Действие вместо реакции - Олег Юрьевич Цендровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда в процессе познания нам удается установить, что отдельные компоненты внутренней и внешней среды особенно важны для выживания и развития, мы их запоминаем. Эти явления запечатлеваются в нашей информационной модели в особом статусе. Они становятся потребностями и ценностями, что в действительности есть одно и то же.
Система ценностей человека довольно пластична и подвластна изменениям. Мы можем поменять их очередность и приоритет, можем добавить новые или исключить существующие. У животных же система ценностей записана эволюцией в генотипе. Ее костяк составляет классический список из питания, размножения, безопасности и территории, и он поддается лишь незначительным трансформациям.
Потребностей очень много и все они разные. Как следствие, весьма полезно было бы их объединить для совместного анализа в рамках единого познавательного механизма в едином познавательном пространстве. Хорошо, если бы в мозге имелся общий индикатор удовлетворенности или неудовлетворенности главных потребностей живого существа.
Таковым индикатором стали эмоции. В высокоразвитых формах эмоции существуют у всех млекопитающих, однако их более примитивные аналоги имеются и у множества других существ, включая рыб и некоторых моллюсков.
Главенствующая роль эмоций всегда была в том, чтобы сообщать о мере общего расхождения ожидаемого и нужного нам с действительным. Отрицательные эмоции есть красная лампочка, сигнализирующая о расхождении, а положительные – зеленая. Они говорят о том, что все хорошо. В этом смысле положительные эмоции и счастье (как особый коктейль из них) есть одна из высших ценностей жизни.
При всем при этом роль счастья второстепенна. Будучи индикатором, счастье лишь сообщает о состоянии нашей жизни, но не является ни смыслом, ни причиной нашего бытия. С его помощью мы лишь получаем поощрительный сигнал от своей лимбической системы.
Человек, который считает счастье альфой и омегой и стремится именно к нему, подобен водителю, который хочет, чтобы лампочка движения по заданному курсу всегда горела успокаивающим зеленым светом. При этом до самого маршрута ему нет никакого дела. Его не беспокоит, куда едет машина, едет ли она вообще и в каком состоянии двигатель. Главное, чтобы лампочка светилась.
Это означает перевернуть все с ног на голову. Счастье – это просто лампочка с красивыми переливами. Это индикатор общего состояния жизни, а потому его роль сугубо вспомогательная.
Будучи древним и примитивным, сей механизм постоянно снабжает нас ошибочными показаниями. Тогда человек с радостным увлечением разбирает свою жизнь на составляющие и вкушает счастье в полнейшей деградации, пикируя в пропасть. С другой стороны, порой он может быть несчастен, хотя у него все в порядке. Значит, неисправен сам индикатор и следует заняться его починкой.
Словом, не стоит ориентироваться лишь на свечение лампочек на приборной панели, сколь бы завораживающим оно ни было. Нужно чаще смотреть в окно, на дорогу, на существо дела. Счастье – не цель и не источник нашего движения. И вернее всего оно достигается, когда мы следуем правильным курсом, то есть естественным курсом созидания и познания, принадлежащим к существу жизни.
Смысл
Сущность бытия есть бесконечное творчество, пластичная и динамическая энергия. Показателем того, что она распространяется свободно, является счастье, хотя этот показатель и бывает крайне ненадежным. Однако остается вопрос, куда и по какой траектории нам лучше свою силу направить?
В том многообразии вариантов, что мы наблюдаем в каждый момент своей жизни, необходимо сделать выбор. Так заявляет о себе потребность в смысле, в прояснении главной траектории нашего движения.
Согласно классическому определению, смысл представляет собой роль, которую нечто играет в более широком контексте действительности. Деталь в механизме может иметь тот смысл, что приводит в движение шестеренку. Смысл шестеренки в том, чтобы перенаправлять кинетическую энергию от одной вращающейся оси к другой. Смысл этого в том, чтобы запустить работу всего устройства. Устройство нужно нам для охлаждения температуры воздуха в помещении, а это требуется, чтобы пребывание собравшихся в нем было комфортным.
Смысл дает нам объяснение, для чего нечто существует, причем существует именно в качестве инструмента. Он сообщает, для чего мы делаем то, что делаем. «Для чего» же в свою очередь означает «куда», то есть в каком направлении высвобождается созидательная энергия человека.
К проблеме смысла есть два общих подхода. В рамках первого из них и наиболее интуитивно понятного мы можем искать смысл своей деятельности, жизни и творчества вне их самих, в некоем результате. Это можно назвать внешней концепцией смысла.
Мы приравниваем себя к органу космического тела или к предметам обихода, вроде гвоздя или кружки. Они крайне функциональны и их смысл находится вне их. Он в том, чтобы сыграть свою маленькую роль на какой-то большой сцене. Так и человек всегда искал для себя оправдания в чем-то внешнем, в будущем, в некоей системе более высокого порядка, ради которой он бы исполнил свою особую роль.
Творчество и жизнь воспринимаются как способ что-то поменять, упорядочить и преобразовать реальность в соответствии с имеющимися у нас планами. Мы всегда действуем для чего-то еще. Мы стремимся сделать мир другим, причем как внешний мир, так и внутренний. Смысл тогда может быть найден лишь в тех переменах, которые мы производим в более обширном контексте действительности.
Когда мир, наконец, становится другим, мы обращаем внимание на следующую затею, а после – еще на одну. Сперва мы желаем одного, затем другого, затем третьего. Мы строим машины, создаем семьи, рожаем детей, пишем книги, проясняем заботящие нас вопросы мироустройства, приносим пользу обществу и облегчаем бремя человеческих тягот. Мы озабочены малыми и большими проектами, и им нет конца.
Этот неутолимый творческий дух человека, устремленный вперед, по большей части воспевался и поощрялся в человеческой истории. На заре возникающей нейробиологии академик Павлов выделил описанное здесь целеориентированное творческое стремление в качестве основы высшей нервной деятельности. Он считал эту глубинную тягу настолько фундаментальной и для людей, и для животных, что назвал ее даже не инстинктом, а рефлексом — рефлексом цели. В одноименной работе Павлов пишет (1916 год):
«Жизнь только того красна и сильна, кто всю жизнь стремится к постоянно достигаемой, но никогда не достижимой цели или с одинаковым пылом переходит от одной цели к другой. Вся жизнь, все ее улучшение, вся ее культура делается рефлексом цели, делается только людьми, стремящимися к той или другой поставленной ими себе в жизни цели».
Это звучит поистине прекрасно и воодушевляет жить и трудиться. Однако так лишь с определенного ракурса. В подобном понимании смысла человеческой жизни
