку существа жизни и ключ к ее сокровищам. Увы, большинство интуитивных догадок столь же обманчивы, как движение солнца по небосводу.

Внешний смысл необходим нам, но он всегда относителен. Он помогает понять, для чего мы подметаем пол, составляем доклад или совершаем покупки, для чего нам это или то. Благодаря нему мы знаем, что ключ нужен для замка, глаза для зрения и ориентации в пространстве, а хлорофилл для запасания энергии солнца. Однако он не отвечает на вопрос, для чего нужна наша жизнь, и не дает опоры.

Попытка объяснить мир с помощью идеи внешнего смысла приводит к привычке цепляния за временные формы, к неверной расстановке приоритетов, к слепоте. Нередко это рождает столь же опасную, сколь и мучительную эгоманию. В ней же берут начало человеческие муки из-за бессмысленности жизни.

Великие психологи последних столетий от Фрейда и Юнга до Фромма и Франкла заявляли, что около трети их пациентов приходят не с конкретными психологическими проблемами, а исключительно с жалобами на бессмысленность жизни. И их можно понять. Да, жизнь не имеет смысла, если придерживаться изначально заданных алогичных и нелепых условий. Это как сперва задаться целью запихать большой квадрат в маленькое треугольное отверстие, а затем прийти к выводу, что все в мире без толку.

Но только мы перестаем