На скосе века - Наум Коржавин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В американском доме творчества
1Всё не зря… Столько местЯ узрел… И какие места!.. Так был горек отъезд —Я ведь знал, что отъезд в никуда.
Здесь я — кит на песке.Но раскаяньем я не томим.Не обманут никем —Ни молвой, ни собою самим.
Вёл не страсти накал —Ясный смысл… В общем, всё я учёл:Я свободы искалИ её здесь в избытке нашёл.
В свете яркого дняВпредь вовек — ни в жару, ни в мороз —Не потащат меняНа опасный и глупый допрос.
Ни в ГБ, ни в Союз…То, что было, тому уж не быть.Я другого боюсь:Как всё это бывает — забыть.
Как все видят сквозь тьму,Устают, находясь на краю,Или пишут в Крыму,В Доме творчества, словно в раю.
И как бьёт через крайТайно радость, осилив беду,Словно веря, что рай —Род оазиса в чёрном аду.
Не забыть бы про страх,Про двойной их и двойственный труд.И о тех тайниках,Где романы их времени ждут.
Иль в счастливейший год,Соблазняя надеждами нас,Бьются рыбой об лёдИ его пробивают подчас.
В кандалах, в синяках,От потерь инвалиды уже…То, что в тех тайниках,И в моей ещё ноет душе.
Я свободы достиг.Но стою совершенно одинВ мельтешенье пустыхМыслей, чувств, посягательств, картин.
Мельтешат — не унять.Правит миром, уставшим пахать,Не стремленье понять,Не любовь… Страсть мелькать и мелькать.
Страсть блестеть и не греть,Страх увидеть предел и черту:Остановка как смерть,Как паденье в свою пустоту.
Грохот ног, всплески рук:Ритма нет, и не стоит искать.Пусть всё гибнет вокруг!Лишь бы всё продолжало мелькать.
Полный смыслом другим —Тем, что были, что будут века,Я здесь нужен такимЕще меньше, чем дома ЦК.
И живу как в гостях.За бортом — без надежд и хлопот.— Знал, что будет всё так?— Знал… Но думал: авось пронесёт.
Видно, дело к концу.Но сейчас, о весенней поре,Вновь живу я в лесу,Словно в Ялте на светлой горе.
И себя самогоВспоминаю — всю радость свою.Отойдя от всего,В Доме творчества — словно в раю.
Словно те ж тут места,Та же тяжесть на трудном пути…А не просто беда,От которой уже не уйти.
Сзади — все рубежи.Но вокруг ещё зелень и свет…Странный сон… Длится жизнь…А её уже, в сущности, нет.
2Моего ль это только закатаБеспощадные жала лучей?…Был я прав иль не прав, но когда-тоЯ уехал из жизни своей.
Да, я знал, что побег — не победа,Что хоть выпадет всё потерять,Но от старости я не уедуИ от смерти не выйдет удрать.
Мне не снилась, хоть многим и снится,Словно пляж посредине зимы,Золотая страна — Заграница,Праздник жизни, побег из тюрьмы.
Да, свобода… Но предан ей свято,Знал и там я, что с ней тут беда:Запах тленья и жала закатаПроникали ко мне и туда.
Запах тленья там гуще… Но в годыВплетены на последней чертеНесвобода и жажда свободы,Тяга к правде, порыв к чистоте.
Но не встал я за истину грудью.Представлял, как, смущаясь слегка,Мне в ответ прокуроры и судьиСтанут дружно валять дурака.
И добьют меня (всё понимая):«Что ж, хотел не как мы, так смотри…»Здесь — не то. Но острей донимаютТот же запах и краски зари.
Запах тленья — чуть слышный, нежуткий.Он ласкает — амбре, а не прах.Он во всём: в посягательствах, в шутках,В увлеченьях, в успехах, в стихах.
Всё — как жизнь, всё — кружится, всё чудо.Всё — летит, создаёт кутерьму.Лишь одно — никуда ниоткуда.И ещё — ни с чего ни к чему.
…Мчится поезд… Слезать мне — не скоро.Любопытствую — лучше б уснул.Вновь чужой, неопознанный городВесь в огнях за окном промелькнул.
Вновь чужое, холодное пламя.Снова мысль, что уже навсегдаЗа штыками, лесами, полямиВсе остались мои города.
Всё равно я тянусь туда глухо.Здесь живу, не о здешнем моля.Очень жаль, но не будет мне пухомЭта добрая, в общем, земля.
Очень жаль… Хоть и глупо всё это —Словно барская блажь или грусть.Потому что побег — не победа,И назад я уже не вернусь.
Всё равно и в своём отдаленьеЯ — отринув недальнюю тьму —Краски вечера, запахи тленьяЗа рассвет и расцвет не приму.
До конца!.. Пусть всё видится остро,И теней не смущает игра,Чтоб потом не стыдиться притворства,Если выйдет дожить до утра.
3. Прощание с Яддо[5]Я назад не хочу. Ни туда, где я нынче живу,Ни в Париж, ни в Милан, ни в Женеву, ни даже в Москву.Хоть и хватит блуждать, хоть пора — не о том ли и речь? —Вновь друзей повидать и в суглинке навеки залечь.Чтоб, горька, незабвенна, в любом состоянье жива,Надо мной постепенно в себя приходила Москва.То спокойно, то круто, то ложью восстав против лжи,И чтоб все эти смуты, как струпья, спадали с души.И чтоб в лике усталом и пристальной ясности глазТо ясней проступало, за что мне мила и сейчас.Тут не светлая вера, а знанье жестокое тут —Ощущенье барьеров из лет, расстояний и смут.То, что в двери стучится, настойчиво лезет в окно.То, что может случиться и, может, случиться должно.Правда века есть бездна — недаром всё тонет во мгле.И не будет мне места до смерти на этой земле.Там как здесь — сон ли, явь ли — одни пустословье и спесь.Суеты и тщеславья, и мести гремучая смесь.Что мне весь этот рынок и споры, что рынку под стать?Выбираю суглинок — постель, чтоб свой век переспать.Выбираю охотно — мне этот возврат по плечу.А другой — значит, Потьма!.. А я и туда не хочу.Ни за стены-запоры — пусть дружба за ними сильна.Ни в научные споры, чьей нации больше вина.Не сужу, не кричу. Знаю: святы такие места.Лишь назад не хочу: ни в Париж, ни в Милан, ни туда.Не порыв, а надрыв — память сердца про боль бытия.Я пока ещё жив, но эпоха уже — не моя.Все упёрлось в «сегодня», а даль — беспощадно пустаИ почти безысходна простая моя правота.Впрочем, всё ни к чему: век уходит под нож к палачу.Я и гибель приму… Лишь назад никуда не хочу.Нет, не тянет в столицы чужие, не манит в моря.Лишь московский мне снится суглинок. И, может быть, зря.
1978* * *
На жизнь гневись не очень —Обступит болью враз.Всё высказать захочешь,А выйдет — пересказ.
И будешь рваться с боемНазад — сквозь тьму и плоть, —От жизни этой больюОтрезанный ломоть.
Начнёшь себе же снитьсяОт мыслей непростых.И в жажде объяснитьсяТонуть в словах пустых.
Как будто видя что-тоВ себе — издалека…Расплывчатое фото,Неточная строка.
То ль свет застрял слепящийВ глазах — как зов мечты,То ль жизни отходящейСтираются черты.
1981* * *