Романтический эгоист - Фредерик Бегбедер

Музей Родена.

Ужин в России, во время которого кто-то спросил: “Кстати, кто оплатит счет?” — и получил ответ мертвецки пьяного консула: “Франция”.

Все эти Граали, придающие мне мужества.

понедельник

Я как дурак приперся на открытие “Нирвана-лаундж” (ул. Матиньон) на два дня раньше и напоролся на Клода Шаля с пыльными кругами под глазами. Рабочие в комбинезонах сверлили стены сортира; перевернутые стулья были водружены на столики. Короче, вечеринкой века тут даже не пахло. К счастью, хозяин сжалился надо мной и повел меня на экскурсию по подвалам клуба: роскошь постсемидесятых, обивка, как дома у Ленни Кравица, эквалайзеры на стенах и гигантская виниловая пластинка вместо танцпола. Круглые кресла по краям, как в финских журналах по дизайну. Мягкий свет пробуждает желание кинуться на пуфы и блевануть на обкуренных манекенщиц. Чувствуя себя Терминатором, я покинул это заведение, обещая себе “I’ll be back” (но так туда и не вернулся).

вторник

Ален Шабат устраивает ужин в “Бэн-Душ”, они с Офели нарочно приходят с опозданием. В отместку мы с Кадом[328] делаем вид, что не узнали его, но ему плевать, учитывая четырнадцать миллионов его новых друзей[329]. С тех пор как Джой Старр вставил себе зубы, он стал отличным диджеем: запускает Майкла Джексона, воя в микрофон (совсем как я в “Випруме”). Я кричу: “Ура!”, но Франсуаза умоляет меня заткнуться, потому что ему может послышаться “дурак” и он даст мне в зубы. Джамель Деббуз нацепил идиотскую шляпу, что, впрочем, не отвращает высокую брюнетку справа от него, думаю, он понравился бы ей даже с миксером на голове. Что касается Фарруджи[330], то он вообще не пришел, потому что у него земля горит под ногами, и с его стороны было бы неразумно подливать в огонь водки.

среда

Почему я снобировал вечеринку “Элль”? Потому что я слишком стар, чтобы гудеть три ночи подряд, вы что хотите, чтобы я совсем загнулся? Вместо этого я решил почитать “Это слава, Пьер-Франсуа!”, сборник статей Матцнева[331], вышедший в “Табль ронд”. И вычитал там свой девиз: “Чем значительнее художник, тем вернее оказывается он в плену своих навязчивых идей”.

четверг

Снова-здорово! Ну и неделька выдалась! Сегодня открывается после ремонта “WAGG” (“Whisky à Go Go”[332]). Тут полностью поменяли интерьер, и вход теперь не с улицы Сены, а с Мазарини, под “Алькасаром”[333]. Получилось что-то вроде провинциального клуба геев (сводчатые подвалы, голубой свет, в котором хорошо выглядеть невозможно, “симпатичная” клиентура, “милая” обстановка), тут не позвездишь. А как узнать, что вечеринка не очень звездная? Когда главная знаменитость — это я.

пятница

Я придумал, как жить в свете, будучи близоруким, — надо все время улыбаться. Выглядишь полным идиотом, зато не наживаешь себе врагов.

суббота

Все богатеи должны голосовать за коммунистов, чтобы искупить свою вину. Над красными миллиардерами потешаются, но мне кажется, они выглядят пристойнее миллиардеров, которые жалуются, что платят слишком высокие налоги.

воскресенье

“Реализовать свои фантазмы — это значит убить мечту”, — говорит Франсуаза. А Франсуаза всегда права. Я захотел сыграть в Жюля и Джима[334], устроив любовь втроем с ней и Людо. Но некоторые свои желания лучше не утолять, чтобы не превратиться в пресыщенного скептика. Благословим неудовлетворенные желания, будем холить и лелеять несбыточные мечты: желание сохраняет нам жизнь.

понедельник

Ужин в “Компер”, ресторане Оливье Кастеля (ул. Леопольда Робера, Париж, Четырнадцатый округ). Я спрашиваю, как поживает его брат Гийом.

— Ну… Он где-то между Индией и Пакистаном… Черт, забыл, как место называется… это курят…

— Афган? Иран?

— Нет! Он в Кашмире!

— Ты что, куришь свои свитера?

— Ну да, когда больше нечего…

вторник

Вечеринка Стефана Марэ[335] на улице Принцессы. Мы слишком много тусуемся, я даже начинаю волноваться. Но не могу же я упустить возможность поупражняться в своем любимом спорте: делать вид, что не узнаю людей, которых узнаю. Ну, само собой, это не касается Доминик Иссерман[336], которая знакомит меня с Линдой Евангелистой. Я спрашиваю, не обрыдло ли ей с шестнадцати лет получать вспышки в морду? Она не улыбнулась: может, не расслышала? Сегодня я в агрессии, потому что думаю о Жан-Франсуа Жонвеле, который сидел в этом кресле на предыдущей вечеринке Стефана Марэ. А теперь где он сидит? По правую руку от Сиеффа[337] ? Я бы пожелал ему лучше растянуться под сенью ангела-искусителя, задницей на мягком облаке, на черно-белом длиннофокусном снимке. Виктуар де Кастеллан расстегивает мою рубашку от Эрика Бержера, чтобы прилепить птифуры на мой безволосый торс, и я не протестую. Жеральд Мари[338] просит у меня мой номер телефона: может быть, меня ждет карьера манекена? Когда-нибудь я добьюсь своей цели — стану картинкой. Фредерик Санчес ставит “Rock it” Херби Хэнкока, и — держите меня трое, не то я засмерфую[339] в ведерке со льдом.

среда

Перлы этой ночи: “Мне нравится эта девица, только она ела последний раз в 1997 году”, “Не хочешь поскользить по волнам моей спермы?”, “You are so you!”[340], “Не знаю, в курсе ли ты, но из-за тебя я только что потеряла десять секунд своей жизни”, “Моя единственная религия — это я сам”.

Весна Доброй ночи, подлунный мир

Одно из главных правил искусства — не тяни!

четверг

Открытие “Стрингфеллоуз” на площади Ньель: всё как раньше, только голышом. Благодаря “Пинк платинум”, “Хастлер” и “Стринг-феллоуз”, Париж возвращает себе довоенную репутацию: это город голых баб с поднятой ногой. Мы все fellows[341] стринга! Я завожусь от блестящих тел, торчащих грудок, гладких писек, розовых ротиков и выгнутых спин с бороздкой поперек, по которой стекает пот и диоровский “J’adore”[342] ! Переезжаю в клип R&B! Изменять глазами — самый приятный способ хранить верность.

суббота

“Я художник, вовлеченный в коммерческую стратегию”. Самого классного парня на земле зовут Том Форд. Чтобы каждое мгновенье вашей жизни было прекрасно, спросите себя, что бы на вашем месте сделал Том Форд. Нет, он бы так не оделся. Нет, с этим чудовищем он бы не поздоровался. Нет, никому, кроме Карла Лагерфельда, он не улыбается. Нет, эту статью он бы не прочел, потому что находился бы в этот момент в пустыне Нью-Мексико и листал бы, позевывая, “Wallpaper”, весь в черном, прислонившись к белой стене своей виллы, где он устроил бы частную вечеринку, на которой гости, словно вышедшие из альбомов Брюса Вебера[343], доставили бы друг другу море удовольствия.

воскресенье

В чем проблема следующих сорока лет моей жизни? Попытаться прожить их счастливо, не будучи Томом Фордом.

понедельник

Отвратное пробуждение: Франсуаза не ночевала дома, и у меня не получается совсем на это наплевать. Обедаю с Жан-Полем Энтовеном, моим издателем и, несмотря на это, другом.

— Как дела? Ну и физиономия у вас!

— Ну как вам сказать… Я бы не прочь покончить с собой.

— Это бы здорово повысило тиражи ваших книг. Вы бы тут же стали культовым автором, как Бротиган или Сильвия Плат.

— Спасибо…

— Проблема в том, что после самоубийства этим трудно воспользоваться.

Вот так он меня вылечил от подобных мыслей. Можно считать, что в тот день Жан-Поль Энтовен, сам того не подозревая, спас мне жизнь.

вторник

Валь Пачино угощает меня новым коктейлем, который он окрестил “Жидким коксом”. Треть водки, треть “Get 27”, треть “Перрье”. “Get 27” смягчает горечь водки, а пузырьки “Перрье” ускоряют проникновение алкоголя в кровь. Три стакана, опрокинутые в темпе, превращают вас в живой стробоскоп.

среда

Залив в себя несколько литров “Жидкого кокса” на вечеринке “ВСД”, я утратил способность вразумительно рассказывать о ней. Как обычно, этот журнал имел несчастье попросить меня заняться warm up, то есть ставить диски с 11 вечера до полуночи, чтобы помешать взойти на сцену “Вип-рум” великой Еве Гарднер[344]. Я тоскливо свожу “Сьюпримз” со “Студжиз” и выкрикиваю непристойности в микрофон. “Трахни в зад мою киску!” — самая моя любимая (сегодня вечером я сексуально озабочен — с той минуты, когда Марк Дорсель познакомил меня с Мелани Кост[345], а Патрик Бессон начал кадрить мою подругу). Плазменные экраны передают репортаж с фотосессии Эстель Дезанж[346] в бикини, в окружении лоботомизированных венгерок. То, что происходит на экране, мне нравится больше того, что я вижу в зале. Публика освистывает паузы между дисками, хотя это мой фирменный знак, собственный патент, типа торговая марка Дюфрена — как провалить сет, не разогнав при этом танцпол. Раскрыть вам секрет? Не вопрос: поставь я даже невесть что, никто все равно не уйдет, пока бар открыт. Один псих подарил мне новую настольную игру: “Либертин арт” (что-то вроде “Счастливого случая” для свингеров). Мне не терпится вернуться домой, чтобы сыграть партию. “Вы с вашим партнером завязываете друг другу глаза и пускаетесь на поиски ароматов, источаемых вашими телами”, — гласит карточка номер 46. Скрэббл явно устарел.