Неизвестный Леонардо - Джан Вико Мельци д'Эрил

Леонардо, работая над трактатом О фигуре человека, постоянно обращался к союзу слова и образа, при котором текст и рисунок служили для более полного усвоения изложенного материала. Однако в самом начале трактата, по крайней мере в первых разделах, он, в отличие от научных книг того времени, отдавал предпочтение рисунку, а не тексту, считая, что наглядное изображение точнее и красноречивее любого словесного описания[198]. С легкой иронией он вступает в полемику с литератором:

Сочинитель, какими словами ты опишешь все совершенство строения, которое передает здесь рисунок?.. Не вторгайся в сферы, воспринимаемые зрением, с тем, что осознается через слух, потому что тебя во много раз превзойдет творение художника[199].

Леонардо, обладая бесподобной способностью визуального отражения своих исследований, тем не менее в 1500 году меняет свою точку зрения, делая такой вывод: «Следовательно, необходимо изображать и описывать»[200]. Слово постепенно обретало свою дополнительную ценность. По мнению современного английского историка Мартина Кемпа, рисунок тщательно изображал какой-либо орган, а текст объединял изображение с описанием его функций: рисунки фотографировали органы, а тексты поясняли, какую роль они играют в организме[201].

Анатомия опорно-двигательного аппарата излагалась Леонардо на основе опыта, полученного в ходе длительных занятий анатомированием. Рисунки располагались в соответствии с реконструктивным методом, подсказанным Леон Баттиста Альберти в трактате О живописи, следуя от внутреннего к внешнему, Леонардо вначале изображал строение костей, которые «постепенно обволакивались нервами, венами и мышцами»[202].

Леонардо собирался связать свои взгляды на строение человеческого тела с выводами, составленными на основе общего изучения мира в целом: человек был моделью Вселенной, и все остальное должно было строиться в соответствии с этой формой. Результаты исследований Леонардо могли бы положить начало современной анатомии человека, но роковая неосведомленность научного мира в существовании открытий, сделанных да Винчи, не позволила ему оказать влияние на ученых последующих столетий. Основоположником современной анатомии сегодня считается фламандский медик Андреас Везалий (1514–1564), который в год смерти Леонардо был пятилетним ребенком, а впоследствии стал лейб-медиком императора Карла V и его сына Филиппа II. Научные сведения, изложенные в его книге О строении человеческого тела[203], вышедшей в Базеле в 1543 году, были более полными, чем результаты исследований Леонардо, но рисунки значительно уступали по качеству исполнения, к тому же описание отдельных участков тела располагалось в произвольном порядке, а общий взгляд на строение человека был весьма фрагментарным. Леонардо же неоднократно говорил о необходимости «цельного знания», называя разрозненные изображения отдельных частей тела «вещью просто чудовищной»[204]. В любом случае, знакомство с рисунками Леонардо ограничилось узким кругом коллекционеров, и книга Везалия была признана первым научным трудом, опирающимся на анатомические диссекции, а сам он был назван основоположником современной анатомии. Гениальность Леонардо, художника и ученого, позволила ему создать серию блистательных рисунков, чья точность оставалась непревзойденной вплоть до XIX века, а графическая четкость могла сравниться только с изображениями, полученными после появления фотографии, рентгеновских лучей, компьютерной томографии и ультразвука. Среди художников эпохи Возрождения Леонардо первым приступил к подробным анатомическим исследованиям для одновременного расширения своих знаний и развития творческих способностей. В живописи он стремился к изображению человека в точном соответствии с его анатомическим строением. Леонардо отвергал наивное изображение человеческого тела с буграми напряженных мышц без знания их внутреннего строения, из-за чего оно становилось похожим на «мешок, набитый орехами, а не на тело человека»[205]. В творческом процессе Леонардо-художник обращался к достижениям Леонардо-ученого, используя его знания в художественном творчестве, и следовал в обратном порядке в научных исследованиях. Однако, двигаясь по этому пути, предупреждал маэстро, мало обладать одним умением переносить на лист бумаги изображение фигуры человека:

И если ты полюбишь эти занятия, то, возможно, тебя будет удерживать тошнота из-за слабого желудка, а если это тебе не препятствует, тебе, быть может, помешает страх очутиться в ночное время среди разрезанных, распотрошенных тел мертвецов, пугающих одним только своим видом, а если и это тебя не смутит, то, возможно, тебя остановит бессилие сделать хороший рисунок, каким только можно передать подобные формы[206].

Спустя пятьсот лет анатомические рисунки да Винчи, как и прежде, блистают своей красотой, и мы продолжаем любоваться их изумительной точностью и неповторимой пластикой.

Но что бы сказал Леонардо, когда бы увидел лозунги, «украшавшие» стены медицинского факультета в середине шестидесятых годов прошлого века во время так называемой студенческой революции? Он, лишенный в юности права учиться в университете, самоучка, ставший великим ученым-анатомом, при входе в Павийский университет оказался бы вдруг перед двустишием, начертанным огромными буквами на ступенях лестницы, ведущей в Институт анатомии человека: «Над анатомией не будем гнуть спину, долой экзамены, даешь народную медицину!»[207]

Впрочем, и во времена Леонардо дела обстояли не лучшим образом. В архиве университета сохранились многочисленные жалобы профессоров, в одной из которых говорилось: «Счет мерзким пакостям растет изо дня в день, потому что дерзости этих преступников не получают ни наказания, ни порицания от ректора»[208].

Сам Леонардо во время совместной работы с Маркантонио делла Торре посещал анатомический зал в университете Тичино и на лекциях сталкивался со смутьянами и нарушителями спокойствия, которых он называл «сократителями – «abbreviatori» лекций: «Они как звери сбиваются в стаи, а их угодники все цепные псы и хищные твари…»[209]

7.7 Стихия воды

У самого подножия «шпалер» на вилле Мельци протекает канал Навильо Мартезана, который несет воды Адды от Треццо, стоящего в нескольких километрах от Ваприо, к Милану. Канал начинается с водозабора в Кончеза и тянется вдоль русла Адды, отгороженный от ее потока мощной дамбой, и в Ваприо он уже на десяток метров возвышается над уровнем реки. С верхней террасы виллы открывается чудесный вид: канал повторяет все излучины реки, отделенный от нее дорогой, проложенной по гребню дамбы, ставшей искусственным водоразделом. У одного из поворотов реки находится водосброс, который открывают, когда уровень воды в канале достигает критической отметки, или «при необходимости осушить канал для ремонта или очистки,