Личное время - Хуан Мирамар

«Пожалуй, имеет смысл зайти в гостиницу, – решил Рудаки, – разузнать, что и как, и, может, переночевать, если паспорт не будут требовать».

– Шукран,[26] – сказал он вознице и спрыгнул с повозки.

– Э… Валла, – возница повторил свое любимое присловье и так же неторопливо поехал дальше, не оглядываясь.

Рудаки немного постоял у входа, размышляя, как лучше вести себя в гостинице, чтобы поменьше вызвать подозрений, но так ничего и не придумал, толкнул обшарпанную дверь и оказался в холле, если это помещение можно было так назвать.

Был это довольно узкий коридор, почти все пространство которого занимала ведущая куда-то наверх крутая деревянная лестница. Под лестницей находилась конторка портье, и сидел за этой конторкой немолодой лысый араб в темном европейском костюме с повязанным толстым узлом желтым галстуком с каким-то непонятным рисунком. Рудаки подошел к конторке и увидел, что на галстуке у портье изображены крокодилы, зеленые крокодилы с разинутыми пастями. Из-за этих крокодилов он даже поздоровался не сразу, а некоторое время стоял и молча смотрел на грудь портье. Портье тоже молчал. Наконец Рудаки очнулся и поздоровался по-арабски.

– Мархаба,[27] – ответил на приветствие портье, потом внимательно посмотрел на рваную куртку Рудаки, на его расцарапанное лицо и грязную футболку и спросил по-английски: – Чем могу быть полезен, сэр? – английский у него был старосветский, очень правильный, и вопрос он задал с идеальной вопросительной интонацией, которая, как правило, иностранцам не дается.

– Вы англичанин? – неожиданно для себя спросил Рудаки.

– Мать англичанка, – ответил портье и представился: – Марко Морган-Милад к вашим услугам, сэр.

– Крис Уземба, поляк, – назвался Рудаки своим фальшивым именем.

– Поляк? – англизированный портье Марко Морган-Милад выразил голосом умеренное удивление. – Далековато от дома, не правда ли, сэр?

– Да не близко, – усмехнулся Рудаки этому «не правда ли, сэр», будто сошедшему со страниц старинного романа из английской жизни, и спросил: – Номер для меня найдется?

– Конечно, сэр, – ответил портье и с гордостью в голосе добавил: – В гостинице есть свой котел – можно согреть воду для ванной. Я предложу вам лучший номер – в нем останавливался сам сэр Уингейт.

– Вот как, – сказал Рудаки. – Спасибо, – кто такой сэр Уингейт, он не знал.

– У вас есть багаж? – спросил портье и тряхнул лежавшим на стойке колокольчиком.

– I travel light,[28] – ответил Рудаки и про себя подивился тому, как быстро он перенял стиль этого Марко Морган-Милада.

На звон колокольчика появился мрачный, бандитского вида араб, которого портье назвал «бой».

– Бой покажет вам ваш номер, сэр.

«Бой» привел его в номер по крутой лестнице, отомкнул дверь и, пропустив его вперед, встал на пороге в ожидании чаевых. У Рудаки были доллары, но только несколько крупных купюр, и дать чаевые было нечем.

– Баадын,[29] – сказал ему Рудаки, и «бой», недовольно хмыкнув, ушел, хлопнув дверью.

Рудаки остался один в большой комнате с высоким потолком и москитными сетками на окнах. Посреди комнаты стояла широкая двуспальная кровать, рядом – антикварного вида стул, а в одном из углов – столик с зеркалом и несколькими выдвижными ящиками. Больше в комнате ничего не было.

Рудаки подошел к окну и откинул сетку. Окна выходили на улицу – он видел из окна вход в гостиницу, возле которого только что стоял, размышляя, заходить или нет. Номер располагался невысоко – не выше второго этажа.

«Можно спрыгнуть, если что, – подумал он, но тут же мысленно себя одернул, – если этот Морган полицию вызовет, прыжок из окна едва ли поможет».

В дверь постучали.

– Войдите, – пригласил Рудаки.

Вошел портье. «Или хозяин, – подумал Рудаки, – почему я решил, что он портье».

– Ванна готова, сэр, – объявил портье (или хозяин), – и я формуляр принес – заполните, пожалуйста.

Рудаки взял карточку – она была на арабском – и сказал:

– Я арабский не настолько знаю, чтобы заполнить. Может быть, вы сами напишете, что надо, а я распишусь, – он протянул вместе с карточкой стодолларовую банкноту. – Фамилия – Уземба, Крис Уземба из Польши.

– Еще номер паспорта требуется, сэр, – Морган-Милад спрятал доллары.

«А ладно, – решил Рудаки, – дам я ему паспорт, что я теряю – все равно он фальшивый, а так, может, в полицию не донесет или донесет не сразу. Все равно с этим паспортом я границу с Египтом не перейду».

Он дал портье паспорт и пошел за ним в конец коридора, где была ванная. Она оказалась огромной, с мраморным полом и высоким потолком, у стены располагалась старинная чугунная ванна, заполненная горячей водой. Рядом, на низенькой скамье, стояло ведро с кипятком и лежал ковшик.

– Ужин вам в номер подать, сэр? – спросил портье, уже стоя в дверях.

– Да, в номер, пожалуйста, – ответил Рудаки и тут же почувствовал зверский голод. – Вы там что-нибудь наскоро сообразите, а то я проголодался, честно говоря, – и добавил: – Я мыться недолго буду.

– Ужин будет через полчаса, сэр, – сказал портье и собрался уходить, но Рудаки остановил его.

– Господин Морган-Милад, я попрошу вас, поменяйте на фунты немного долларов из тех, что я вам дал, – для слуги, а то мне нечем было дать ему чаевые.

– Не беспокойтесь, сэр, он в обиде не останется, – портье приложил руку к сердцу – все-таки арабская его часть проявляла себя – и торжественно удалился.

Рудаки разделся и опустился в горячую воду, постанывая от удовольствия и отчасти от боли – на ногах были многочисленные ссадины и кровоподтеки, следы недавней безумной гонки по усеянной камнями пустыне.

«Нельзя расслабляться, – убеждал он себя, лежа в ванне, – не известно, кто такой этот Морган-Милад, – сдаст полиции, пока я тут голый лежу». Но убеждения не действовали – уж очень хорошо было так лежать и отмокать от грязи и пота, которые, казалось, проникли в каждую пору.

Когда наконец ему удалось заставить себя начать мыться, постучал портье и спросил, можно ли подавать ужин.

– Еще минут десять, – крикнул через дверь Рудаки, и действительно, не позднее, чем через минут пятнадцать вошел в свой номер.

Ужин уже ждал его на низком столике возле кровати. Правда, надо было надеяться, что не весь ужин – на столике пока была только «мезза» – традиционный арабский набор закусок к араку. Присутствовал и сам арак в высоком стакане – рядом стоял второй стакан с водой, чтобы разбавлять арак.

Рудаки арак любил – пристрастился к этому напитку еще в первые свои командировки на арабский Восток. Ему нравился и мягкий вкус этой водки, и запах аниса, будивший детские воспоминания об успокоительных «каплях датского короля», которые пили престарелые родственники, – воспоминания, скорее всего, ложные, так как его престарелые родственники были по преимуществу военными врачами, людьми суровыми и в успокоительных каплях не нуждавшимися; этот запах неизменно пробуждал в памяти и навязчивую песенку из какого-то кинофильма: «"Капли датского короля" пейте, кавалеры!».