Супергрустная история настоящей любви - Гари Штейнгарт

И я задумался: а вдруг Ной втайне доволен, что все так обернулось? А вдруг мы все довольны? Вдруг кровопролитие спрессовало наш общий страх в некую мгновенную ясность, ясность бытия последних времен, в радость исторической значимости по ассоциации? Я уже воображал, как взволнованно рассказываю кому-нибудь — мол, видел этого мертвого Азиза в Центральном парке, мол, мы даже обменялись улыбками или уличным «как дела?». Пойми правильно, меня тоже терзал ужас, но я размышлял, к примеру, о том, чтоэто за «охраняемые фильтрационные зоны», про которые долдонит Ной. Там взаправду людям стреляют в затылок без суда и следствия? Я однажды напомнил Ною, что когда-то у «Нью-Йорк Таймс — Стиля жизни» были настоящие корреспонденты, они бы съездили и проверили, но он только глянул на меня — мол, старичок, даже не начинай, — и дальше сыплет в линзу испанским сленгом. Но с другой стороны, Нетти Файн преданносмотрит его канал, так что, может, я чего-то не понимаю. Может, в наше время и не бывает ничего лучше Ноя.

— Восемнадцать убитых! — закричала Эми Гринберг. Она положила руку на свой псевдоживот, над узенькой талией и под довольно серьезной мускулатурой, словно упрекая Рубенштейна и его администрацию, но кроме того, в результате ее маневра левая грудь — которая, согласно опросам по случайной выборке, была объявлена лучшей, — вывалилась из декольте и заполнила кадр по центру. — Большое восстание в Центральном парке, Национальная гвардия стреляет в кого попало, сносит хижины, и я так рада, что мой мужчина Ной Уайнберг сейчас рядом, потому что все это стало невыносимо.Ну, типа, алло, пните меня, если я снова побегу перекусывать. Ной, я так счастлива, что ты есть в моей жизни в этот ужасный момент, и я знаю, что я не идеал, но — ладно, сейчас будет клише, готовьтесь, — но ты для меня важнее всего этого мира, потому что ты такой добрый, и чувствительный, и сексуальный, и ты такоймедийный, и… — голос ее уже подрагивал, и она изо все сил моргала, стараясь поторопить слезы, — … я не понимаю, как ты можешь встречаться с такой жирной уродиной.

Грейс и Вишну припали друг к другу, точно два обломка древней руины, а в воздухе мерцали новые данные о жертвах, и число их росло. Я вспомнил Пункт № 4, Заботиться о друзьях: опять выходило так, что это мои друзья заботятся обо мне.Заметив, как я стою в одиночестве подле Юнис, которая увлеклась «ПОПЫшностью» (может, смертоубийство так ее потрясло, что она не может прекратить покупки?), друзья обняли меня, притянули поближе, и я почувствовал тепло их рук и утешительно пивное дыхание.

Ной и Эми во всю глотку сливали в нескольких футах друг от друга, перекрикивая рев в баре.

— Рубенштейн дает Ли кое-что понять, — говорил Ной. — Пусть мы больше не сверхдержава, пусть мы задолжали вам шестьдесят пять триллионов в юанях, но если взбрыкнут чернокожие, мы не побоимся ввести войска, так что смотрите у нас, только попробуйте обналичить фишки — мы под ваши желтые жопы ядерную бомбу, блядь, подсунем. Не тормозим с кредитами, chinos [58]. Эми Гринберг:

— Помните Джереми Блока, с которым я порвала на прошлый Песах? — Слив переключился на дрочащего голого парня, похожего на Ноя, — она нахмурилась, глядя на Изображение его немалого пениса, и в ее симпатичном постбулимическом личике уже читалась будущая морда. — Помните, как я не могла рассчитывать на этого уебка, когда в мире, типа, были проблемы? Помните, как он ничего мне не объяснял,хотя работал в «ЗемлеОзер»? Помните, как он заставлял меня каждое утро взвешиваться? Помните, как он… — долгая пауза, а затем сияние улыбки, — … не уважал мой живот?

«КризисНет»: Рубенштейн назвал ответственным за восстание лидера мятежников, бывшего водителя автобуса Азиза Джейми Томпкинса. Цитата: «По данным ДВА, „Азиз“ проходил подготовку в отрядах „Хезболлы“ в Южном Ливане». Цитата: «Мы оказались на переднем крае войны с исламофашистским терроризмом». Цитата: «Настала пора тратить, копить и объединяться. Бог, народ и партия едины».

Вишну пошел за пивом, а Юнис и Грейс вместе занялись шопингом на «ПОПЫшности». Грейс что-то сказала, Юнис улыбнулась, а потом они принялись болтать, и Грейс не отводила глаз от Юнис, а та смотрела в основном на эппэрэт, но временами робко вскидывала взгляд на Грейс. Кажется, я разобрал корейские слова: «сунь дубу» (или как оно пишется) — это суп с тофу, Грейс часто заказывала его на 32-й улице. Я хотел вклиниться в разговор, но Грейс мягко меня оттолкнула. Юнис немножко СЭКСила вместе с тремя другими азиатками, и ее Ебильность была 795, что я отметил с гордостью и легкой тревогой, однако ее Характер — всего 500 (видимо, недостаточно экстро). Впрочем, одна очень юная филиппинская Медиасамка в пригородном кардигане, больших и тяжеловесных ортопедических ботинках и «Лукоже», тихонько сливавшая возле музыкального автомата, получила Ебильность на несколько пунктов выше.

— У этой девки идеальное тело, — сказала Юнис моей подруге. — Господи, ненавижу тех, кому двадцать один.

Я грустно посмотрел на собственные рейтинги. По большей части мужчины пришли в бар в стильных пуловерах а-ля мистер Роджерс [59]и оценивали меня в лучшем случае холодно. Кто-то написал про мою щетину: «У чувака, который рядом с симпотным азиатским спермо-хранилищем, на бороде лобковые волосы», — и я оказался сороковым из сорока трех мужчин в баре. Юнис это волнует? Стоило мне ее обнять, как моя Мужская Привлекательность скакнула на сотню пунктов, и я занял почетное тридцатое место из сорока трех. Но о чем это говорит? О том, что мир не полюбит меня, если рядом нет Юнис? Для начала я решил завтра же сбрить щетину. Она красит только очень привлекательных парней определенного сорта.

Эми Гринберг, тыча пальцем в кожную перепонку между подмышкой и грудью:

— У меня крылышки! Тридцать четыре, и у меня крылышки. Я ангел. Какойпарень захочет меня щупать с такими липучками для лифчика? Посмотрите! Посмотрите на меня!

Ной Уайнберг:

— По данным на девять ноль четыре, в ходе восстания Неимущих погибли тридцать три человека. Гвардейцы в Центральном парке до сих пор ведут стрельбу. Но мы в одном толькоСьюдад-Боливар за последние два месяца потеряли четыреста нацгвардейцев. Вот она, стратегия Рубенштейна: чем больше американцев погибнет, тем больше всем плевать. Нормативы снижаются. Пора копать могилы.

Эми Гринберг:

— Давайте я расскажу, что сегодня надела. Туфли из «Падмы», блузка — оригинальная «Марла Хэммонд», бюстгальтер без сосков — «Сааами — Секретные Крылышки», мне купила мама на распродаже в Розничном Коридоре ООН.

Ной Уайнберг:

— И я сейчас даже не о ставке ЛИБОР говорю. Я говорю… — Он умолк и огляделся. Три стэтен-айлендские девчонки сладострастно мурлыкали песенку; из всех слов я разобрал только «Ммммммм…» Ной открыл было рот, но произнес только: — Знаете что, patos?Я …мне больше нечего вам сказать.

Эми Гринберг:

— Я только хочу сказать, что мама у меня замечательная.Когда я расходилась с Джереми Блоком, она научила меня видеть его насквозь во всем его убожестве. Мы вместе смотрели его рейтинги, и мы такие: да кому нужен большой хуй и что у него стоит всю ночь. Он меня на свой тридцатый день рождения заставил анус себе лизать, а потом не пожелал со мной целоваться. Это много чегоговорит о парне, если он не хочет поцеловать девушку, которая только что вылизывала его дерьмо. И мама, она такая хорошая, она такая: «Эмеле, ты заслуживаешь лучшего. Будь самасебе сутенершей, девонька!»

Грейс отвела меня в сторонку.

— Эй, — сказала она. — По-моему, у Юнис серьезные проблемы.

— Ха, — сказал я. — У нее отец скотина.

— Я знаю таких девиц, — сказала Грейс. — Хуже не бывает, смесь травм и претензий, росла, типа, в наивном южнокалифорнийском азиатском гетто для богато-среднего класса, там все ужасно поверхностные и поголовно одержимы деньгами. Еще поверхностнее, чем Ноевы подруги. Эми Гринбергхотя бы ясно понимает, что творит.

— Но я ее люблю, — тихонько сказал я. — И, по-моему, она занимается шопингом просто потому, что наше общество азиатам так велело.Как на Кредитных столбах. Я даже слышал, как один парень ей орал: «Эй, муравей, купи что-нибудь, или вали в свой Китай!»

— Муравей?

— Ну да, муравей, который слишком много копит, и кузнечик, который слишком много тратит, знаешь? На плакатах ДВА? Китайцы и латиносы? Адский расизм.