Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выходит, я способен на сильные чувства, во Всяком случае отрицательные. По-видимому, это можно считать доказанным. Какой-то взрыв, вспышка. Способен так люто ненавидеть? Обычно я все больше с усмешечкой... Вот уж чего мне не хватало - так это больших страстей, я всегда думал, что природа меня начисто ими обделила, и оно, конечно, к лучшему, яснее голова. Узнал о себе что-то неожиданное. Что-то новое, непонятное. Год назад я бы так не поступил. Да почему год, еще этой зимой, не так давно, уж близко к весне, на одной вечерушке...
Так что же, Никита, ты меняешься, изменился?
Или изменил себе?
11
Рюшти Азу Теффик, молодой друг старого волшебника Иванова, кружил в воздухе над своим ветроучастком, досматривая, все ли в порядке, нет ли какой-нибудь тоненькой озорной струйки воздуха, которая, возможно, отбилась от других струек и стремится себе в каком-нибудь неизвестном, не предусмотренном метеосводкой направлении. Но все было в порядке, облачная погода с прояснениями, без Существенных осадков, точно соответствовала ГОСТу, струйки не озоровали, слушались, текли как положено.
Над сквером Теффик замедлил свой полет, приглядываясь. Черная птица с белой манишкой, с длинным ступенча тым хвостом («Сорока»,- напомнил сам себе Теффик, который еще не очень твердо знал птиц Севера) как-то нервно, порывисто летала среди молодых посадок, поворачивая голову в разные стороны, словно поджидая или разыскивая кого-то. В клюве у нее был небольшой пакетик в оберточной бумаге, который она в конце концов бросила в урну. Дух Четырех Ветров только собрался рассмотреть получше эту необычно крупную, сильную птицу (от которой опасливо разлетались не только воробьи, но даже голуби), как вдруг сорока резко взмыла вверх и полетела прочь, равномерно взмахивая крыльями. «Сорока-Воровка, если верить русскому фольклору,- рассуждал добросовестный Теффик,- имеет интерес к чужим вещам, особенно блестящим. Может в этом смысле быть вредна. Но на моих глазах она не брала чужие вещи, наоборот, уронила и оставила свою. К чему бы это?»
Тем временем по дорожке сквера бежал размеренным тренировочным бегом пенсионер-физкультурник (сверху Теффику была видна его лысина) в красном трикотажном костюме, высокий, худой, угловатый, вскидывая острые коленки и энергично двигая острыми локтями. Возле урны он остановился, вытянул шею, как будто прислушиваясь, помедлил немного и, резко согнувшись в талии, почти сложившись вдвое, достал со дна урны пакетик в серой оберточной бумаге. Завернуто было что-то небольшое, вроде спичечного коробка. Спортсмен сунул это себе за пазуху. И что тут с ним сталось! Он неистово ликовал, плясал, выкидывая вперед и вбок длинные журавлиные ноги, хохотал во все горло, выкрикивал: «Истреблю, испепелю, разгромлю!» Затем платком вытер пот со лба, пригладил хилую прядь, зачесанную поперек лысины, завязал шнурки на кедах и все той же ровной рысью как ни в чем не бывало затрусил дальше, мелькая локтями. (Мало ли их бегает по Москве, спортсменов- любителей, пожилых поборников свежего воздуха, журнала «Здоровье», позы змеи и тертой морковки... Такой неторопливый бегун естественно вписывается в пейзаж любого городского парка, сквера, бульвара.)
«Что-то непонятное,- думал Теффик, ухватившись рукой за высокую дугу уличного фонаря, глядя вслед красному.- Непонятное, но, кажется, неприятное. Мне трудно разобраться, я в этом городе недавно... Рассказать доброму волшебнику Иванову, спросить его совета? Но как бы мудрый маг и заклинатель не высмеял меня за то, что я ему рассказываю пустяки про птиц и пенсионеров. Возвышенный ум нуждается в достойной пище, большие жернова не заставишь молоть несколько жалких зерен маиса. Нет, лучше промолчу, а то еще прослыву глупцом, у которого язык болтается, как у медного колокольчика на груди верблюда...»
12
Комната автора этой сказки Стук в дверь.
А в т о р э т о й с к а з к и. Войдите.
В дверях появляется герой этой сказки.
Н и к и т а И в а н о в. Можно? (Входит, садится на стул возле круглого стола, за которым я работаю.) Здравствуйте. (Оглядывает комнату.) Однако живете вы не ахти. Я думал, журналисты, писатели... (Видит на стене фотографию Михаила Таля за шахматной доской в большом увеличении. Шахматами и шахматистами интересуется мой муж.) Мощная штука. Снято широкоугольным объективом. Тени проработаны просто шикарно.
А в т о р (строго). Позвольте, Никита, почему вы здесь? Вы должны быть сейчас у себя дома, лечь на кровать лицом к стене...
Н и к и т а. У нас не кровать, у нас диван-кровать. Уж вы-то могли бы знать.
А в т о р (игнорируя это замечание как неуместное). Да, да, лицом к стене - и переживать. Провести в таком положении полтора-два часа. А потом входит мать, удивляется и спрашивает... (Листает рукопись, чтобы удостовериться.) Да, совершенно верно. Страница... Четвертый абзац сверху. «Что с тобой, Ни...»
Н и к и т а (решительно). Послушайте, я не хочу.
А в т о р. Чего вы не хотите?
Н и к и т а. Не хочу быть героем этой книги. И вообще никакой книги. Мне это не подходит. И я для этого не подхожу.
А в т о р. Чепуха. Я лучше в этом понимаю. Решать буду я, а не вы. Ясно?
Н и к и т а. Ну нет уж!
А в т о р. Но, позвольте, я вас выдумала как раз для того, чтобы вы были героем моей повести. Создала из ничего - именно с такой целью. Вне этого у вас нет и не может быть никакого бытия. Запомните, усвойте. Вы ничто, вы чернильная строка на белом листе бумаги, вы моя ночная бессонная мысль. Я могла бы вас сделать низким, высоким, толстым, старым, добрым, злым, Петей, Витей, Васей, могла бы сделать женщиной (Никита вздрагивает) или лошадью...
Н и к и т а (кисло). Уж лучше автомобилем.
А в т о р. Извольте слушаться! Я вас породила, сочинила, выдумала. Значит, у вас не может быть никакой своей воли. Ясно?
Н и к и т а. Но это совсем не так. Одно не вытекает из другого. Мало ли кто кого породил. Вот и мать иногда... Ну ладно, бог с ней, с матерью. Вузов не кончала. Но вы-то... С образованием, начитанная. А мыслите непоследовательно. С женщинами вообще трудно разговаривать. Даже церковники, уж на что были лишены логики, и те
