Историки Французской революции - Варужан Арамаздович Погосян

все три рецензии в одном номере журнала, причем именно в том, который был посвящен памяти Ж. Годшо[545]. Мне было очень грустно, что мой вдохновитель не смог прочесть их в опубликованном виде. Но не сомневался, что выйди они в свет при его жизни, он бы, конечно, откликнулся. В то же время я воспринял эти публикации в посвященном ему номере как возвращение моего скромного долга светлой и незабвенной памяти историка, которому я столь многим был обязан в науке.

То, что не довелось сделать Ж. Годшо, после его кончины выполнил А.В. Адо. О выходе этого номера журнала я, находясь в конце 1990 г. в Ереване, узнал из письма Анатолия Васильевича, которому мой ереванский адрес до того времени даже не был известен. В отличие от многих своих советских коллег, не считавших, по-видимому, необходимым уделять внимание популяризации своих достижений во Франции, он сразу же откликнулся на мою инициативу: «Только что получил “AHRF’à N 281, и увидел там Ваши рецензии на книги В.А. Дунаевского, Л. Пименовой и Б. Итенберга. Поздравляю Вас с их выходом, в [этой] связи и хочу сказать Вам, что Вы сделали очень нужное дело. Обычно за границей очень плохо знают о том, что мы публикуем о Фр[анцузской] рев[олюции], и в этом плане информация, которую Вы делаете, очень существенна. Если найдете Вы время, – думаю, неплохо Вам и дальше продолжать это (стать в том смысле советским Годшо), держать французских коллег в курсе того, что мы делаем»[546].

Весьма тронутый, я в ответном письме поблагодарил А.В. Адо за информацию, за проявленное внимание и добрые слова. Заинтересованный в продвижении нашего общего дела, он и впредь неоднократно поддерживал меня как в своих письмах, так и в личных разговорах, высказывая свое твердое убеждение в необходимости упрочения этой позитивной тенденции. Так, в письме от 12 января 1991 г. он писал: «Полностью разделяю Ваши мысли о необходимости как можно полнее информировать французских коллег о наших работах, тем более что M. Vovelle (он и мне говорил об этом) тоже так считает. Просто мы очень неповоротливы в этом деле, и тем более надо приветствовать Вашу инициативу и Ваши усилия. Очень надеюсь, что Вы и далее сможете выкраивать время для этой столь нужной работы»[547].

Попутно отметим, что первые попытки в этом направлении были предприняты еще крупнейшим представителем дореволюционной российской науки Н.И. Кареевым, а затем – одним из основоположников советской марксистской исторической школы Н.М. Лукиным. Оба они выступали в авторитетных французских журналах с обстоятельными обзорными статьями о достижениях российской и советской науки[548]. К сожалению, последователей у них не было.

Я давно заметил, что Анатолий Васильевич, с которым я общался не так часто, будучи крупным организатором науки, внесшим неоценимый вклад в развитие советской исторической науки, так же как В.М. Далин и Г.С. Кучеренко, был всецело поглощен бескорыстным служением делу, не стремясь выставлять напоказ свое имя[549].

В то же время после разговора с Ш.-О. Карбонелем я задумался над тем, что его упреки в адрес советских историков не лишены основания. Ведь мы, теперь уже бывшие советские историки, концентрировали внимание главным образом на достижениях марксистской науки во Франции, а что касается представителей других направлений, и в частности «критического», группировавшихся вокруг школы «Анналов» и именуемых у нас в стране «ревизионистами», то к их научному творчеству проявлялось очевидно предвзятое отношение. Мы либо обходили молчанием труды этих авторов по истории Французской революции, либо писали о них под определенным, четко проявляющимся негативным углом зрения, подвергая их взгляды жесткой критике только на том основании, что они шли вразрез с марксистской интерпретацией истории Революции. Обе тенденции прекрасно прослеживались на Западе, о чем не раз писали и напрямую нам говорили многие выдающиеся французские исследователи, в том числе Э. Леруа-Ладюри и М. Ферро.

Не одобряя в глубине души такое отношение к французской исторической науке, я поделился этими мыслями с А.В. Адо. Вскоре выяснилось, что и он ратовал за представление на должном научном уровне достижений французской немарксистской науки в советских журналах, а потому одобрил мою позицию и на этот раз, за что я ему был весьма признателен. В январе 1991 г. он писал мне в этой связи: «Разумеется, справедливо и другое – наши отклики на французские работы; и здесь Ваши усилия очень уместны. Рецензия З.А. Чеканцевой прошла редколлегию [“Новой и новейшей истории”] [см. об этом далее. – В. П.], надеюсь, скоро будет опубликована. Отклик Ваш на “Dictionnaire historique de la Rév[olution] fr[ançai]se’à был бы очень нужен[550]; и, одновременно, очень бы важно откликнутся на изданный под руков[одство]м Furet и Ozouf “Dictionnaire critique de la Révolution française”. Словом, я желаю Вам всякого успеха в том важном и нужном деле, которому Вы посвятили усилия»[551].

Но в годы советской власти дать объективную оценку достижениям западной немарксистской науки было делом не из простых. Ведь даже Ж. Годшо, не раз выступивший с острой критикой в адрес Ф. Фюре, был «удостоен» со стороны одного из советских авторов, М.Н. Соколовой, для которой марксистские постулаты превратились в буквальном смысле слова в «idées fixes», «почетного» титула «буржуазного историка»[552]. Попутно отмечу, что в 1984 г. при подготовке одного историографического обзора[553] у меня появилось желание выступить против такой несправедливой, по моему убеждению, оценки Ж. Годшо. Однако Е.Б. Черняк, человек крайне осторожный и очень доброжелательно ко мне относившийся, с советами которого я неизменно считался как в научных, так и в жизненных вопросах, категорически воспротивился этому, исходя из моих интересов. Выслушав внимательно его возражения, я решил воздержаться от своего намерения. Однако когда горбачевская оттепель, неудачно названная перестройкой, всколыхнула все сферы жизни советского общества, открыв их новым веяниям, я все-таки не упустил первую же появившуюся возможность. чтобы хотя бы в общих чертах выразить свое негативное отношение по поводу такой оценки.

Итак, после разговора с Ш.-О. Карбонелем я решил в меру своих возможностей предпринять кое-какие шаги, направленные на популяризацию в советских журналах достижений французских историков, не придерживавшихся марксистской методологии. После кончины В.М. Далина в 1985 г. у меня возникли затруднения с публикацией статей во «Французском ежегоднике», и я стал сотрудничать с журналом «Новая и новейшая история». К руководителям журнала, ныне покойным Е.И. Тряпицину и В.Д. Вознесенскому, я обратился в 1988 г. с предложением написать рецензию на только что появившуюся книгу Ж. Годшо «Французская революция. Комментированная хронология, 1787–1799». Вот там-то, в одной из сносок, с согласия

B. Д. Вознесенского, к