Категории
Самые читаемые книги
ЧитаемОнлайн » Проза » Русская классическая проза » Предчувствие - Анатолий Владимирович Рясов

Предчувствие - Анатолий Владимирович Рясов

Читать онлайн Предчувствие - Анатолий Владимирович Рясов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 53
Перейти на страницу:
слышные, искрящиеся звуки и тревожная городская тишина. Внезапные острова молчания в самом сердце грохота, что-то вроде невыговоренных мыслей. Едва слышные, но различимые как раз благодаря постоянному гулу – не вычеркиваемые из городской жизни рельефы звучания. Эхо сирен и далеких криков, воспоминания о них раз за разом будут кружиться в бессмысленном, колдовском вихре. Он заблудится или, вернее, подпустит город вплотную к себе. Потрепанные, серо-коричневые, путающиеся друг с другом безлюдные улочки, заполненные отсутствием шума; нагромождения крыш, похожие на обложки беспорядочно сваленных книг, которые никогда не удастся прочесть. Медленно брести вдоль уродливых домов, мимо закрытых магазинов, мимо выцветших от дождя афиш и желтых рекламных обрывков, мимо замусоренных пустырей – лучше всего ранним утром, когда ночная жизнь уже мертва, а дневную пока что нельзя назвать проснувшейся. Еще подойдут безлюдные парки, раскачиваемые ветром тени деревьев, старые скамейки. Теперь, правда, они частенько будут обеспокоены весенним чириканьем, и этой наглой перекличке скорее подойдет имя перестрелки. Петр подумает, как не похож этот грай на блаженные голоса белых вестников. Но он быстро научится не слышать его. Заметим: глухой, заброшенной, невыносимо тихой для Петра сможет стать любая улица. Заполненные прохожими переулки окажутся похожими на разветвляющиеся в разные стороны подземные ходы гигантской гробницы, околдовывающие глухотой. Даже в центре Столицы обнаружится необыкновенная звучность пустоты, что-то вроде ненаписанной музыки, расслышанной композитором, – скрытые в звенящей тишине, недостижимые ноты, которые так никогда и не будут никем исполнены. Незвучащий голос немого фильма. Никому не слышный. Завораживающий, ясный.

Хватит о городском лабиринте. Или нет, еще хотя бы один коротенький абзац, сообщающий самую малость о пустынных улицах, о редких прохожих, о тенистых холодных переулках, о смятых водосточных трубах, о невысыхающих лужах, о рекламных обрывках, о бездомных кошках. Абзац, в котором каждое слово будет крениться под грузом внутренней неуверенности. Еще один короткий, нескончаемый рассказ об огромных пустырях, которые почему-то захочется назвать не безлюдными задворками, а многозначительными паузами.

А потом опять начнется дождь, вода забулькает в желобах, воздух наполнится шуршанием. Петр зачем-то убыстрит шаг – машинально, словно в каком-то опостылевшем сне, в цепкой дремоте. Столица раскроет свою главную тайну: окажется местом забвения, оврагом, в который придется беззаветно провалиться. Да, ее темнота будет важнее сияния. Вспомнить событие – все равно что уничтожить его, оно живо только в забвении. Писать роман – это тоже погружение в беспамятство, потребность потеряться в нем, хотя и с риском уничтожения несбывшихся событий. Никогда не узнать, что именно скрывается за написанными фразами, – это не легче, чем познакомиться со всеми городскими застенками. Гул, порождаемый дождем в водосточных трубах, станет идеальным аккомпанементом для растерянной, рассыпающейся прогулки. Словно и гул, и трубы, и тишина – внутри головы. Но так и будет. И с каждой падающей каплей что-то навсегда разобьется вдребезги или же, наоборот, начнет прибывать в молодом, крепком потоке; впрочем, едва ли нужно настаивать на необходимости противопоставлений. Все, на что будут способны эти антитезы, – это обманчивое успокоение. Петр подумает, что его поступки – нелепая череда ошибок, безумий, абсурдов. Кстати, не слишком ли самоуверенно именовать их поступками, делать вид, что их существование чем-то доказано? Неужели действительно найдется кто-то уверенный в том, что сумеет отличить достижения от фиаско? А будет ли непризнание поступком? Сколько ненужных, тяготящих вопросов. Лучше всего спрятаться от них в дожде.

И все-таки неповторимое, ни с чем не сравнимое чувство: так долго считать письмо предельно важным и при этом месяцами ничего не писать, блуждать в каком-то оцепенении, словно сор, швыряемый ветром (теперь истертое сравнение не покажется таким уж неподходящим). Освобождать все время для литературы – и вот, начав роман, испытывать все больше подозрений к собственному замыслу, написать сотню страниц, чтобы осознать, что он никуда не годен, что все это, за исключением нескольких проблесков вдохновения, – неловкое дилетантство, пустые наброски, вымученные образы, бессилие, вереница фиаско, зарегистрированный позор. Все некогда важное, все решающее вдруг покажется никчемным. Нужно написать как-то по-другому. Нужно написать что-то совсем другое. И опять неясно, что именно. Для начала надо, как всегда, разрушить уже построенное, отказаться от накопленных убеждений. И если что-то и способно немного оправдать эти заполненные тихими криками страницы, то лишь бесконечное чувство стыда. Но почему даже стыд не даст возможности остановить письмо? Кому он все-таки собирается его отправить? Вдруг он перепутает адресата, вложит послание не в тот конверт? Что, если письмо никто не прочтет? Это важно? Сколько можно играть с этим словом?

Но при этом видеть роман так, словно он уже записан, как ноты, ждущие не столь негодного исполнителя. Этот уровень книги, ее импульс всегда будет ценнее любого осуществления. Да, зыбкий набросок останется главным, единственным ее основанием. Извечная двусмысленность литературы, из-за которой каждый пустозвон, неспособный закончить даже короткого рассказа, будет нести опостылевший вздор, прикрываясь пересказом мысли о незавершенности. А каждый сталкивающийся с этой мыслью будет сомневаться, не шарлатан ли он сам. В какой момент его мысли должны превратиться в отброс окололитературной болтовни?

И вот еще несколько новых слабых слов – неумелых, корявых, но удивительно крепких в своей несгибаемой жалкости. Слов, которые так и останутся пеной на ладонях, или даже не пеной, а какими-то ее клочками – опенками (простите Петру эту попытку неологизма, которому тут же поставит подножку неуместная омонимия и извечное невнимание к литере «ё»), засохшими крошками, которые вот-вот стряхнут со скатерти. Зачем-то продолжать бесконечно переписывать текст, который почти никто не прочтет. Опять же – если прочтут многие, этого тоже будет мало. Сам он еще будет что-то читать, но уже не сможет сказать, чтó обозначат для него все эти выпадающие из шкафов книги. Как будто ничего из прочитанного толком не отложится, не сумеет задержаться в его памяти, соскользнет в темноту. Перечитывание одних и тех же текстов покажется намного более важным, чем поиск новых.

В другой раз я расскажу вам другую историю. Люди добрые, вы увидите, до чего же все они похожи.

И все же останутся какие-то знакомые, которые как-то будут связаны с ним. Он уже начнет забывать их фамилии. Беллетристы, работающие шоферами и медсестрами, обросшие жирком поэты, известность которых так никогда и не выйдет за пределы подвалов их обитания. Непрерывный смех давно перестанет воодушевлять даже их самих (впрочем, иных пажей и не появится). Склочные сектанты, безо всякой усталости выцарапывающие из памяти клочки собственного прошлого: «Вспомни, как мы тогда…», «Ох, не говори!», «Подумать только, в каком же году это…», «Никогда не забуду ее выпада на том вечере…». Болтливые вруны, продолжающие подбирать рамки к собственным портретам. Судьбы, которым уже не удастся придать даже видимость завершенности. События, которые всегда будут только намереваться сбыться. Происшествия, о которых уже не пойдет речь. Опять эта двусмысленность? Но нет, пора уже покончить с тем, чему незачем начинаться. Вдруг станет очевидно: внезапные красноватые залысины неотделимы от прежнего лохматого бунтарства, это неотъемлемая, не сразу проступившая принадлежность их прошлого, неуловимые приметы непроходимой пошлости внутри бросавшегося тогда в глаза таланта. Но почему теперь можно будет уверенно назвать филистерство одержавшим верх? Почему нельзя будет вернуться назад и если не отменить, то хотя бы зафиксировать момент, после которого все пойдет

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 53
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Предчувствие - Анатолий Владимирович Рясов торрент бесплатно.
Комментарии
КОММЕНТАРИИ 👉
Комментарии
Татьяна
Татьяна 21.11.2024 - 19:18
Одним словом, Марк Твен!
Без носенко Сергей Михайлович
Без носенко Сергей Михайлович 25.10.2024 - 16:41
Я помню брата моего деда- Без носенко Григория Корнеевича, дядьку Фёдора т тётю Фаню. И много слышал от деда про Загранное, Танцы, Савгу...