Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова

- Обойма подшипника ослаблена,- роняет Никита, проходя мимо и будто бы не глядя на станок, на молодого слесаря, который с ним мается,- Подтяни, Шурик, кольцо.

По слуху определил? Учуял, почувствовал? Это уже не «чю-юства». Это чувства. Без кавычек.

Если Никите что и дорого по-настоящему, то, наверное, вот это теснящееся сборище станков, разного назначения и разного облика, едва начатых, наполовину собранных и почти готовых, зияющих развороченными внутренностями самого сложного, причудливого рисунка, как при полостной операции, станков трудных и легких, удачных и незадачливых, с иным из которых проводишь долгие месяцы... затрачиваешь кусок жизни...

Синяк был классический - большой, сначала сине-фиолетовый, потом с желтизной и, наконец, радужный, весело раскрашенный. Сидел где положено, на скуле, да к тому же и бровь разбита.

Крепко припечаталась лестница. Ступени Мусиного крыльца хорошую оставили памятку.

Все подшучивали над синяком Никиты. Упражнялись в острословии. «Жена вдарила. Раз есть синяк под глазом, братцы, как не быть жене? Чья же тогда работа? - Это старик Дормидоныч, известный на участке балагур.- Ежели баба тебе еще не жена, а так... то она милует, голубит да варевом старается ублажить». Варианты: «Прыгнул в бассейн без воды», «Муж застал, обработал его», «Хотел с Останкинской башни, но подхватили, а когда тащили через парапет...»

Всерьез расстроена была только полная благодушная нормировщица Муза Дмитриевна. Как, ее любимец, в котором есть что-то тонкое, аристократическое, ее золотоволосый принц из сказки... «Неужели вы на самом деле, Никита, в воскресенье выпили лишнего... и где-нибудь приложились? Ну, до чего вам не подходит. Нет, не может быть, не могу поверить. Не ваш стиль. Вы изменили себе, мой мальчик. С вашими породистыми руками, изящным профилем...- И все еще сохраняя надежду на лучшее: - Маме вешали портьеры, а табуретка неожиданно рухнула? Да?

В цехе напротив, через дорогу, собирали на конвейере широко распространенный массовый станок. Это был честный работяга, проверенный, надежный, без капризов и неожиданностей. Один сошел, за ним следующий, и еще, и еще, все похожие, как близнецы...

А участок сборки экспериментального цеха не разделяла надвое (как пробор разделяет волосы) четкая прямая конвейера. Станки делали не одного типа, но какие Хотите - расточные, токарно-винторезные, шлифовальные, специального назначения, автоматы и полуавтоматы, многошпиндельные п агрегатные, для встройки в линию, для самостоятельной жизни... Никите почти всегда приходилось собирать эйёпериментальный экземпляр, осваивать его, биться над ним, вместе с конструкторами искать и устранять дефекты, улучшать конструкцию - такая работа иной раз затягивалась надолго, переползала на другой год, трудно даже бывало предсказать, когда же дело придет к благополучному завершению. План выпуска здесь не был законом, здесь царили свои законы. Конечно, легче шла сборка станков уже освоенных, знакомых, которые участок делал небольшими партиями - дюжина, десяток, два десятка в год. Но что значит - легче? Ведь это были станки высокой точности, иной раз предназначенные для лабораторных, инструментальных и других особых работ, станки, где отклонение на какую-нибудь тысячную миллиметра уже имеет значение.

Здешние рабочие - самые что ни на есть отборные. Это цвет завода, его сливки, элита. Молодых лиц не так уж и много. Не все приживаются, даже высокоразрядные. Часто можно услышать слово «талант». «Нет у него таланта к этой операции». Они знают цену своему мастерству, эти люди, цену своим личным, индивидуальным навыкам, своему опыту, накопленному по крохам, изо дня в день, из года в год. Они немного гордецы, это так. Да, бывает, и погордятся, повыкру- тасничают кой-когда. Но если такой разложит при вас свой инструмент, напильники всех видов, ключи самой различной формы и размера, щетки и щеточки (не обмахнешь тридцать три раза одно и то же место, значит, не соберешь), молотки и молоточки, чистую, еще ничем не запятнанную ветошь, которую зовут на производстве концами, и тут же мелкие детали, всякие шурупы, пружины, гаечки, болтики, разложит все это в определенном, священном, отработанном порядке - и начнет... Вы залюбуетесь, уверяю вас!

Мартен любит отважного, горячего, с азартом, а сборка - холодного,' точного, выдержанного. Человек по типу своему подходит к работе? Остается, удерживается на ней, потому что подошел? Или работа подгоняет по себе человека, мнет, формует его, вылепливает характер?

«Рожден для сборки». «Создан для сложной сверхточной сборки. Ему как раз микроны ловить». «Характер сборщика. Руки сборщика». Так говорят старики о Никите.

Когда острили про синяк, Никита отшучивался, делал это непринужденно, весело. Обижаться по правилам игры не полагалось, обижаются только напыщенные дураки.

А что он думал? Что мог думать?...

Ну, ударил я. Получил сдачи. Ладно, оставим синяк за скобками. Накладные расходы, несущественно, до свадьбы заживет.

Ввязался в драку. Или это ненастоящая драка? Нельзя считать... Хотя, собственно, почему? Пусть короткая, это ведь непринципиально. Да, драка. Участвовал в драке, сам ее затеял. Я, который терпеть не могу пьяных уличных скандалов, обхожу стороной... Даже в школе избегал драться с ребятами, только если уж очень... если всерьез оскорбят. Помню, раз насчет моего отца... один сказал, что не обязательно он геройски погиб, может, как раз хотел в плен и при этом... Ты отвлекаешься, Никита. Собраннее. Без сантиментов.

Значит, ударил. Было ли это вообще рационально? Ударил раньше, чем подумал. Для чего, собственно, ударил - могу ли я ответить сам себе на этот вопрос? В чем смысл этого поступка? Всех пьяниц не исправишь. Кстати, исправляют не мордобоем. И делать это надо в организованном порядке. Мусе, собственно говоря, ничто не угрожало. Оскорбление? Кому? Ей, мне? Какой-то подлец предположил, что тень, которая мелькнула в окне, может быть куплена... а я могу торговать женщиной, от которой только что вышел. Так я оскорбился все-таки за себя? Да нет, наплевать, что он обо мне... Оскорбился, что существует такая мразь, с виду очень похоже на человека, двуногий, бесхвостый. Ходит по городу, марает его. Я вдруг ощутил ненависть... да, в этом вся разгадка, нечего искать логики. Отвращение, омерзение, нет, именно ненависть, сильнейшую страстную ненависть, бешеное чувство, забушевавшее во мне... как будто он убил моих близких, как будто были серьезнейшие причины... Приступ ненависти, удар... ударила молния ненависти... и стыд, что он ходит по городу, может причинить зло, запросто рухнуть на коляску с ребенком, сбить с ног старого человека, наступить тому на руку, на ухо каблуком. Зверь - без клетки и сторожей. Идет, может быть, девушка с таким лицом, как та, в метро, и натолкнется на него, -а я,